Зной пустыни - Александра Торн

— Долг — понятие чисто армейское.

— Я старалась забыть, но мне все равно тебя не хватало, и я еще больше ненавидела себя.

— Мне тоже.

— Разве от этого легче?

— А от чего тебе стало бы легче?

— Если бы я смогла все забыть, — честно ответила Арчер.

— Постараюсь, чтобы этого не произошло.

— Я хочу тебе кое-что сказать. Обещай выслушать меня и не перебивать. С нами произошло настоящее чудо. В Санта-Фе я просто любила тебя, а теперь я содрогаюсь от мысли, что это была всего-навсего супружеская измена. Здесь, в этом городе, я не могу думать иначе.

Роман побледнел.

— Никогда так не говори. Черт возьми, Арчер, мы любим друг друга и не можем делать вид, что ничего не произошло. Единственной ошибкой было бы пустить под откос твою жизнь, да и мою тоже.

— Но пойми, я не могу вести себя, как в Санта-Фе. На Рождество вернутся домой Луис и мои сыновья. Мне что, наплевать на них и уйти?

Роман едва не спросил: «А как же я? Что будет с нами?» — но вовремя сдержался. Арчер выглядела такой измученной, под глазами обозначились тени. Он не хотел быть причиной ее горя, но и сдаваться не собирался тоже.

На какое-то мгновение Роман потерял дар речи. Его чувства требовали выражения на более романтическом языке — французском или итальянском.

— Я люблю тебя и знаю, что это взаимно, — наконец произнес он. — Я не хочу тебя принуждать.

— Мне будет очень больно оттого, что ты здесь, что тебе одиноко, что ты многим пожертвовал ради меня. Возвращайся домой, — тихо закончила она, опустив голову.

— Мой дом — ты, — без колебаний ответил Роман. — Но клянусь, если ты, глядя мне в глаза, скажешь, что не любишь меня, я немедленно уеду.

— Ох, Роман, что же нам делать?

Он нежно коснулся ее лица.

— Подскажи, где здесь можно найти подходящую квартиру.

— Что-то вы сегодня рано. — Росита внимательно посмотрела на Лиз. — Вид у вас счастливый. Хотите поесть? В последнее время вы слишком мало едите.

— Нет, не хочу. Я пришла немного поспать. Знаешь, сегодня я впервые почувствовала, что могу нормально уснуть.

— Bueno[16].

— Разбуди меня в шесть. Вечером я обедаю с Риком Мейсоном.

Она легла в постель, накрылась одеялом и с удовольствием потянулась. День выдался на редкость удачным. Де Сильва очарователен, да и вообще он — гений. Теперь она уверена в будущем.

И Лиз сразу уснула.

Внезапно она почувствовала, что не одна в комнате. Так и есть, это Алан. В темном костюме и ослепительно белой рубашке, оттенявшей бронзовую кожу и рассыпанные по плечам волосы. Почему Росита не сказала, что Алан здесь?

— Я должен был тебя увидеть, — сказал он, закрывая за собой дверь спальни. — Теперь мне все известно.

— И ты не разлюбил меня? — воскликнула Лиз. — Я тебе не противна?

— Конечно, нет. Почему ты не рассказала мне раньше? Как же тебе было тяжело носить в душе такой груз. Ты меня простишь, позволишь вернуться?

— Алан, дорогой, я так долго ждала тебя.

Вскочив с постели, Лиз как на крыльях полетела ему навстречу.

Нежно прижав ее к себе, Алан ласкал языком ее губы, шею, закрытые глаза. Она так этого хотела, так мечтала о близости с ним, что не верила своему счастью. Но мечта стала реальностью. Сильные руки оторвали ее от пола и понесли на кровать. Под гладкой кожей перекатывались сильные мускулы. Как он прекрасен! Лиз наконец ощутила желанную тяжесть любимого мужчины.

— Я так хотел тебя! — выдохнул Алан и засмеялся от счастья.

Она ласкала его плечи, спину, бедра, пока он страстно целовал ее грудь, нежно покусывая соски. Уже не было силы терпеть сжигавший ее огонь, но Лиз хотелось еще раз взглянуть на любимого. Она заставила Алана лечь на спину.

— Милый, полежи спокойно.

Горячие губы коснулись его груди, спустились к впадине живота, а руки тем временем медленно скользили по бедрам к горящему желанием факелу.

Алан застонал.

— О Лиз! Боже мой, Лиз!

Ее губы сомкнулись над упругой головкой члена.

Алан снова застонал, нежно уложил Лиз на спину и стал жадно целовать несравненное тело, а она, обхватив руками его голову, тихонько подталкивала ее все ниже…

В дверь постучали.

— Уже шесть часов. Пора вставать.

Лиз открыла глаза и застонала от досады. В спальне — никого. Это всего лишь сон, чудесный, сказочный, но только сон. Реальностью будет обед с Риком.

Глава 12

19 декабря 1988 года

Галерею освещали огни праздничной иллюминации, на окнах висели разноцветные гирлянды, но все это совершенно не радовало Лиз. Она вообще не придавала значения праздникам, а в этом году ей было особенно тяжело.

Дни расписаны по минутам — обеды, официальные балы, приемы. Ее профессия требовала общения с нужными людьми в нужное время в подходящем месте. Раньше рядом с нею был Алан, который терпеливо сопровождал Лиз во все фешенебельные галереи и дома Скоттсдейла. Теперь ей пришлось скрепя сердце просить Рика.

Когда они вместе появились в обществе, женщины бросали на Лиз завистливые взгляды, но она продолжала безумно тосковать по Алану, хотя минуло уже пять месяцев. Стоя у окна, она думала о том, что будет делать, если судьба подарит ей еще один шанс. Предположим, она скажет Алану правду. И что? Простит ли он ей годы лжи? Поймет ли, почему она это делала? А может, разозлится еще больше, чем в тот день, когда она показала ему статью в «Гэлакси»?

Лиз закрыла глаза. Хватит терзать себя бесплодными рассуждениями. С минуты на минуту должны приехать Алан и Хэнк, чтобы отобрать картины на выставку в музее Гуггенгейма. Надо приготовиться к их приезду.

У нее был раз и навсегда заведенный порядок — фотографировать все картины, которые она продавала коллекционерам или отправляла на хранение в другие галереи. Слайды прикреплялись к карточкам с данными, которые хранились в папках из несгораемого картона.

Полка Алана уже переполнилась, и Лиз собралась отметить в календаре, что надо заказать новую, но вовремя передумала. Теперь этим будет заниматься Хэнк.

Одна за другой рвались нити, связывающие ее с Аланом. Осталось лишь удовлетворение от того, что она помогла Алану добиться успеха, соответствующего его таланту. Найдется женщина, может, та девушка с портрета, которая подарит Алану детей, но только она, Лиз Кент, подарила великому художнику мир.

Двадцать лет назад ретроспектива работ сорокалетнего художника была совершенно немыслимым делом. Такие выставки обычно венчали многолетнее творчество живописца, зачастую организовывались посмертно, и автор уже не мог пожать плоды своего успеха. Но времена изменились. Настала эра сиюминутной славы и мимолетного признания, сейчас никого не удивишь ретроспективой сравнительно молодого художника.