Зной пустыни - Александра Торн

Марианна раскрыв глаза слушала подругу, иногда ободряюще кивала головой.

— У меня только один вопрос: что ты собираешься делать?

Арчер отвела взгляд.

— Я поклялась себе больше никогда с ним не встречаться.

— Что?! — воскликнула Марианна. — Ты встретила Ретта Батлера и Пикассо в одном лице, и теперь говоришь, что тебе совершенно на это наплевать. Слушай меня, моя прелесть, и слушай внимательно, Я искала такого мужчину, как Роман Де Сильва, всю жизнь… — Она замолчала, словно никак не могла осознать невозможную глупость такого решения. — Черт возьми! Если он тебе не нужен, отдай его мне.

— Господи… Мне бы хотелось верить, что он встретит женщину, которая умеет любить, как ты.

Марианна недоверчиво покачала головой.

— Слушай, конечно, ты замужем. Но я вижу, что в последнее время замужество не доставляет тебе особой радости. Можешь меня поправить, если я ошибусь, только мне кажется, что вы с Луисом живете друг с другом по инерции. И вот ты встречаешь потрясающего парня, влюбляешься в него и не хочешь ничего менять! Черт возьми, Арчер, на дворе двадцатый век. Люди разводятся и по куда менее достойным поводам.

— Все правильно. Мы говорили об этом с Романом перед моим отъездом из Санта-Фе.

Арчер закрыла глаза, пытаясь стереть из памяти образ любимого человека. Но сердце отказывалось забыть.

— Разве ты не понимаешь, — сказала она, — что я не могу просто сесть и написать мужу: прости, но двадцать четыре года жизни с тобой были ошибкой. Я вложила в наш брак сердце и душу, то же самое сделал и Луис. У нас два чудесных сына и чудесная жизнь.

— Нет! У вас была чудесная жизнь. Осталась одна привычка. Поверь, это большая разница. И если хочешь знать, то в эту минуту Луис трахает свою секретаршу.

Арчер прикусила губу.

— Не верю! Но даже если и так, то виновата только я. Я отправила его в Гонконг одного.

Марианна вскочила на ноги, опрокинув стул.

— Арчер, я люблю тебя, как сестру, но все, что ты говоришь, — сущая чепуха! Того мира, в котором ты жила, где у всех милые домики за беленькими заборчиками, а у каждой семьи по два-три ребенка, больше не существует. И я не уверена, что он когда-нибудь существовал. Если ты хочешь принести себя в жертву на алтарь брака, который себя изжил, то у меня ты не найдешь сочувствия.

Хотя Реджинальд Квинси тратил в ее галерее большие деньги, он не вызывал у Лиз никакой симпатии. А после длительного перелета, безобразной сцены у Алана и признания Рика у нее было единственное желание: пойти домой и спрятаться ото всех. Но коллекционер вроде Квинси — слишком важная для галереи персона, и, встретив его на пороге кабинета, Лиз выдавила из себя приветливую улыбку.

— Как я рада вас видеть.

— Moi aussi[15]. — Он внимательно оглядел ее кабинет. — Моя мать всегда говорила, что о людях надо судить по тому, как они оформляют свое рабочее место. Вы, моя дорогая, постарались на славу.

— Спасибо, мистер Квинси. Хотите что-нибудь выпить?

— Будет очень любезно с вашей стороны, если нальете мне немного белого вина. И, прошу вас, называйте меня по имени.

— В таком случае вы должны называть меня Лиз. — Она налила только один бокал и, устроившись на краешке стула, вопросительно посмотрела на него. — Чем могу быть вам полезна, Реджинальд?

Он удобно расположился на софе.

— Я хочу приобрести еще несколько работ Марианны Ван Камп и надеюсь получить от вас дополнительную информацию.

«Так вот зачем он явился, — подумала Лиз. — Не слишком ли он любопытен?»

— С удовольствием поговорю о ее творчестве.

— Как долго мисс Ван Камп сотрудничает с вашей галереей?

— Три года. Когда она пришла, ее никто не знал и не представлял. Как и Алана Долгую Охоту, которого тоже начала представлять я и при подобных же обстоятельствах.

— Должно быть, вы очень верите в ее талант, — улыбнулся он.

— Да, верю.

— Скажите, выгодно ли вкладывать деньги в ее работы?

— Хотя я и дилер, но придерживаюсь некоторых этических норм. Я не могу сказать вам, как будут оцениваться ее картины в будущем.

Квинси удивился такому ответу.

— Я собираю картины почти три десятка лет и еще не встречал дилеров, которые бы не набивали цену на свой товар.

— Можете считать, что на этот раз встретили, — твердо сказала Лиз. — Мы ведь говорим не о таких известных художниках, как, например, Алан Долгая Охота. Я могу почти гарантировать, что через много лет его картины будут стоить дороже. Но, заметьте, и в этом случае я употребила слово «почти». Однако люди покупают картины из любви к искусству, они хотят видеть их постоянно. Марианну не назовешь великой художницей, тем не менее она очень хороша, хотя я не знаю, сколько будут стоить ее картины.

— Приветствую вашу откровенность. Честно говоря, я не хочу обсуждать будущее Марианны. Меня гораздо больше интересует ее прошлое.

— Тогда вы ошиблись адресом. Я готова обсудить с вами ее творчество, но не собираюсь касаться ее личной жизни. Могу дать вам буклет с биографией, которые мы предлагаем всем коллекционерам.

Квинси поставил на стол пустой бокал.

— Я уже получил такой буклет, когда купил три работы Ван Камп. Больше вы ничего не можете мне сказать?

Лиз поднялась, давая понять, что разговор окончен. Черт побери, если его интересует прошлое Марианны, почему он не спросит у нее самой?

— Мисс Ван Камп — прекрасная, очень добрая, благородная женщина и великолепная художница. Надеюсь, мой ответ удовлетворил вас.

— Благородная женщина, говорите. — Квинси помолчал, как бы осмысливая услышанное, потом кивнул и направился к двери, — Полностью с вами согласен. Вы очень мне помогли, Лиз.

Что-то в этом человеке вызывало неприязнь, но она не могла определить, что именно. Потом собственные проблемы вытеснили у нее из головы Реджинальда Квинси, и она перестала о нем думать. Достав из ящика злополучный номер «Гэлакси», Лиз перечитала статью и медленно разорвала газету в клочья.

Враг где-то здесь. Но она не знала, кто он. Оставалось только ждать, когда он себя проявит, и нанести ответный удар.

После отъезда Арчер Де Сильва решил последовать за нею. Покончив с необходимыми делами, он загрузил свой джип законченными картинами, чистыми холстами, кистями, красками, двумя мольбертами, инструментами, книгами, с которыми не любил расставаться, гитарой и стереосистемой — всем, к чему он привык за годы одиночества.

Он пожил на свете и понимал, что такое чудо, как любовь к Арчер, происходит не часто. Поэтому он намерен уберечь это счастье и ради Арчер, и ради себя. Романа мучила совесть, все-таки он полюбил замужнюю женщину. Но из рассказов Арчер он сделал вывод, что ее брак давно мертв, просто у них с Луисом не было времени устроить ему достойные похороны.