Серебряная осень (СИ) - Беляев Николай Владимирович

Я на секунду задержался перед входом и шепнул Соколову:

— Тёзка… Огромная просьба — говори только то, о чём тебя спросят. Лады?

— Ну… хорошо. А почему? — парень явно смутился. Вроде и со мной сегодня воевал бок о бок, вроде и начальство у него своё.

— Я тебе прямо скажу — меня скорее всего хотят грохнуть. Я не знаю, кто. Но предполагаю, что он в Вокзальном… Смотри сам, я тебя просто прошу.

Надеюсь на парня. Интересно, только Бурденко знает о его способностях, или Власов тоже? Должен бы, первый зам, как–никак. А вот и увидим — в общем–то, я именно для этого и попросил Соколова помалкивать.

Народ собрался в помещении на втором этаже, которое громко именовалось «залом заседаний», хотя явно это когда–то была аудитория, оставшаяся не «порезанной» перегородками на кабинеты. Было на удивление не накурено — а вот это явно заслуга Власова, он наверняка высказал своё «фи» по этому поводу, кого иного вряд ли послушали бы. Во все предыдущие разы курили в этом зале чуть не все присутствовавшие — правда, я на такие сборища попадал всего трижды, при авралах.

Из знакомых увидел Большакова, Каращука, Шнайдера, который встречал Машу — видимо, дежурные колдуны тут тоже пашут сутки через трое. Двое из Совета — Григорьев и Дунаева. Вон и Власов — рослый, уверенный в себе, с короткой стрижкой, на пальцах видны массивные перстни — не исключено, что заряженные какими–нибудь колдовскими свойствами. По меркам колдунов немолодой — ему за тридцатник. Арбалета или жезла с собой нет, только устрашающего вида кинжал на поясе. Двое с ним рядом, судя по сосредоточенным лицам — тоже из Колледжа. Петрович, фамилию не знаю, из исследовательского отдела, и ещё один — судя по очкам и залысинам, оттуда же. Длинный стол, за которым скорее всего обычно проводятся планёрки, завален бумагами.

Нас взяли в оборот моментально — причём первым делом внимание привлекла Андрюхина куртка с кровавым пятном на половину груди. Пришлось рассказывать и о засаде, и о дымовухе, и о двух подпалённых изгоях. Раскололись и про Машину пробирку — а как не расколешься при таком количестве колдунов… Каращук продемонстрировал классический фейспалм — ну да, он–то не знает, куда и при каких обстоятельствах ушла первая половина дозы зелья, про неё никто не спрашивал — и ни Маша, ни я не рассказали, конечно. Но на лице безопасника явно читалось что–то на тему бестолковой молодёжи. Власов, напротив, явно оказался доволен, когда Соколов отчитывался о действиях в промзоне — ещё бы, тёзка же из тех, кто висит на доске почёта…

Вопрос о том, как мы с Машей оказались в Гидрострое, никто не поднимал. В конце концов, у неё стандартный отпуск перед практикой, у меня выходные… А вот про зомби расспрашивали очень подробно. Конечно, такой паники, как описал Андрюха тогда, в «мэрии», не было и в помине, но исследовательский отдел возбудился не на шутку. Колдуны, судя по лицам, тоже — ещё бы, совершенно новый и неизвестный вид колдовства!

Про то, что все вместе заезжали в бывшую общагу, мы умолчали. Ну Андрюха туда и не заходил, Маша промолчала — понятно, но ведь и Соколов не ляпнул ничего! Молодец парень.

Маше (точнее, мне) в итоге погрозили пальцем за наган в чужих руках, но я клятвенно пообещал, что перепишу его на Машу, а она пройдёт курсы стрельбы, и от нас отстали.

Но больше всего меня удивило то, что Власов, похоже, совершенно не в курсе о способностях Соколова! Ну а как ещё объяснить тот факт, что он даже не задавал наводящих вопросов? Да и расспросы зама в адрес тёзки касались именно маршрута. То есть, он даже не увидел, что Соколов что–то недоговаривает? Хотя, на эту тему я уже не раз размышлял — враньё обнаруживается влёгкую именно тогда, когда человек врёт в ответ на вопрос. Нет вопроса — нет и вранья.

Итак, что мы имеем?

Бурденко послал за мной именно Соколова, и это вряд ли совпадение. Власов, похоже, считает Соколова обычным колдуном — если, конечно, первый зам не шикарный актёр. Мораль? Скорее всего, тёзку Бурденко будет трясти сам, причём не здесь. Значит? Значит, его заинтересованность гораздо выше, чем заинтересованность Управы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А не говорит ли это как раз о том, что именно из–за него все мои неприятности?

Вполне может быть. Но как проверить, при этом не подставляясь? А теперь добавим ещё и Машу — через меня Бурденко выйдет на неё. А может, он уже о ней всё знает — где гарантия, что то, что Юрка кричал у церкви в «мобильник», не было передано ректору? Добавим, что если Бурденко тряхнёт Соколова — тот расскажет о Машиной необычной ауре.

Блин. Засада…

Я продолжал отвечать на вопросы, хотя слушал вполуха — мысль в голове засела. Ну правда, не валить же из города! Да и куда? В Гидрострое нашли, и где подальше найдут, а тут вроде прижился уже.

Объявили перерыв, и я отошёл к окну. Голова гудела от переизбытка разговоров — всё же я больше тишину люблю.

Подошёл Большаков, опёрся руками на подоконник, глядя, как падают листья с деревьев напротив.

— Умеешь ты, Волк, вляпываться, — наконец сказал он. — Второй день из–за тебя на ногах.

— Я‑то причём, Сан Трофимыч, — пожал я плечами. Подобные разговоры Большаков периодически вёл, причём всегда в этих случаях говорил именно «Волк».

— Да ты всегда не при чём, — ворчливо отмахнулся шеф. — Что ты, что твой приятель Дьяченко. Он вон тоже этот день закосил…

— А он–то что? — автоматически спросил я, и только потом до меня дошло.

Как сквозь вату я слышал голос Большакова:

— Так тоже, как и ты, просил поставить его в смену на день позже… Как раз перед твоим звонком и он звонил с южного КПП. Вы что, вместе вляпываетесь? Как по расписанию…

Глава 27

— Волков! Ты в обмороке, что ли?

Я тряхнул головой. Ну ни хрена ж себе…

Юрка жив. Значит, от бандитов он так или иначе ушёл. И мало того — припёрся в Вокзальный!

А впрочем, что не так? Нас с Машей он оставил «на растерзание» ударной группе из трёх человек. Была ли у него связь с кем–то ещё? Неизвестно. Вероятность того, что мы оттуда выберемся — ноль целых хрен десятых, о пробирках он не знал, да и не мог знать. Связаны ли с ним ликвидаторы из Гидростроя? Опять же, не факт. А Юрка, кто бы он ни был на самом деле, сидит на достаточно тёплом месте. Бросать такое местечко — грех.

Вот к кому мне сейчас надо. Вот с кем необходимо побеседовать.

Но, опять же, засада. Один раз он меня уже вырубил, так что идти одному — чревато. Нужно…

— Волк, твою мать, я со стеной разговариваю?

— Извините, Сан Трофимыч. Голова едет. А Юрец говорил, где он будет?

— Так дома, наверное, — пожал плечами шеф. — Сказал, что отлежаться надо.

Нужен не только помощник, но и свидетель. Причём солидный. И Большаков годится просто отлично.

Вопрос лишь один — раскрывать мою проблему или нет? А смысл в том, что если раскрывать, то именно сейчас. Когда я в центре внимания и вокруг уйма начальства. Даже если предположить, что среди них есть злопыхатель, в чём лично я бы усомнился — в курсе будет огромное количество народа, и втихаря убрать меня будет уже сложновато.

— Александр Трофимович… — я специально говорил чётко и ясно. Махнул Маше, подзывая. — А если я скажу, что мы были за городом вдвоём с Дьяченко и он пытался меня убить?

— Волков, я сам периодически хочу тебя убить… — вздохнул Большаков. Взбил рукой коротко стриженые волосы. — Что у вас там произошло?

— Мародёрский рейд. В Волково. Там он меня оглушил и сбежал. Потом приехали трое. Мы с Марией отбились, — я сделал паузу. — Они приехали на машине, которая раньше принадлежала нашему ходячему трупу. Я уже пробил через Гидростроевскую мэрию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глаза Большакова, поначалу безразличные, стали злыми.

— Так фигли ты тут лапшу всем вешаешь, если у тебя ещё информация есть? Дьяченко сюда давай, рысью! — и, уже немного спокойнее: — Волк, мне насрать, что у вас там произошло, но сука ходячий мертвец — это серьёзно! С остальным будем разбираться потом.