Гейдар Алиев - Виктор Андриянов

В конце мая 1983 года Политбюро обсуждает вопрос о дополнительных мерах по улучшению изучения русского языка в общеобразовательных школах и других учебных заведениях союзных республик. Дело было чрезвычайно важное. Из Эстонии и Грузии, Киргизии и Литвы в армию шли молодые ребята, едва умевшие объясниться по-русски. Получше обстояли дела в Азербайджане, ну и конечно на Украине и в Белоруссии. Кстати, Гейдар Алиевич Алиев владел русским в совершенстве, чем не раз удивлял и своих искушенных помощников, да и всех, с кем встречался.

— Я поразился, как глубоко он владеет русским языком, — замечает Виктор Ефимович Бирюков. — Работаем вместе над документом. А он очень внимательно вчитывается в каждую фразу, словно взвешивает ее: «Здесь точнее был бы деепричастный оборот». Он свою работу выполнял с большим усердием. И я бы сказал, с талантом.

Политбюро занялось русским языком потому, что в многонациональном Союзе — это язык межнационального общения, абсолютная жизненная необходимость.

В свое время, в бурное хрущевское десятилетие Украину, и не только ее, облетела такая история.

На пленуме ЦК Компартии Украины один из делегатов начал свою речь по-русски. Тут же Никита Сергеевич снисходительно перебил его:

— Разве вы не знаете украинского языка? Работаете-то на Украине! Первый секретарь бросил реплику в погоне за дешевой популярностью в кругах «самостийников», не подумав, что половина республики русские люди и русский для всех — язык межнационального общения. Похожая история случилась в Баку. В Азербайджанском филиале Института марксизма-ленинизма (ИМЛ) при ЦК КПСС ученые обсуждали «Историю Коммунистической партии Азербайджана». Всего собралось около 200 человек — бакинцы и москвичи, коллеги из Туркмении и Грузии, Таджикистана и Казахстана… С учетом такой широкой аудитории обсуждение велось на русском языке. Участники совещания высказали ряд серьезных замечаний. Авторы «Истории», по их мнению, весьма вольно толковали исторические документы, в том числе и ленинские, лакировали и приукрашивали деятельность местных парторганизаций, уровень социально-экономического развития Азербайджана, в частности азербайджанской деревни в конце XIX — начале XX веков. Отмечалось и то, что в книге не получила достаточного освещения борьба против буржуазно-националистических партий и групп; «неумело, а в некоторых случаях и нарочито в книге освещена деятельность партийных работников. Вместо показа конкретной революционной и партийной работы большевиков авторы без конца (когда надо и когда не надо) целыми списками упоминают их фамилии. В то же время деятельность, например, Джапаридзе, Орджоникидзе, Сталина, Шаумяна, сыгравших огромную роль в создании и руководстве партийными организациями Азербайджана, освещена в книге крайне скупо». Один из местных ученых выступил тогда на азербайджанском языке, причем его выступление не переводили: «В книге стоят вопросы так, что Азербайджан мог присоединиться или к России, или к Ирану. А что, разве у Азербайджана не могло быть своего самостоятельного пути развития?» Для того времени крамола! Академик Сумбат-заде перевел часть спорной речи, чтобы, как говорилось в справке для ЦК КПСС, поправить ошибочное и вредное выступление. Закончилось совещание большим скандалом. Зам. директора ИМЛ при ЦК КПСС Н. Шатагин и двое его коллег накатали 15–страничную депешу в ЦК. Писали о встрече с первым секретарем ЦК Компартии республики Мустафаевым, о том, что просили ЦК КП Азербайджана реагировать на неправильные выступления. Мустафаев обещал. Но, «как видно из опубликованного в газете «Бакинский рабочий» от 30 декабря 1958 года весьма несамокритичного отчета о совещании, ошибочному выступлению тов. Курбанова на совещании оценки еще не дано».

Конечно, это был далеко не частный случай. И дело не только в личной несдержанности и грубости заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КП Азербайджана Курбанова. Этот идеолог бросал коллегам такие реплики: «Какой культ Нариманова? Разве он мало сделал? А кто вас, киргизов, освободил?»

1 ноября 1983–го — Алиев во главе делегации КПСС во Вьетнаме. В той поездке с ним был Николай Иванович Рыжков — он чрезвычайно высоко оценивает работу Алиева как руководителя делегации. Во Вьетнаме была подписана долгосрочная программа экономического и научно-технического сотрудничества наших стран.

20 ноября. Алиев участвует в работе комиссии Политбюро по руководству и контролю за разработкой «Комплексной программы развития и производства товаров народного потребления и системы услуг населению».

3 декабря. Политбюро одобрило мероприятия по созданию единой системы управления воздушным движением СССР, разработанной правительством в связи с реализацией положений Воздушного кодекса СССР. Гейдар Алиевич принимал непосредственное участие в подготовке этого документа.

На 26 декабря был назначен пленум ЦК КПСС. Ожидали, что к этому дню Юрий Владимирович Андропов выйдет из больницы. Увы! Участникам пленума раздали текст выступления генсека. Под таким заголовком он был на следующий день опубликован в газетах: «Текст выступления Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Ю. В. Андропова».

«К большому сожалению, в силу временных причин мне не удастся присутствовать на заседании пленума. Но я внимательно ознакомился со всеми материалами, которые легли в основу плана будущего года… Направляю текст своего выступления».

Алиев с тревогой и горечью перечитывал это прощальное выступление. Все воспринимали его как завещание. Вот Юрий Владимирович словно посылает одобряющий привет Алиеву:

«Неослабного внимания хозяйственных, партийных и советских органов требует работа транспорта. Конечно, за последнее время здесь наметились положительные тенденции. Но, пожалуй, на транспорте больше, чем где-либо, резервов и неиспользованных возможностей, которые можно в короткие сроки привести в действие».

Через два неполных месяца пленум ЦК избирал нового генсека — Константина Устиновича Черненко. — Недолгий, до обидного недолгий, товарищи, срок суждено было Юрию Владимировичу Андропову трудиться во главе нашей партии и правительства.

Кто же знал, что преемнику судьба отвела еще более короткий срок?!

Юрия Владимировича хоронили под залпы орудийного салюта. Гудели — три минуты! — заводы, суда речного и морского флота.

В эти горестные дни Гейдар Алиевич не раз вспоминал их встречи — начиная с самой первой, в 1967 году. Как давно, казалось, это было! Андропов совсем молодой, едва перевалило за пятьдесят, а Гейдару только сорок четыре, оба высокие, крепкие…