Семя Гидры - Вадим Ларсен

у стаи орангутангов, и выглядел Гаррет совершенно невменяемым. Что именно проделывали с ним приматы, понять было сложно, но его физическое состояние говорило как о животных издевательствах, так и о групповом и скорее всего многоразовом сексуальном насилии. Немудрено, что душевно нездоровый человек окончательно тронулся умом после того, что пришлось пережить.

Поиски продолжались пока спасатели не наткнулись на следы аборигенов. Нашли вещи четы Крофтов, а ещё ямы с человеческими останками.

Ночью группу атаковали туземцы. Двое спасателей были убиты, остальным пришлось отступить и покинуть остров.

Интервью прессекретаря Службы Спасения штата завершало серию публикаций «Пропавшие над заливом». Вердикт был таков: дальнейшие поиски бессмысленны и не принесут результата. Каннибалы, по всей видимости, убили и съели и Алекса, и Натали и Питера Крофтов о чём свидетельствовали найденные спасателями кости и черепа. Служба Спасения штата в лице её начальника Рахула Пармара выражает глубокое сочувствие Грегори Крофту, авиакомпаниям же предписывает тщательно проверять психологическое состояние пассажиров на предмет предотвращения подобных ситуаций. Об Иване и профессоре-индусе ни полслова.

Иван аккуратно сложил газеты стопкой, как было. Что ж, Эммо оказалось правым, ищут тех, за кого платят.

Он лёг на кровать и упёр взгляд в потолок.

Из плюсов. Он жив — раз. Они не делают с ним ничего дурного. Кормят, поят. Даже женщину подсунули для «хо… хо… хо…» — два.

Он улыбнулся, вспоминая влажный и чуть испуганный взгляд Аллои. То, как она сказала: «Я твой дасса». В этой фразе было столько покорности…

Дасса — скорей всего переводится как подарок. Красивый подарок. Чёрный изумруд. Но на каком языке?

Она негритоска, а значит не с материка? Уроженка Филиппин? Бывая на Филиппинах, Иван встречал филлипинок. Все они низкорослые, Аллои же была высокой, немногим ниже его самого. Значит она не аэта.

Малазийка? Вряд ли. Далековато.

В самолёте профессор Чакрабати в разговоре с Питером упоминал Северный Сентинел. Так может она сентинелка? Что он знает об этом народе? Столько, сколько и всё прогрессивное человечество, а точнее — ничего, поскольку правительство Индии запретило кому-либо приближаться и высаживаться на остров.

Думая об этом Иван отрешённо разглядывал побелку. На стыке в углу заметил едва различимую паутину. Дюжина тончайших нитей растянутых в стороны и замысловато переплетённых между собой являла отменную ловушку для несчастных бабочек, мотыльков и других одиночек, не привыкших к стайной жизни. В центре паутины чернело тельце, и большой длиннолапый паук с коричнево-жёлтым брюшком оплетал жертву всё новыми прочными нитями. Ещё немного и страдалица превратится в куколку. Эта недвусмысленная картина навевала невесёлые ассоциации.

Так прошло ещё два дня. Ближе к вечеру третьего в комнату вошёл Сэмюель.

За окном спускались сумерки. Ночь обещала быть полнолунной.

Охранник подошёл к кровати и склонился над кольцом. В дверях показались Жан и Жак. Их руки лежали на расстёгнутых кобурах.

Сэмюель отстегнул замок, поднялся и привычно дёрнул цепью:

— Подъём.

— Вечерний моцион? — театрально осведомился Иван.

— Вперёд, — скомандовал негр.

Они вышли из комнаты. Сэмюель шёл впереди, Жан и Жак следовали за Иваном.

Спустившись в холл, мужчины свернули в одну из пристроек-крыльев и направились по мрачному полутёмному коридору, где их длинные тени то переплетались между собой, образуя змеиное кубло, то устремлялись ввысь по стенам.

— К Доку, Сэм? Может зря, на ночь глядя, беспокоить доходягу? — с вызовом бросил Иван, зная что ответа не последует.

Сэмюель остановился у белой двери в самом конце коридора. Отворил её и отошёл в сторону. Две сильные руки втолкнули Ивана внутрь.

Иван стоял в той же комнате отделанной белым зеркальным кафелем. В окно заглядывала ночь. Тёмная, но совсем скоро, он это знал наверняка, она озарит всё холодным лунным сиянием.

В центре на полу кожаные ремни крест-накрест для головы и четыре с пряжками для рук и ног, притороченные к кафелю в виде буквы Х на таком расстоянии, чтобы поместился распятый человек.

В руках у Сэмюеля полотенце. То самое.

Иван догадывался, что сейчас прикажет ему негр.

Глава 20

Когда с лица сняли полотенце, Иван уже знал, кто это может быть. И не ошибся. Над ним склонялось улыбающееся личико Аоллы.

— Масса, я прийти, — прошептала она нежно.

— Снова дасса? — спросил он.

Девушка кивнула. Её соски коснулись его груди. Как бы снова ни утонуть в этих колдовских чарах.

Сколько таких встреч впереди? Эта последняя, и всё будет законченно? Надо быть дураком, чтобы глядя, с какой щепетильностью фрау Хильда укладывала в нержавеющий контейнер презерватив с его семенем, не понимать, что им от него нужно. И не важно, какую цель преследуют эти больные на голову фашисты. Какие адские опыты проводят они над его семенем. Главное вырваться из их слизких лап, пока окончательно не превратился в дойную корову, а точнее, в быка-осеменителя.

— Я ждал тебя, — сказал он ласково.

Девушка радостно улыбнулась. Но улыбка продержалась на её губах меньше секунды. Она испуганно покосилась на дверь.

— Масса Хиль не разрешать мне слушать. Разрешать хо… хо… хо…

— Я…

Иван недоговорил. Девушка прервала его долгим поцелуем. На миг Ивану почудилось, что это жаркие губы одесситки-Катерины — такие же ненасытные и похотливые. Вот-вот и в нос ударит запах квашеной капусты, а за перегородкой раздастся голос Павловны.

Всё повторялось, как и в прошлый раз. Аолла легла на него плашмя. Щекой прижалась к щеке. Сегодня его подбородок был гладким. С утра его выбрил Сэмюель, умело орудуя опасной бритвой. Кожа пахла одеколоном.

— Я хочу трогать твои волосы, — сказал Иван.

Девушка потянулась к его руке. Положила голову в раскрытую ладонь. Её волосы были жёсткими, будто переплетённые между собой тонкие стальные проволочки. Он коснулся её щеки. Погладил кончиками пальцев. Она выгнулась как кошка, подставляя прикосновениям лицо.

— Развяжи руку, — попросил Иван. — Хочу погладить.

— Nein[8], - Аолла мигом отстранилась. Упёрлась ладонями в грудь. — Масса Хиль…

— Одну только руку. Ничего не случится.

— Nein.

— Ты очень красивая Аолла. Лучшая дасса для меня, — Иван вложил в эти слова всю нежность, на какую только был способен.

Девушка молчала. Полумрак превратил её лицо в тёмное пятно. Белозубая улыбка растворилась в нём. Упираясь руками, негритянка полулежала на Иване, и было неясно, о чём её мысли.

На щёку упала капля — Аолла плакала.

— Ты что? — спросил Иван.

— Мой Таро не говорить мне так, — тихо выговорила она с болью в голосе. — Он молчать когда делать хо… хо… хо… Ты говорить, как