Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома - Лоррэн Кальтенбах

два дня она проводила два часа на манеже, который был зарезервирован для нее. Она содержала там Нарцисо, чья бабушка выиграла приз Дианы, и навещала других своих скаковых лошадей. Кажется, нет зрелища прекрасней – гордое животное, прирученное ее тонкой и изящной рукой. Она считалась лучшим наездником школы Сомюра.

К вечеру она возвращалась, и камердинер ожидал ее на площади Согласия, в конце улицы Буасси д’Англа, чтобы позаботиться о ее лошади. В конце маршрута, у подножия Елисейских полей, она вступала в царство торговцев сладостями, владения английских, швейцарских или немецких бонн и гувернанток, сидящих на складных стульях или расположившихся на скамейках рядом с корзинками, полными лакомств. Так было заведено среди этого особого племени, растящего своих потомков в пределах восьмого аррондисмана. Толпа малышей в накидках, обшитых бархатными лентами, наслаждалась свежим воздухом. Одни катили обручи на палочке, другие крутили волчок под молчаливым присмотром своих гувернанток.

Среди этих детей был и мальчик с бледным лицом и темными глазами, молодой Пруст, который потом именно здесь узнает[390] боль первого любовного разрыва – с Марией де Бенардаки, прототипом его Жильберты Сван. Марсель часто бывал в приходе Магдалины у аббата Ле Ребура, как Франциск II[391]. Он проживал на бульваре Мальзерб, 9, ровно на полпути между резиденциями Дэзи и королевской четы. Каждое утро, чтобы попасть на занятия в Кап-Карпентье, на улице Лаборд, затем в лицей Кондорсе на улице Авр, он проходил мимо часовни Покаяния[392], под окнами дочери королевы. Без сомнений, Марсель и Дэзи встречались, видели друг друга мельком, не вблизи, но по соседству, здесь или где-то еще, перед афишной колонной Морриса на бульваре Мальзерб, у кондитерской Ladurée или даже в аптеке Леклерк на углу улицы Виньон. А поскольку молодые люди игнорировали официальные представления и приветствия, можно представить, как эти двое переглядывались друг с другом, улыбаясь и даже не поприветствовав друг друга.

Кроме того, каждый вечер после уроков Марсель выбирал улицу Буасси д’Англа напротив отеля «Вильмон», чтобы по ней пройти на Елисейские поля для встречи со своими школьными друзьями. Среди них был и Жан де Тинан, внучатый племянник адмирала Ле Барбье де Тинана, который спас короля на своем корабле «Чайка» на следующий день после капитуляции Гаэты. Все свое детство, всю юность писатель встречал Марию Софию, королеву легенд и баллад, эту необычную и поэтическую фигуру, едва тронутую временем, которая в его глазах олицетворяла одну из самых очаровательных форм грации и величия. Повзрослев, этот художник последних отблесков того мира, которому было суждено исчезнуть, дорожил Германтами и Гепардами гораздо больше, чем Вердюренами и другими Седарами[393]. Он относился к бывшей королеве с религиозным трепетом и защищал ее с упорством влюбленного. В романе «В поисках утраченного времени» он сделал ее кузиной Паламеда, барона де Шарлюс. Последний сказал о героине Гаэты: «Есть только одна королева Неаполитанская, возвышеннейшее существо, она не имеет даже собственного выезда. Но, сидя в омнибусе[394], она подавляет своим величием все экипажи, и я готов тогда опуститься перед ней на колени прямо в грязь»[395].

Предположительно сын герцогини Баварской, этот персонаж, наделенный множеством талантов и постыдных страстей, вечно мечется между женским и мужским, воплощение своего времени, прототипом которого стал Робер де Монтескью, но с которым Марсель Пруст делится и своими чертами, – спасен от унижения со стороны Вердюренов великодушным и мстительным жестом неаполитанской королевы. Став свидетельницей оскорбления барона, она протянула руку обиженному и увела его, бросив взгляд на разошедшегося буржуа, посмевшего пойти против ее родственника:

«У вас нехороший вид, дорогой кузен, – сказала она г-ну де Шарлюс. – Обопритесь на мою руку. Будьте уверены, что она вас всегда поддержит. Она для этого достаточно сильная. – Затем, гордо устремив глаза вперед (перед ней, как мне рассказывал Ски, находились тогда г-жа Вердюрен и Морель), продолжала: – Вы знаете, что некогда в Гаэте ей уже удалось сдержать разбушевавшуюся толпу. Она сумеет послужить вам оплотом». Так, уводя под руку барона… удалилась пресловутая сестра императрицы Елизаветы».

Как и Пруст, королева часто бывала в Ульгате[396], который однажды, соединившись с Кобургом, превратится в Бальбек в романе «Под сенью девушек в цвету»[397]. Пристрастие к морским купаниям стало весьма популярным, и, как и многие парижане, она сбегала из столицы, как только начинала бушевать жара. Ульгат – это по большей части аристократический пляж. Там можно было увидеть зонтики и ряды плетеных кресел, где матери, укрытые от солнца, любовались замками из песка, которые инфантильно самонадеянная детвора любила противопоставлять непобедимой силе приливов. Каждое утро в восемь часов г-н Зуст-Лоран, директор Гранд-отеля, запускал купальную машину[398] «королевы-воина», и лошади везли Ее Величество к синим волнам для ежедневного купания. Днем, если ее не было на ипподроме Кабура, она целыми часами скакала галопом по зеленым и затененным дорожкам. В это время король бродил пешком по сельской местности, беседуя с графом Латур-ан-Вуавром. Желая уединения, он держался подальше от людей и был признателен купальщикам за то, что те уважали его свободу. Однако известно, что он согласился спонсировать вместе со своей женой лодку простого рыбака. Во время визита к бедному лодочнику король прибыл с непокрытой головой, а Мария София была в королевском синем наряде и шляпе, украшенной черными перьями, и королевская чета с трогательной грацией смешалась с простым народом. Франциск очень бегло говорил по-французски, Мария София тоже, но с легким иностранным акцентом и красиво приглушенным голосом.

Счастливая мать

При кажущейся монотонности своего существования прекрасная Виттельсбах попала в водоворот двойной жизни, потому что, даже если она не смогла найти счастья как королева, женщина и жена, то в качестве матери она была полностью удовлетворена. Она предалась тайным радостям, встречаясь с Дэзи в свободные моменты своей упорядоченной жизни, избегая мест, где светский парижанин любил быть увиденным. Мехтильда и Мариетта, две баварки, вероятно, занимались организацией этих тайных моментов счастья. И, конечно же, путем маленьких уловок они пытались сократить промежутки между двумя свиданиями.

С 1880 по 1884 год Мария София предпочитала морские купания на побережье Нормандии. Совпадение ли это? Ведь с 1880 по 1884 год покровитель Дэзи руководил строительством для артиллерии в этом регионе[399]. Королева охотно проводила дни в седле, и это, безусловно, было лишь развлечением, но кто знает, не была ли лошадь средством передвижения, чтобы втайне добраться до своей дочери, где бы та ни находилась? Я обнаружила в Гарреваке фотографию Дэзи, сделанную Валерианом М. Острогой в Трувиле, то есть всего в пятнадцати километрах от отеля, где останавливалась королева. Этот поляк, известный анархист, близкий к Бакунину, действительно прикрывал свою подпольную деятельность почтенной деятельностью фотографа…