Держи меня крепче - Татьяна Полякова

Я осторожно выглянула из-за угла. Продвигаться далее пришлось на четвереньках. Надеюсь, никому не пришло в голову таращиться в окно. Решат, что я спятила. Хотя так оно и есть. Ну вот, еще один рывок, и я опять в кустах. Теперь можно выпрямиться. Моя машина на стоянке, парней это должно успокоить. Проверить, нахожусь я в здании или нет, они не могут, вход им туда заказан.

Я наконец-то достигла первых домов, юркнула в ближайший подъезд и некоторое время наблюдала за происходящим в окно. Никакого движения, хотя, может, не такие они дураки? Тем хуже для Лукьянова.

Выждав еще минут десять, я покинула подъезд и быстрым шагом дворами направилась к стоянке такси возле супермаркета. Мой костюм, точнее, отсутствие пальто, может привлечь внимание. Будем надеяться, что гражданам нет до меня дела. Я замерла за газетным киоском, наблюдая за стоянкой. Наконец подошла машина, я побежала к ней, открыла заднюю дверь и быстро села. Водитель посмотрел с удивлением.

– К автовокзалу, – буркнула я. Только когда мы удалились на почтительное расстояние, я решилась посмотреть в заднее окно. Сплошной поток машин, поди разберись, пристроился кто сзади или нет.

Зазвонил телефон, я взглянула на дисплей и чертыхнулась. Тимур. Дождавшись, когда телефон смолк, я написала сообщение: «Жду нагоняя от Деда. Перезвоню». «Еще и врешь ко всему прочему, – мысленно выругалась я. – Засекли меня или нет?»

Я достала деньги, протянула водителю.

– Отвезите меня в Радужный. – Он собрался возразить, но я добавила: – Сдачи не надо. – И водитель, взяв купюру, кивнул.

На выезде из города движение стало менее оживленным. Не обращая внимания на водителя, я смотрела в окно. Ничего подозрительного. Завидев указатель, попросила остановиться.

– Вас подождать?

– Спасибо, вернусь на маршрутке.

К Риткиному дому я вышла, сделав большой круг по лесу, проклиная каблуки и свой костюм. Наконец очутилась возле калитки. Добежала до дома, открыла дверь, сделала два шага, заперла дверь на щеколду и немного постояла, пытаясь справиться с внезапным волнением. Чего я боюсь? Того, что мои хитрости никого не обманули, или все-таки увидеть Сашу? Откуда, собственно, уверенность, что он здесь? От Лукьянова можно ждать любых сюрпризов. Ему следует проверить, не притащила ли я за собой «хвост», а уж потом здесь появляться. Значит, есть время немного прийти в себя. Я сбросила сапоги, заглянула в гостиную, затем в кухню.

– Я наверху, – негромко сообщили со второго этажа.

Сердце незамедлительно скакнуло вниз, а я стала подниматься по лестнице, осторожно, как будто тянула время.

Лукьянов сидел в кресле-качалке лицом к окну в комнате, которую Ритка именовала детской. Из окна открывался прекрасный вид, Саша, должно быть, наблюдал, как я шла к дому со стороны леса.

Услышав мои шаги, он повернулся и спросил весело:

– Киллера заказывали?

– Дурацкая шутка, – вздохнула я, привалившись к стене. – Помнится, ты всегда ставил мне в упрек, что шучу я на слабую троечку.

– С кем поведешься, – развел он руками, улыбнулся и добавил: – Привет, милая.

Я прошла и села на диван.

– Зачем звал? – Я чувствовала, что взяла неверный тон, и злилась на себя за это. На Лукьянова, конечно, тоже. Но изменить что-то вряд ли была в состоянии.

– Соскучился, – засмеялся он. – А ты – нет?

– Я – нет.

– Жаль.

– Надеюсь, ты в курсе, что большое количество граждан спит и видит встретиться с тобой.

– Очень докучают?

– Умеренно.

– И кто нынче бегает по сцене?

– Среди твоих старых приятелей появились новые лица. Тип по кличке Албанец, к примеру.

– Понятно, – кивнул Лукьянов. – Вышло так, что мы давно не дружим.

– Неудивительно, раз ты его подставил.

– Он что, откровенничал с тобой?

– До этого не дошло.

– Но кое-что ты о нем все-таки знаешь. Тимурка твой подсуетился?

– Саша, ты зачем здесь?

– Приятно, что ты поспешила откликнуться на мой призыв, милая.

– Ты вопрос слышал?

– Конечно. Если честно, я думал, первый вопрос будет о ребенке.

– Зачем спрашивать, если ты все равно соврешь.

Он засмеялся.

– С ним все в порядке.

– Мой ребенок умер, – поморщившись, сказала я.

– Это у тебя вроде мантры? Читаешь по сто восемь раз в день? – Я достала телефон и стала набирать номер. – Что ты делаешь, милая? – ласково поинтересовался Лукьянов.

– Звоню Тимуру. У тебя есть время смыться отсюда.

– В самом деле позвонишь? – не поверил он.

– Сейчас ты в этом убедишься.

– Не спеши. – Лукьянов подошел и взял телефон из моих рук, широко улыбнулся и заявил: – Классно выглядишь.

– Ты тоже, – кивнула я.

Длинные светлые волосы он собрал в хвост. Других изменений его внешность не претерпела, но с новой прической он выглядел совершенно иначе. Очки без оправы делали его физиономию интеллигентной и безопасной, впрочем, это старый трюк. Его способность менять внешность такими вот нехитрыми приемами всегда меня поражала. Я в который раз подумала: Лукьянов прирожденный актер, с невероятной способностью к перевоплощению. Он мог выглядеть «серой мышкой» – пройдешь мимо, не обратив внимания. Или как сейчас, милым симпатичным парнем, которому хочется открыть душу, прикорнув на его широком плече, начисто забыв, что кем-кем, а милым и безопасным он точно никогда не был.

– Ты с таким интересом меня разглядываешь, – хмыкнул он. Опустился передо мной на корточки, устроил руки на моих коленях. И теперь с озорством поглядывал на меня снизу вверх. Я вздохнула.

– Саша, я совсем не уверена, что была достаточно осторожна. Если есть что сказать, поторопись.

– Не беспокойся, – беспечно отмахнулся он. – Сюда они не сунутся, дождутся, когда я выйду.

– Это должно беспокоить в первую очередь тебя. – Я опять поморщилась, что от его внимания не укрылось.

– А тебя – нет? Правда, нет? Думаешь, если ты вышла замуж, я поверю в твою большую любовь к нему? – Он засмеялся. – Кстати, на собственной свадьбе ты выглядела не очень-то счастливой. Тимурка твой смотрел гоголем, а ты все оглядывалась, вроде ждала кого-то. Не меня, случайно? Рассчитывала, что я приду и поставлю крест на дурацком спектакле? Если честно, меня так и подмывало шлепнуть урода. Чего это он, кстати, потащил тебя венчаться? Он же у нас мусульманин, разве нет?

– Если тебя интересует его родословная, спешу сообщить: его дед – крещеный татарин из Питера, бабка – хохлушка, мать родилась в Карелии, а сам он считает себя русским.

– Сколько в нем всего намешано, – усмехнулся Лукьянов. – То-то у меня при одном взгляде на него тошнота поднимается.

– Как у меня сейчас, – кивнула я. Лукьянов опять засмеялся и покачал головой. – О чем мы говорим, Саша? – вздохнула я.

– Вот-вот, – весело закивал он. – Сменим тему? Так почему ты пришла сюда, милая? Да еще с максимальными предосторожностями. Я ведь не ошибся? Ты старалась избавиться от «хвоста»…

– Старалась, – кивнула я. – Когда будешь выметаться отсюда, не удивляйся, если угодишь в руки к своим бывшим соратникам.

– Пустое, – отмахнулся он. – Твой Тимурка…

– Мой Тимурка вполне мог тебя пристрелить, так что зря ты сейчас бахвалишься.

– Как же, как же, помню. Это ты даешь понять, что в тот раз спасла мне жизнь? Я признателен. Считаешь, я тебе должен?

– Вовсе нет. Ты мне тоже спас жизнь, так что мы в расчете.

– Один – один, – кивнул он. – И ты торопишься увеличить счет, оттого и примчалась сюда. Хотя причину назвать не желаешь.

– С причиной туго. По дороге сюда я пыталась понять, что мне мешает сдать тебя тому же Албанцу.

– Да ладно, все ты знаешь. Старая любовь не ржавеет.

– Возможно, – не стала я спорить.

Его близость вызывала у меня гнетущую тоску и еще раздражение. Он был уверен, что стоит ему позвать, и я прибегу. Он позвал, и я прибежала. Только дело вовсе не в моей большой любви к нему, на которую он прозрачно намекает. Он приложил так много усилий, что смог избавить меня от нее, но все равно я не хочу, чтобы на выходе из этого дома ему свернули шею, хоть это было бы справедливо. Не хочу, несмотря ни на что, и сама этому удивляюсь. Наверное, он прав, говоря, что старая любовь не ржавеет. Моя была сумасшедшей, отчаянной, яростной, и хоть теперь прошла, но даже памяти о ней достаточно, чтобы не желать ему смерти. И глупо, вопреки здравому смыслу, спешить на помощь. Впрочем, в моей помощи он, похоже, не нуждается. Ведет все те же дурацкие игры.

– Если тебе не трудно, сядь в кресло, – попросила я.

– А если трудно?

– Все равно сядь.

Он поднялся, но отойти не спешил, теперь он смотрел на меня сверху вниз, протянул руку и коснулся подвески на моей шее.

– Забавная вещица. – Лукьянов криво усмехнулся. – Его подарок?

– Это важно?

Он пожал плечами:

– В общем, нет. Так это его подарок?

– Его.

– На память о каком-то событии? Ну, не событии… так, приятном воспоминании. Для него приятном. Хотя, может, и для тебя, раз ты его носишь.