Полкороля - Джо Аберкромби

– Довольно! – взревел Одем, гулом зашлось эхо, и Ярви снова застыл. Дядя рывком опять нахлобучил на себя королевский венец. – Что сделано, то сделано! – Он погрозил кулаком потолку. – Если вам хотелось иного, что ж вы не остановили меня? – И он развернулся на каблуках и твердой походкой вышел из зала.

– Они послали меня, – прошептал Ярви, вдевая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не пора. Еще нет. Не настолько просто. Но все его сомнения выжгло напрочь.

Даже если придется утопить Торлбю в крови.

Одем умрет.

В бой за друга

Ярви налег на весло изо всех сил, сознавая, что бич уже занесен. Он тянул и рычал, напрягая все мышцы, вплоть до обрубка пальца на бесполезной руке, но в одиночку его ни за что было не сдвинуть.

Матерь Море с ревом крушила доски в трюме «Южного Ветра», и Ярви неуклюже, отчаянно хватался за лестницу и смотрел, как гребцы натягивают цепи, тужатся вдохнуть последний глоток воздуха перед тем, как над их головами сомкнется вода.

– Ушлые и глупые ребятишки тонут, в общем-то, одинаково, – заявил Тригг, с ровнехонько расколотого черепа сбегала кровь.

Ярви сделал еще один заплетающийся шаг в безжалостную метель, поскальзываясь, шатаясь на горячем, гладком, как стекло, камне. Как бы ни старался он поднажать, по пятам зубами клацали псы.

Гром-гиль-Горм скалил алые зубы, лицо великана испещрили кровавые капли, и пальцы Ярви перебирали его ожерелье.

– Я иду-у, – пропел он, словно ударил в колокол. – И Матерь Война шествует со мною!

– Ну как, готов встать на колени? – вопросила мать Скейр, сверкая эльфийскими браслетами на руках, а на ее плечах хохотали и хохотали вороны.

– Он уже и так на коленях, – обронил Одем, упираясь в подлокотники Черного престола.

– Всю жизнь простоял, – улыбалась и улыбалась Исриун.

– Мы все кому-нибудь служим, – сказала праматерь Вексен, с голодным блеском в глазах.

– Хватит, – просипел Ярви. – Довольно!

И вышиб потайную дверь, и хлестнул изогнутым мечом наотмашь. Анкран вспучил глаза, когда клинок вошел в него.

– Последнее слово скажет сталь, – проскрипел он.

Шадикширрам хрипела и молотила локтями, пока Ярви наносил удар за ударом. Поддаваясь металлу, чавкала плоть. Повернув голову, женщина улыбнулась.

– Идет, – прошептала она. – Он уже близко.

Ярви пробудился, мокрый от пота, опутанный одеялами, он колошматил перину.

Дьявольская рожа, из тени и пламени, смердя дымом, нависла над ним. Он дернулся в сторону, а затем, с облегчением охнув, понял, что это Ральф в темноте держит факел.

– Гром-гиль-Горм выступил, – сообщил он.

Ярви раскидал одеяла. Гул, искаженный гам, пробивался сквозь ставни. Грохот. Крики. Колокольный звон.

– Он перешел границу во главе более чем тысячного войска. Возможно, стотысячного, смотря каким слухам верить.

Ярви никак не мог проморгаться ото сна.

– Уже?

– Он движется стремительно, как огонь, и сеет такой же хаос повсюду. Гонцы с трудом опережают его. Он всего лишь в трех днях от города. В Торлбю переполох.

Внизу сквозь ставни едва сочилась предрассветная серость, высвечивая бледные лица. Едва обоняемый запашок дыма щекотал ноздри. Запах дыма и страха. Еле слышно отсюда жрец надломленным голосом скликал народ поклониться Единому Богу и тем спастись.

Поклониться Верховному королю и стать рабами.

– Твои вороны не мешкают, сестра Ауд, – сказал Ярви.

– Как я и говорила вам, государь. – Ярви вздрогнул от этого слова. Оно по-прежнему звучало издевкой. Так издевкой и будет, пока не умрет Одем.

Он посмотрел на одновесельников. Сумаэль и Джойд нянчились с собственными тревогами. Ничто не прятал в ножнах ни алчной улыбки, ни начищенного клинка.

– Это мое сражение, – проговорил Ярви. – Если кто-нибудь из вас откажется, я не стану его винить.

– Я и мой меч присягнули дойти до конца. – Ничто большим пальцем стер с лезвия пятнышко. – Лишь одна дверь преградит мой путь – Последняя.

Ярви кивнул и здоровой рукой стиснул его предплечье.

– Притворяться не буду, мне не понять твою преданность, но я тебе за нее благодарен.

Остальные не столь безоглядно ринулись в бой.

– Не хочу врать, говоря, что меня не волнует соотношение сил, – высказался Ральф.

– Оно волновало тебя и в приграничье, – возразил Ничто, – а в итоге мы положили всех врагов в погребальный костер.

– И друга. И попали в плен к озлобленным ванстерцам. Озлобленные ванстерцы снова здесь, и, случись нашему замыслу пойти вкривь, навряд ли мы уболтаем отпустить нас восвояси, каким бы языкастым ни был наш юный король.

Ярви опустил скрюченную кисть на эфес меча Шадикширрам.

– Тогда вместо нас заговорит наша сталь.

– Легко сказать, пока она в ножнах. – Сумаэль насуплено покосилась на Джойда. – Нам, пока мечи не завели беседу, наверно, лучше убраться на юг.

Джойд переводил взгляд с Ярви на Сумаэль и обратно, и его плечища обмякли. Мудрые терпеливо ждут своего часа, но ни за что его не упустят.

– Если уйдете, я вас благословляю, только я был бы рад, останься вы со мною, – промолвил Ярви. – Вместе мы встречали невзгоды на «Южном Ветре». Вместе мы оттуда сбежали. Вместе мы противостояли холоду и преодолели льды. Точно так же мы преодолеем и это. Все вместе. Только взмахнем веслом еще раз, бок о бок.

Сумаэль растерянно повернулась к Джойду:

– Ты не воин и не король. Ты пекарь.

Джойд искоса поглядел на Ярви и вздохнул.

– И гребец.

– Поневоле.

– Не так и много важных событий случается в жизни по нашей воле. Что за гребец, который бросает товарища?

– Этот бой – не наш! – с нажимом прошипела Сумаэль.

Джойд пожал плечами.

– Бой моего друга – мой бой.

– А как же самая вкусная на свете вода?

– Она останется столь же вкусной и после. А может, и вкуснее. – И Джойд вымученно улыбнулся Ярви. – Раз надо таскать мешки – не хнычь, а начинай перетаскивать.

– Под конец, того и гляди, захнычем мы все. – Сумаэль шагнула к Ярви, пронзая темными глазами до дна. Вытянула руку, и у него занялся дух. – Прошу тебя, Йорв…

– Меня зовут Ярви. – И, хоть и было больно, он встретил ее взгляд с каменной, под стать матери, твердостью. Он бы с удовольствием взял ее за руку. Сжал бы ее в ладони, как прежде, в снегах, и пусть эта рука поведет его к Первому Граду. С удовольствием бы снова стал Йорвом и ко всем чертям послал Черный престол.

Он принял бы ее руку с любовью – но своей слабости потакать он не мог. Ни за что на свете. Он дал клятву, и одновесельники нужны ему здесь, при себе. Необходим Джойд. Необходима она.

– Ну а ты, Ральф? – спросил он.

Ральф причмокнул, аккуратно свернул язык трубочкой и метко харкнул в окно.

– Раз пекарь идет сражаться, куда деваться воину? – Его широкое лицо переломила ухмылка. – Мой лук – твой.

Сумаэль уронила руку и уставилась на пол, скривив губы.

– Под властью Матери Войны что остается делать мне?

– Ничего, – без лишних слов проронил Ничто.

Уговор с Матерью Войной

Голубятня все так же громоздилась наверху одной из высочайших башен цитадели. Все так же изнутри и снаружи она была изгажена вековым птичьим пометом. Все так же сквозь ее многочисленные окна дул промозглый сквозняк.

Но прежде настолько промозглым он не был.

– Боги побрали б такую холодину, – пробубнил Ярви.

Сумаэль – жесткие контуры рта на суровом лице – не отняла от глаз подзорной трубы.

– То есть до этого сильней ты не мерз?

– Сама знаешь, мерз. – Они мерзли оба, там, среди трескучих льдов. Вот только тогда между ними пылала искорка, которая его согревала. Теперь он погасил ее окончательно.

– Извини, – добавил он, а получилось – обиженно буркнул. Она хранила молчание, а он продолжал плести свое, сам того не желая: – За то, что сказала мать… за то, что я упросил Джойда остаться… за то, что не…

У нее задвигались скулы.

– Королю, несомненно, не за что извиняться.

Он вздрогнул при этих словах.

– Я тот же самый человек, кто ночевал с тобою на «Южном Ветре». Тот самый, кто брел с тобою в снегах. Все тот же.

– Да ну? – Она наконец на него посмотрела, но взгляд ее ничуть не смягчился. – Вон над тем холмом. – Она передала подзорную трубу. – Дым.

– Дым, – заскрипел какой-то голубь. – Дым.

Сумаэль с опаской его оглядела, в ответ другие птицы из клеток вдоль стены повернули к ней немигающие глаза. Все, кроме бронзовокрылого орла, огромного и величавого. Должно быть, он прибыл от праматери Вексен с очередным предложением, а то и приказом матери Ярви выйти замуж. Орел горделиво чистил перья и даже свысока не удостоил людей вниманием.

– Дым, дым, дым…

– Можешь сделать так, чтоб они прекратили? – попросила Сумаэль.

– Птицы, как эхо, повторяют обрывки посланий, которым их обучают, – пояснил Ярви. – Не бойся. Им невдомек их смысл. – Вот только дюжины пар птичьих глаз повернулись к нему, как одна, а головы подались вперед, вопросительно внемля – и вновь заставляя Ярви задуматься: может, в отличие от них, это ему невдомек? Он отвернулся к окну, прижал трубу к глазу и увидел в небе извилистую дымную стежку.