Ренегат. Империя зла - Александр Шакилов

– Сражайся, ламер. Шкурок меньше, чем каторжан.

Вот почему работяги дерутся за РЗК. Киборги выдали недостаточно защитных комплектов – «шкурок» всем не хватит. И потому, чтобы выжить, надо отобрать, вырвать из рук… Иван замер, пораженный своей догадкой. Но ведь нельзя же так, это все – кровь на зубах, хрипы и плотоядное урчание – не подобает человеку.

– Что вы делаете? – просипел он. – Вы же люди…

Его больше не слушали. Только хохотал позади сухощавый.

У Жукова что, слишком обострено чувство справедливости? Но для того чтобы исполнить задуманное, он должен стать жестче. Должен сражаться за свою жизнь.

Иван ринулся в драку.

Потом ему будут сниться ощеренные рты, пальцы, направленные в глаза, хруст сломанных костей…

Потом, все потом.

А сейчас – сирена, вынимающая из тебя душу, заглушающая даже мысли, и отвоеванный РЗК, который надо живо натянуть, чтобы не сдохнуть. Чтобы исполнить завет отца.

Прозрачная маска опустилась на лицо. Сирена выла и выла. Киборги вытаскивали из вагона трупы.

Все шло по плану Серпня.

А мертвый Владлен Жуков уговаривал все тише и тише с каждым километром, с каждым часом в пути, отправиться в спецшарашку, зато все громче вещал о сапоге, топчущем лицо.

И не очень-то удобно смотреть в дыру через пластик маски, но Иван приловчился. Так надо. Надо научиться заново воспринимать окружающий мир. То, во что он верил многие годы, продолжало рушиться. Треснула основа его мира, придуманного кем-то, иллюзорного мира. А реальность – вон она, снаружи вагона. Там нет голубого неба. Нет пальм у небоскребов, и небоскребов тоже нет. Там не играют марши в честь Председателя, не разгуливают по проспектам красивые женщины с ухоженными детьми, их не держат под руки сильные мужчины, на которых хочется быть похожим.

Все, что было снаружи, – это бесконечные стальные полосы железной дороги и бетонные шпалы поперек. И верещал счетчик Гейгера на потолке вагона, и взгляд прикипел к мертвым поваленным деревьям, горелым, присыпанным землей, надутой с давно не паханных полей, на которых не росла даже сорная трава. А затем блеснула в лучах восхода стеклянная равнина, раскинувшаяся вокруг огромной воронки, – это было красиво. Это было безумно страшно и безумно красиво…

Воронка осталась позади. Счетчик Гейгера замолк, лишь иногда попискивал.

В вагон зашел киборг, отодвинул заслонки на полу. Из дырчатых насадок у потолка полилась вода. Рабочие становились под струи прямо в защитных комбинезонах. Дезактивация помещения вместе с теми, кто в помещении. Вагоны негерметичны, а радиоактивная пыль вездесуща. Жуков последовал примеру братьев по несчастью.

Однако помывка в РЗК продолжалась недолго. Прозвучала команда:

– Стриптиз, бля!

Работяги тут же принялись стягивать с себя желтые комбезы. Пора вернуть защиту вертухаям.

Безумно хотелось спрятать свой комплект за кабинкой биотуалета. Вдруг – наверняка! – пригодится. А каждый раз драться за него, уподобляясь нелюдям рядом, просто неприемлемо… Увы, ничего хорошего из этой затеи не вышло бы точно. Во-первых, заначку не удастся скрыть от тех, кто в вагоне. Во-вторых, киборги – хоть и отморозки полнейшие, а считать умеют. Уже считают. Небось после каждой радиашки так делают. Это же часть забавы. Дорога долгая, служба нудная, надо же им как-то развлекаться.

Он быстро стащил с себя РЗК, в котором успел уже согреться, и холодная – ледяная! – вода, лившаяся сверху, заставила его зубы застучать. Съежившись в попытке сохранить хоть немного тепла, он сдал свою «шкурку».

Тем временем работяги молча разбились на пары. По очереди подсаживая друг друга на плечи – так отцы катают на шеях маленьких детей, – они жадно хлебали воду прямо из душевых насадок. Вода текла по одежде, по телам, а в вагоне было, мягко говоря, прохладно, но рабочих это мало заботило.

Иван уже понял, что бытие в вагоне подчиняется определенному укладу, что все не просто так и нужно поступать как эти люди, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. Если бывалые работяги, которых не впервой переводят из лагеря в лагерь, так делают, то Ваньке Жукову есть чему у них поучиться. И раз народ рвется к потолку, нормально попить, похоже, не дадут.

И он бы рад усвоить урок, вот только самостоятельно ему никак не добраться до насадок, а напарника не досталось. К тому же его оттеснили от источников воды.

Выставив язык, дрожа, Иван ловил жалкие брызги. Он уже собрался было заставить – да, заставить! – какого-нибудь работягу покатать себя на шее, но тут вода закончилась. Из щелей между насадками подул горячий воздух. Вскоре в вагоне стало так жарко, что все сняли с себя одежду. Она быстро просохла. Потом подача теплого воздуха прекратилась, и все вновь оделись. Вскоре Жуков вновь дрожал от холода.

Он – единственный новичок в вагоне. Своей гражданской одеждой он весьма отличается от прочих обитателей лагерей – те в серых комбинезонах из грубой брезентовки, на груди белые полоски, на которых продублирован личный номер, на ногах – кирзовые ботинки, на головах дурацкие шапки с козырьками и черные вязаные. У всех то ли фуфайки, то ли пальтишки, то ли нечто несуразное, сшитое из мешковины, но несомненно теплое.

За спиной у Ивана перешептывались, делали непонятные намеки, как бы невзначай показывали заточки, но приблизиться к нему не решались. Пока что не трогали его. Вокруг образовалось свободное пространство – эдакая буферная зона, нейтральная полоса. Наверное, он впечатляюще проявил себя в драке за РЗК. Потерял ведь над собой контроль, был чрезмерно жесток. Отец не одобрил бы.

От холода болело все тело, ныли кости и суставы. Живот прилип к хребту. И от голоса в голове некуда было деться. Заткни уши – не помогает.

Простенькую электронную игрушку-самоделку сухощавый – он тут был в авторитете – выменял у вертухаев на пачку сигарет, которыми угостил приближенных – таких же, как он, мужчин бывалых, непростых. Воздух наполнился табачным смрадом. Иван закашлялся, прижался опять к дыре в стене вагона.

Бетонный забор высотой с пятиэтажный дом, опутанный поверху ржавой колючей проволокой. Давно не крашенные облезлые вышки из жести и прозрачного пластика – как прыщи, как нарывы – тут и там торчали поверх забора. В вышках скучали бойцы в противогазах, смотрели наружу стволы пулеметов и АГС[5]. Готовые выплеснуть смертельный гной стволы неизменно были направлены в глубь огражденных территорий. И поднимались в серое, затянутое свинцовыми облаками небо дымы – черные, коричневые и зеленые даже. Да чего там только не делают, за этим бесконечным забором!

Жуков уже знал, что в трудовых лагерях живут и работают рабы. «Раб» – производное от «рабочий». Как «перс» – от «персонал». Крупицы информации о мире, в который попал, он получал из обрывков фраз, сказанных вовсе не ему, а потом собирал из них нечто цельное. Спросить напрямую? Хватит, уже пробовал. Ему, похоже, не дано понять, смеются над ним в ответ или же хотят помочь советами. И потому он сторонился людей, с которыми свела судьба. Слишком уж они странные, не такие, как он.

Иван смотрел в дыру. Забор тянулся вдоль железной дороги. Под забором – груды мусора, над мусором кружит воронье. Вся страна – один большой бесконечный лагерь. Если нет забора, есть очередная воронка. В крайнем случае – болото до самого горизонта. Или равнина, заваленная гнилухами деревьев…

Навстречу по параллельной ветке выскочил состав теплушек. Вот только на крышах торчали… Иван отпрянул от дыры.

Только решишь, что хуже быть не может, – судьба делает очередную гадость. Вроде и повидал грязи, замешанной на крови, сам измарался, но это… Трупы на крышах вагонов. Кто-то насадил их на стальные штыри – заостренные наконечники вошли через задницы, проткнули тела и выскочили, проломив изнутри черепа. Лысые мертвецы сидели один за другим, будто им захотелось прокатиться на поезде.

Кому такое вообще могло прийти в голову? И какой же силой надо обладать, чтобы нанизать человека, словно кусок мяса – только что из матрикатора, – на шампур?!

Вспомнилось вдруг: на вагоне, в котором он едет, тоже есть такие «шампуры». А киборги забрали мертвецов, которым не повезло в схватке за желтые РЗК…

До заката Иван еще дважды сражался за костюм радиационной защиты. На щеке добавилась царапина, на руке – порез… Ерунда, до свадьбы заживет.

Стемнело. Он не мог заснуть. Все ждал, что нападут.

Один светильник – диодный – на весь вагон, у потолка, рядом со счетчиком Гейгера. И потому в вагоне полумрак, которого вполне достаточно, чтобы следить за рабами. Скучковавшись, бывалые играли в карты. Колоду достали из-за самой большой свинцовой плиты на стене. Прерывался «матч» лишь на перекуры. Сухощавый выдавал сигареты экономно, одну штуку на двоих. Пачку держал в кармане фуфайки.

Иван моргнул. Вроде бы мужчина рядом с сухощавым, примечательный такой – одноухий, вытащил из фуфайки сухощавого сигареты, пару штук, и незаметно сунул их ему же в другой карман.