Когда стреляет мишень - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Катя спеклась. Я думаю, что ее пора увольнять. Выполняйте.
* * *Начало первого рабочего дня (точнее, рабочего вечера, переходящего в рабочую ночь) Свиридова выдалось довольно тихим и без особых эксцессов — если вообще можно назвать тихим времяпрепровождение, когда грохочущая музыка (в этот день была дискотека) не дает услышать собственного голоса. Ну, и если не приравнивать к эксцессам обнаружение в женском туалете обколотого героином молодого человека, завалившегося в кабинку на манер мешка с мукой и там вырубившегося.
Да так основательно, что его не сумели привести в чувство ни обнаруживший его охранник, ни присланный на подмогу с входного фэйсконтроля Влад.
...Вероятно, впервые в профессиональной карьере Свиридова его использовали в таком сугубо утилитарном качестве, на которое вполне можно было подвигнуть любого привокзального грузчика.
Хотя совсем недавно Иван Сергеевич Тихомиров дал очень высокую оценку его физическим кондициям и спецподготовке.
Гладиаторских боев в этот день не было, и потому Алая Пантера и ее подруги сидели в зале на общих правах и, как видел Свиридов, расплачивались за выпивку и еду точно так же, как это делали все остальные.
Свиридов даже один раз присел за столик к девушкам из гладиатор-секс-шоу и выпил бокал слабоалкогольного коктейля. Налимыч в то же самое время сидел у себя наверху и вовсю квасил с какими-то заезжими важными бизнесменами, так что Влад мог не опасаться, что он разделит судьбу тех двоих, что рискнули накануне напиться с Кириллом Геннадьевичем и тут же потеряли работу.
...Девушки были сильно навеселе.
После двенадцати они пошли танцевать, и только Катя, которая, кажется, набралась особенно основательно, не осчастливила своим посещением танцпол. Она обняла Влада за шею и начала сбивчиво говорить какие-то глупые, раздавленные, незначащие слова, которые тут же срывало и уносило мощным музыкальным шквалом.
Фокин всегда называл его «веерным»;
— Ты понимаешь.., вот я.., значит.., когда мы тут работали... — доносилось до Влада сквозь грохот мощнейших «маршалловских» колонок, — мы тут как отстой.., хватай и беги.., в-вот...
Все это решительно не поддавалось никакому анализу, и Свиридов собирался уж было встать и уйти, как вдруг услышал нечто, что заставило его замереть в изумлении:
— А вот ты не знаешь.., ты думаешь, что тут главный этот... Нили... Налим. Он так, плывет по течению.., а этого ты не видел... Адриана. Он страшный.., я не знаю, как я могу оставаться тут, нужно бежать без оглядки куда-нибудь на юг Африки... М-мадагаскар, только подальше от него.., но меня просто тянет каким-то магнитом.., он жуткий и самый лучший.., вот.
Это имя — Адриан — произвело впечатление удара молнии. Влад резко повернул голову и скороговоркой произнес:
— Как ты сказала?
— А.., что именно?
— Адриан? Ты ведь именно это имя назвала?
— Да... Адриан. А что? Ты его знаешь?
Несмотря на темноту и судорожные, рваные блики светового шоу, Свиридов успел заметить, как тень конвульсивного животного страха перекосила ее лицо: как будто она почувствовала, что сказала непозволительную глупость человеку, который, быть может, передаст ее неосторожные слова тому, кто вызывал у нее такой страх и одновременно какое-то неизъяснимое, цепкое, ни на секунду не отпускающее чувство преклонения и благоговейного трепета.
— Нет. Просто ты так говорила о нем, что я почувствовал ревность.
Это был верный ход. Девушка как-то сразу расслабилась, и на ее лице появилось нескрываемое облегчение и нечто очень смахивающее на радость: Влад удачно польстил ее женскому самолюбию.
— Да он совсем другой, чем ты.., ты все не так понял, Алеша.., просто...
Катя явно замялась: вероятно, в ее одурманенное возлияниями сознание начала грубо, неудержимо вторгаться мысль, что она говорит ненужные и опасные вещи — опасные прежде всего для нее самой.
— Редкое имя — Адриан, — проговорил Свиридов и поднялся со своего места.
— Ты куда? — испуганно спросила она.
— Я же на работе, Катя. Если я буду сидеть сложа руки и говорить с тобой о разных занимательных вещах, то это может не понравиться Николаю Алимычу.
Девушка хрипло засмеялась.
— На-а-алимычу? Да что он значит? Он «шестерка».., только и знает, что укладывать девчонок под всяких выгодных ему уродов.., вроде тебя!
Она с силой толкнула Влада куда-то в район бедра, он чуть пошатнулся и, с ироничной усмешкой погладив ее по голове, направился от столика к выходу из клуба, где сегодня сидел на фэйс-контроле.
...Девчонка явно в состоянии аффекта, думал он. Говорит об Адриане, хотя это имя явно жжет ей губы. Адриан.., этого редкого имени не забудет и он, Влад Свиридов. И если она в самом деле имела в виду Адриана Панича, человека со множеством имен и со множеством лиц, то, в таком случае, ей может угрожать опасность.
Никогда не стоит произносить всуе имя Адриана Панича.
Возможно, она видела его сегодня, и его поведение внушило ей тревогу, и теперь она напилась, чтобы заглушить это упорно прорастающее, словно трава сквозь асфальт, смутное, будоражащее и тоскливое чувство обреченности.
В этот момент в фойе клуба вошел Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Афанасий Фокин. Его появление прервало бесплодные размышления Свиридова.
— А, мое почтение! — воскликнул он, увидев Свиридова. — Рад тебя видеть, Леха. А то тут обычно торчат мерзкие хари вроде уволенного на прошлой неделе Кирюхи Казакова.
— У него, конечно, не мерзкая, — пропела античная гардеробщица, кокетливо теребя край своей белой туники, — а вот у тебя, Иван Сергеич.., почему ты позавчера пробил «стрелу», а, мерзкий тип? Ведь обещал же прийти, сукин ты кот!
Афоня и тут в своем репертуаре, усмехнулся Свиридов. Вовсю канифолит мозги девицам, динамит их направо-налево, а потом банально кидает.
— Извини, дорогая, я был очень занят, — скроив соболезнущую мину, пропел в ответ Афанасий. — У меня был срочный инструктаж для...
— Да знаю я, кого и как ты инструктируешь, — отмахнулась та, — ладно, свободен. Можешь проходить, на сегодня расчленение отменяется. Иди, иди.., если, конечно, тебя Алексей пустит.
— Пустит, — весело ответил Фокин, которого весь этот монолог нисколько не задел, — мы с ним уже свои люди. Как я тебя на спарринге припечатал, а?
— Угу.., один раз, — буркнул Влад, — а я тебя три. И в тире я тебя по очкам...
— Да охота тебе вспоминать всю эту статистику, — перебил его Фокин, — пойдем лучше выпьем. Или тебе нельзя — на работе-то?
Влад хотел сказать, что, вероятно, не стоит, но поднял глаза на улыбающееся лицо друга, который хоть и не узнавал в нем Владимира Свиридова, но продолжал свято верить в то, что он уцелел.., и невольно улыбнулся в ответ:
— Конечно, какие разговоры! Вместо меня тут Дима с Максом постоят, пока мы с тобой...
Он хотел прибавить: «Афоня», но вовремя спохватился и сделал сидящим на некотором отдалении двум охранникам короткий повелительный жест. Фокин пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
В зале Влад прямо направился к столику с Катей, Афанасий следовал за ним.
Здесь он застал смехотворно выглядящую со стороны, но, быть может, в чем-то драматичную сцену.
Катя уже не сидела за столиком, она стояла в двух метрах от него, а над ней громоздились фигуры двух здоровенных парней — вероятно, из числа охраны «Центуриона». Один из них махал руками и смахивал с лица остатки салата, секундой ранее запущенного в него Алой Пантерой.
Второй жестикулировал менее энергично, зато с силой тащил девушку за руку, вероятно намереваясь выдворить ее из клуба.
Свиридов несколькими широкими шагами достиг охранников и, сжав пальцы на запястье здоровяка, вцепившегося в Катю, проговорил:
— В чем дело?
Тот поднял на Влада полный недоумения и свирепости взгляд.
— В чем дело, дорогие мои? Какой наглец осмелился.., сломать двери в царское помещение? Разве их для того делали, чтобы вы их ломали?
Этот монолог из какого-то кино закончился сдавленным стоном несчастного парня: Свиридов так стиснул ему руку, что едва не хрустнули кости. Парень отпустил локоть Кати.
Та, изощренно матерясь, рухнула на стул.
— Да мы просто хотели сказать ей, что так вести себя не стоит, — скороговоркой выпалил второй охранник, тот, что был перемазан салатом, — вы, Алексей Валентинович, не подумайте чего такого.., просто она кинула стулом в иностранца...
— Каким стулом? — озабоченно переспросил Свиридов. — Жидким?
— Да нет, деревянным.., в иностранца. А мы хотели сказать ей, что так поступать не стоит, хоть она тут и работает. А она швырнула в меня салатом и пообещала Саньку оторвать, извиняюсь за выражение, яйца.
— Чего ж тут извиняться? — добродушно проговорил Свиридов, отпуская запястье и без того пострадавшего от попустительства Алой Пантеры Санька. — Вот если бы на самом деле оторвала, тогда другое дело. Ладно, идите, ребята, я сам проведу с ней воспитательную беседу.