Когда стреляет мишень - Михаил Серегин

«...Как я люблю это страдальческое нытье, — упруго билось в висках Влада... — нытье наедине с собой, способное превратить буквально любого человека, истерика, неудачника, просто болвана — в собственных глазах — в душещипательный аналог байроновского героя. Лишнего человека. По образцу — я особенный, ешьте меня таким, бесчувственные троглодиты».

Рефлексия. Термин, придуманный неудачниками.

...И все-таки он может. Он еще все может исправить. Много раз небытие стояло у его изголовья и манило пальцем, тонким и изящным, как вот у этой молодой красивой самки, раскинувшейся рядом с ним. И всякий раз он говорил себе, что в нем слишком много сил и достоинства, чтобы сдаться на милость победителя.

И вот теперь он, даже не Владимир Свиридов, а просто — человек без лица и имени, без прошлого и, быть может, без будущего, к возрасту Христа — тридцати трем годам — не имеющий в своей жизни ничего, что стоило бы того, чтобы эту жизнь продолжать — цели, увлеченности, любви, — должен сделать то, что не смогли осуществить спецслужбы нескольких государств.

Найти Кардинала.

И все это — ради одной, последней ниточки, на которой он, как кукольный паяц, висит в руках того незримого, что мы зовем богом, жребием или судьбой. Ради Ани.

Уже не его Ани.

— Ну как Катя? — весело спросил Налимыч, глядя на Свиридова весело поблескивающими глазами. — Хорошая кошечка.., пантера, а?

— Ничего, — ответил Влад, — вкусная девчонка.

— А ты что — людоед?

— Блядоед, — в тон руководителю службы безопасности «Центуриона» отозвался Свиридов. — Ну так как, Николай Алимыч, кого приспело время мочить?

— Ты вот все шутишь, — негромко произнес тот, не гася улыбки на своем ироничном лице, в то время как глаза сузились и стали совсем холодными, — а я вот навел о тебе справочки. По своим каналам. Ага.., справки. Ух и прожженная же ты особа, Алексей Валентинович Каледин! Одно успокаивает — репутация у тебя, кажется, приличная. Аж в федеральный розыск попадал.

— Не понял, — сказал Свиридов. — При чем тут моя репутация? Да еще какой-то федеральный розыск. И какие еще каналы?

— Ну-ну, остынь, — перебил его Николай Алимович. — Я это так, без всякой задней мысли.

Свиридов посмотрел на него беззаботным взглядом и подумал, что неспроста Николай Алимович проверял его по своим каналам. И что это за каналы? Свои люди в контрразведке, в просторечии — ФСБ?

— Поехали, — сказал Николай Алимович, — ты готов для вечерней работы? Можешь не отвечать. Я собираюсь познакомить тебя с одним человеком. Стаканов он, быть может, ломать и не умеет, но зато умеет все остальное.

Джип Николая Алимовича Якубова подъехал к большому девятиэтажному дому, нижний этаж которого занимал спортклуб с большими тонированными витринами. Что это именно спортклуб, явствовало из надписи на небольшой черной табличке, прикрепленной возле внушительной железной двери с фигурной ручкой.

— Ну, проходи, — проговорил Налимыч, и рослый парень из службы безопасности «Центуриона» распахнул перед Свиридовым дверь. Якубов пошел вторым, охранник остался ждать на улице.

Свиридов и Налим в молчании прошли довольно длинным коридором, одну стену которого полностью занимали зеркала, и Влад через шаг поглядывал на собственное отражение, такое чужое и такое несопоставимое с его первым, подлинным обликом. И если вдруг — по какой-то счастливой прихоти событий — ему в самом деле удастся признать в инструкторе Кардинала, то можно не сомневаться — тот не узнает своего старого знакомого.

Они вошли в большой и пустынный спортзал, заставленный тренажерами, оборудованный кортом для тенниса и баскетбольной площадкой.

Вот он, — негромко проговорил Налимыч.

...Свиридов видел только одну обнаженную мускулистую спину человека, который играючи, раз за разом, отжимался от пола на одной руке.

Вторую он завел на поясницу.

Рельефные мускулы красиво играли под кожей, тяжело переваливались мощные лопатки, и по всему было видно, насколько тренированное тело у этого массивного сильного мужчины.

Свиридов прищурил глаза: человек отжимался не просто на одной руке, он упирался в пол одним — указательным — пальцем, остальные были сжаты в кулак.

— Иван Сергеич, оторвись от своих разминок, — весело бросил ему в спину Якубов, — я тут тебе нового подопечного привел. Боюсь только, что он тебя заломает.

— А, приплыл, Налимыч? — не прерывая упражнения, отозвался тот приятным низким голосом. — А я вот тут опять под раздачу попал.

— Что на этот раз?

— Да изнасиловали меня.

Свиридов почувствовал, как по его спине, цепляя позвоночник маленькими колючими коготками, спирально завиваясь, бежит будоражащий терпкий холодок.

Потому что он узнал этот голос. И не мог не узнать.

Он прекрасно знал этого человека, ему приходилось расставаться и встречаться с ним много раз, но никакая встреча не была столь неожиданна, как эта.

— Те-ебя? — протянул Николай Алимович и сел за тренажер. — Опять, что ли, в групповуху влип?

— Ну да, — буркнул инструктор и, пружинисто оттолкнувшись от пола, словно на батуте, встал на ноги и потряс длинными, как у обезьяны, мускулистыми руками, сбрасывая напряжение.

И повернулся.

Это был очень высокий, с широченными плечами и мощной грудью, коротко остриженный мужчина с широким открытым лицом и небольшими, но чрезвычайно живыми и выразительными серыми глазами. Вероятно, он не брился уже дня три, потому что на щеках и подбородке вылезла густая черная щетина, впрочем, нисколько не портившая инструктора, а напротив, придававшая ему некий дополнительный шарм.

— Ну, кто там? — Его пристальный взгляд остановился на Свиридове, и Влад невольно вздрогнул, ощутив, как его умело измененное наложенным гримом лицо буквально ощупывают эти выразительные — пронзительно знакомые! — светлые глаза.

— Вот этот хлюст? — пробормотал он с сомнением, прищуриваясь на красивое холеное лицо и киношную прическу Влада, однако не без одобрения рассматривая статную атлетическую фигуру пришедшего с Якубовым человека. — Добрый день, — сказал он уже обычным своим голосом и повернулся к Николаю Алимовичу:

— Новый охранник?

— Вот именно, — кивнул Якубов, — конечно, ему больше пристало бы работать в цирке, а не у нас, но ты уж будь добр, Иван Сергеевич... посмотри его. Только сам не облажайся — парень серьезный.

Иван Сергеевич махнул рукой, и одно это движение подняло в Свиридове бурю воспоминаний — так взбаламученный ил с дна водоема выплывает на поверхность, когда в спокойную стоячую воду бросают тяжелый камень.

...Несмотря на сбритую бороду, несмотря на чуть подкорректированные — вероятно, точно так же, как и у него, Свиридова, — в палате пластической хирургии — черты, всего остального не изменить. Иван Сергеевич Тихомиров продолжал оставаться тем, кем он был всю свою тридцатичетырехлетнюю жизнь. Бывшим офицером спецотдела ГРУ, бывшим священником и лучшим — дополнение «бывшим» никогда не осквернит последующих слов, — лучшим другом Свиридова Афанасием Фокиным.

Афоней, с которым они вместе, бок о бок, прошли огонь, воды и медные трубы. Причем в функции последних выступали разнокалиберные средства массовой информации, в свое время представившие Влада и Афанасия как шайку террористов Кардинала, а в последнее время титулующие их одними из самых опасных террористов России.

При одном существенном дополнении — о террористах говорили в прошедшем времени.

Стало быть, официально и Фокин, и Свиридов мертвы.

Влад с трудом подавил в себе восторг и желание сжать Афанасия в крепких дружеских объятиях — так, значит, ты не умер, Афоня! Не размозжил голову о перила того моста через Москву-реку.., значит, это не твоя кровь обагрила асфальт и не твой труп упал в темные осенние воды, чтобы двумя днями позже всплыть где-нибудь в пяти километрах вниз по течению!

Но ведь Афанасий, без сомнения, также считает его умершим.

Свиридов вспомнил слова Кати: «А вот Тихомиров говорит, что такого не может быть. Свиридов — это его чуть ли не самая любимая тема для разговоров...»

Значит, даже перед возможностью попасть в руки властей, выдав себя разговорами о покойном террористе как о друге, в смерть которого упорно не веришь, Фокин не опустил головы и не захотел отдать память о Владе тому страху, что мог ползать в его жилах.., ведь он объявлен киллером и страшным преступником.

И не без оснований.

Тем временем Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Фокин, окинул Влада еще одним пристальным взглядом и сказал:

— Хороший парень. Что, мне протестировать его?

— Ну да. Кстати, — Якубов повесил на гриф штанги несколько блинов и легко отжал от груди несколько раз, потом определил штангу обратно на держатели стоек и продолжал:

— кстати, Алексей показал мне занимательный фокус.