Метро - Дмитрий Сафонов

– Домашнее задание, – продолжала Алиса. – В выходные рисовала на Арбате… Не очень хорошо, но… – она осеклась и посмотрела на Дениса. – Вспомнила, где я его видела.

– Кого? – Денис пытался смотреть на Алису, и не мог отвести глаза от высокого мужчины.

Его лицо менялось, словно он увидел нечто кошмарное. Странно. Денис заглянул в папку. Ватман, лежавший вторым, выглядел вполне невинно: типичная влюбленная парочка, оба улыбаются.

Денис даже вспомнил, когда Алиса нарисовала этот рисунок. Сам он бегал в «Макдоналдс»: себе – за чизбургером, Алисе – за филе-о-фиш. Еще он взял две кружки горячего кофе, а когда вернулся, Алиса похвасталась, что заработала двести рублей.

– Странные какие-то, – с обидой добавила она. – Деньги дали, а портрет забирать не захотели. Наверное, не понравился.

Именно портрет влюбленной парочки произвел на мужчину такое впечатление. Он будто окаменел. Но его большие красные руки тряслись так, что лист ватмана того и гляди грозил лопнуть.

– Да-да, – говорила Алиса. – Это его ты толкнул. Там, на станции. Как тесен мир! Точно. Это он.

– Это он, – словно эхо, отозвался мужчина.

Папка выпала у него из рук, и мокрые листы ватмана разлетелись, но пальцы продолжали сжимать тот самый рисунок.

Мужчина повернулся всем телом – как робот из «Звездных войн» – и, сказав что-то, пошел обратно.

– Что он сказал? Я не расслышала, – спросила Алиса.

Денис и сам не был уверен, что правильно понял слова мужчины. Но если он все-таки правильно его понял, то это было настолько ужасно, что он отказывался верить.

– Кажется… Кажется, что-то вроде… – он пожал плечами, – «Я убью его».

Гарин едва ли отдавал себе отчет в том, что делает. Все вокруг задрожало и поплыло, а блаженное ощущение твердой опоры под ногами исчезло без следа.

Он не замечал, что по-прежнему держит в руках ватман. Он смотрел куда-то между руками, сквозь и за бумагу, но их улыбающиеся лица намертво отпечатались на сетчатке. Даже если бы он закрыл сейчас глаза, он все равно видел бы их.

Размеренные шаги по бетону гулким эхом отдавались в ушах. Из глубин подсознания одна за другой всплывали различные картинки.

Лицо Ирины, когда они в последний раз (это было так давно, что он и не мог вспомнить, когда именно) занимались сексом.

– Ты все делаешь не так, – со злобой и брезгливостью говорит она.

Утро. Восемь утра. Начало девятого. Он ждет Ксюшу, и наконец она выходит из подъезда.

– Выслушивала подробные инструкции от маман. Сегодня она познакомит меня со своим сказочным принцем…

– Как я должна его называть? «Новым папой»?

Его ироничный ответ, сейчас казавшийся не лишенным некоторого смысла. Более того, почти пророческим.

– Если ничего не путаю, папа у тебя один – это я. Хотя… Надо уточнить у мамы. Она наверняка знает лучше.

«Она, сука, знает лучше! Она ЗНАЕТ!»

«Он ее трахал! Трахал!!! И она наверняка не кривила рот, наоборот, она кричала от удовольствия! Тварь!»

Еще одна картинка, яркая до боли. Момент удара. Все летит к чертям. Люди валятся друг на друга, а он думает только об одном: где Ксюша? Что с ней? Не задавят ли ее в этой свалке из человеческих тел?

– Что за плебейская привычка – пить растворимый кофе?

– Что за плебейская привычка? Что за блядская привычка – раздвигать ноги перед первым встречным?!

Ватман в его руках лопнул. Гарин судорожно шевелил пальцами, сминая обрывки бумаги. В правом кулаке он комкал лицо Ирины, а в левой – его. Этого самого… этого.

Гарин и не заметил, как ускорил шаги.

Хвостовой вагон. Испуганное лицо толстяка. Дрожащий свет факела.

– Я – первый! – говорит мужчина со сломанной ногой, и Гарин уступает.

– Ты – первый?! Это мы сейчас посмотрим.

«Вот оно что! Он дважды назвал меня Гариным, а я почему-то не придал этому значения. Оказывается, он меня знает. Ну да, конечно, знает». Это было так нечестно… Так подло, что он едва не задохнулся от обиды.

Одно дело – открытая борьба, и совсем другое – удары, нанесенные исподтишка, со спины.

«Как они, наверное, смеялись надо мной. Смеялись, да? Ну ничего. Он первым прыгнул в тоннель, а я последним посмеюсь. Никто не против такого расклада?»

Незнакомец сидит рядом с Ксюшей.

– Похожа на маму? – спрашивает он.

– Я тоже похож на маму. Мы все похожи на маму, – режет Гарин.

– Ну-у-у в общем, да, – соглашается незнакомец. – И на папу тоже.

«На папу? Уж не хочешь ли ты сказать?…»

Гарин разжал руки. Комки смятого ватмана упали на бетонный пол. Он сплел пальцы и с наслаждением хрустнул ими. Это было непередаваемое, почти сладострастное ощущение – готовить кулаки для самой примитивной и честной работы. Он почувствовал, как все тело задрожало, и в штанах что-то напряглось. Гарин даже подумал, что еще немного – и он кончит, настолько велико было возбуждение.

Последняя картинка, самая выпуклая и яркая. Лицо мужчины, наполовину скрытое водой. Гарин прыгает из разбитого окна в черный тоннель и подставляет свою спину, позволяя несчастному дышать.

«Несчастному?»

Картинка дрожит, и на нее наслаивается другая. Два голых тела – мужское и женское – ударяющиеся и отталкивающиеся друг от друга.

Два тела…

ЭТОТ – на Ирине. ЭТОТ – у него на спине. ЭТОТ переворачивает Ирину и пристраивается сзади. ЭТОТ – на его спине. ЭТОТ на Ирине! ЭТОТ – на его спине!!! ЭТОТ на Ирине ЭТОТ – на его спине…

Больше Гарин не видит ничего. Глаза его застилает дрожащая пелена: от обиды и осознания того, что все могло быть гораздо проще, если бы он не прыгнул в тоннель, а оставил его там, под водой.

«Значит, надо исправить эту ошибку! Еще не поздно все исправить! Здесь полно трупов, и если одним станет больше…»

Он плачет, но ничуть не стесняется своих слез.

Он бежит и видит перед собой только одно: побелевшее лицо этого. Но он остается на месте, и в его глазах Гарин читает понимание.

«Ну что же? Тем лучше!»

Гарин подбегает и врубается в него.

Дежурный по спецобъекту ходил перед пультом, ловя каждый звук. Десять минут назад с центрального поступила команда: «Готовить к запуску!»

Голос дежурного по метрополитену немного дрожал, но тем не менее команда была четкой и ясной: «Готовить к запуску!»

Дежурный по спецобъекту положил трубку и посмотрел на инструкцию, хотя давно уже знал ее наизусть. «Первое – сообщить диспетчеру Мосэнерго о подключении потребителя. Второе – проинструктировать механиков о соблюдении техники безопасности. Третье – лично проверить техническое состояние спецобъекта и его готовность. Четвертое – включить электродвигатели первой очереди и проконтролировать их выход на рабочий режим. Пятое…»

Было еще шестое, седьмое, восьмое и так далее, вплоть до шестнадцатого пункта.

Соблюдение многих из них было чистой формальностью – спецобъект всегда находился в идеальном техническом состоянии.

Дежурный спустился по металлической лестнице, уходящей вниз на глубину, равную пяти этажам.

В первый год работы эта лестница казалась ему чрезвычайно хлипкой и ненадежной. Поручни из труб, отполированных множеством мозолистых рук до такой степени, что в них можно было смотреться, как в маленькое кривое зеркало. Ступеньки, сваренные из четырех прутьев; сквозь промежутки между ними проглядывала бездна. Настилы между пролетами из кусков тонкого рифленого железа. Все это пугало. Но, как оказалось позже, ко всему можно привыкнуть.

Дежурный, почти не глядя под ноги, перепрыгивал пролет за пролетом. Он наваливался на перила и отталкивался, одним прыжком преодолевая по семь-восемь ступенек.

Оказавшись внизу, в рабочем зале, он лично проверил электродвигатели первой очереди – громадные чугунные чушки высотой в два человеческих роста. Затем поочередно замкнул один за другим несколько рубильников, и стрелки индикаторов задрожали, постепенно подбираясь к зеленым дугам, обозначавшим рабочие режимы. Двигатели, словно чудовищные существа, питавшиеся мегаваттами электроэнергии, наполнили помещение гулом и воем.

Дежурный еще раз обошел все приборы и осмотрел круглые циферблаты и контрольные лампочки. Все было в порядке.

Он перешел в соседний зал и проверил давление масла в пресс-масленках, обеспечивавших гладкое и безостановочное вращение гигантского, толщиной в полтора метра вала.

И здесь все было нормально.

Он нисколько не сомневался, что и двигатели второй очереди не подведут. Они включатся в работу и будут обеспечивать дополнительную мощность. Затем гидроприводы задействуют кинематическую передачу, и колоссальный крутящий момент, сравнимый разве что с крутящим моментом турбины атомного ледокола, заставит исполинские лопасти вращаться. Поток воздуха, спрессованного до состояния монолитного бетона, понесется по открытым шлюзам и в конце концов найдет свою цель.