Славное море. Первая волна - Андрей Иванов

Но все равно надо держаться. Она вспомнила порт, светлые воды бухты, караульные камни вдали. Потом вспомнился дом. Отец вернулся со своего буксира, сел за стол. Мать вынесла с кухни маленький графинчик с водкой. Пока отец выпивал и закусывал колбасой, мать принесла дымящуюся тарелку с супом. Отец взял лож­ку, по, вспомнив что-то, есть не стал. И Зоя услышала, как отец громко спросил:

— А где дочка?

Худенькое лицо матери было скорбным, глаза печаль­ны. Но она сразу же ответила:

— Придет. Скоро вернется дочка.

Волна с силой тряхнула ее утлый плотик. Тело Зои перекатилось, но мысли не прерывались. Она вспомнила веселых ребят с теплохода «Полярный». Они ведь близ­ко, ближе всех. Она протянула вперед руки, будто уже видела их и крикнула:

— Товарищи! Ребята! Что ж вы?..

Еще более свирепая волна опрокинулась на девушку и с силой ударила головой о доски. Зоя потеряла созна­ние.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

I

— Здесь! — сказал штурман и ткнул острым каран­дашом, по не в разостланную па столе карту, а себе под ноги.

— Проверить глубины! — приказал капитан. — Что на верхнем мостике?

На верхнем мостике стояли первый и третий помощ­ники капитана и матрос Серов для поручений. Коман­диры в бинокли обшарили все видимые пространства и ничего, кроме бушующего моря, не увидели.

— В море пусто! — передали они ответ в рубку.

— Их, конечно, снесло, — сказал штурман. — Лучше искать северо-западнее.

Корабль отошел в направлении ветра. Промеры глу­бин показали, что район мелководья круто завернул к юго-западу, ближе к берегу. У капитана отлегло на душе. Теперь можно смелей маневрировать.

— Что на мостике? — снова спросил он, не отходя от рулевого.

— В море по-прежнему пусто, — передали с мостика.

— Дать ракеты! — приказал капитан, и сам повел судно еще северо-западнее.

Наконец на верхнем мостике заметили далеко в море ответную ракету. Ее дали с вельбота. Корабль пошел на сближение. По пути давая ракеты, наблюдатели с мо­стика скоро отыскали и две шлюпки.

Шлюпки находились ближе. Их подобрали первыми. Твердо державшиеся в море люди, поднятые па палубу, окончательно теряли силы, и их уносили в теплые каюты.

Последним из первой шлюпки взошел на палубу при­земистый чернобородый человек. Он так И не выпускал из рук маленькое ведерко, которым, видно, выливал из шлюпки воду. Он подошел к Ивану Демидовичу, крепко обнял его, и только тут ведерко выпало из его рук.

— Где капитан? — спросил его Иван Демидович.

— Капитан должен быть на вельботе, — ответил боц­ман шхуны «Заря». — Вельбот должен был уходить по­следним.

Геннадий хотел спросить о радистке, но его опередил покинувший радиорубку Саша Торопов.

— Не знаю. Наверно, там, на второй шлюпке. Поддерживая боцмана «Зари» за плечи, Иван Деми­дович повел его в каюту.

Саша Торопов не мог присутствовать при подъеме второй шлюпки. Капитан заставил его держать непре­рывную радиосвязь с кораблями и берегом.

Спасшиеся и на второй шлюпке тоже ничего не зна­ли о судьбе капитана и радистки. Когда наконец разы­скали вельбот и сняли людей, стало ясно, что с капита­ном и радисткой случилось несчастье.

— Они должны были сесть с нами в вельбот, — ска­зал дрожащий от нервного озноба  старший помощник

капитана «Зари», совсем молодой моряк со свежим шра­мом на щеке.

— Почему же не сели? — строго спросил Сергей Пет­рович, и его большие черные глаза стали злыми. Он знал, как много бывает трагедий на море, когда кто-нибудь из команды струсит и не дождется товарищей. Нет, он не мог простить первому помощнику, что тот ничего не знает о судьбе своего капитана.

— Капитан ушел снимать радиста, — ответил тот, еще более волнуясь оттого, что ему не верят.— В это время нас оторвало от борта и унесло в море.

— Они остались на шхуне?

— Да.

— Больше вы их не видели?

— Нет.

Мокрому помощнику капитана шхуны «Заря» было холодно стоять на пронизывающем ветру, но Сергей Пет­рович продолжал его допрашивать:

— Какие плавучие средства оставались па шхуне?

— Никаких, — уже заикаясь, ответил тот.

— Значит, они погибли?

— Возможно.

— Как же вы допустили гибель вашего капитана и радистки?

И, не дожидаясь ответа, распорядился:

— Отведите в каюту. Разберемся.

Сергей Петрович не верил молодому помощнику ка­питана Лазукина. Если бы тот хотел, он дождался бы капитана и радистку.

Вместе с тем у него была надежда, что и Лазукин и радистка выбросились за борт на каких-нибудь подруч­ных плавучих средствах. И он распорядился продолжать поиски.

— Будем искать, пока не найдем капитана и радистку или не убедимся в их гибели!

II

Сознание приходило, уходило, возвращалось вновь. Когда оно возвращалось, Зоя думала, что надо приучить себя к волне. Волна — неизбежное зло. По не она здесь главное. А что главное?

Поток воды хлестнул девушку. Зоя прижалась к дос­кам. Ноги всплыли, заболтались в воде, их потянуло с плота. Потом вода ушла, Зоя выплюнула попавшую в рот соленую горечь и продолжала думать.

«Главное сейчас здесь — она, Зоя, на своем плотике. Волне нужно утопить ее, а Зое обязательно нужно побо­роть море, выжить. Если не верить в это, можно сойти с ума. Ее задача важней. Рано или поздно море утихнет, и тогда Зоя посмеется над волнами.

Надо думать, чтобы занять себя мыслями. Ведь ей плавать в море не час и не сутки. Надо готовиться к худшему. Ее может унести далеко. Судам придется искать ее долго, может, даже после того, как утихнет шторм. Если не найдут корабли, сюда пошлют гидро­план».

Она стала смотреть в небо, ища в нем голубых про­светов. Но небо серо, низко, плотно закрыто тучами, без единого разрыва.

Теперь это не испугало ее, скорее немного обрадо­вало. Ведь рядом с ней не только волны. Над ней небо, тучи, а за тучами солнце. Когда разорвутся тучи, солнце будет светить, а может, и обогреет. Хорошо бы опреде­лить, сколько времени прошло, как она в море?

Зоя попыталась собрать все в памяти и определиться во времени. Когда она покинула шхуну, еще было светло. Наверно, через полчаса она потеряла сознание. Так про­должалось несколько раз. Но потеря сознания в холод­ной воде не должна быть продолжительной. Сейчас тоже светло. Значит, идет еще первый день.

Через минуту она с ужасом убедилась, что ее расчеты рассыпались, как карточный домик. Сейчас еще начало августа, в море нет ночи.

Только тут она вспомнила о часах. Поднесла к глазам руку. Стрелки разрезали циферблат сверху вниз.

«Шесть часов! Шесть часов. Чего — утра или вечера? Ах, как хорошо, если бы ночи. Тогда можно точнее счи­тать время».

Но она тут же отогнала от себя эту мысль. Как мучи­тельно тянулись бы ночные часы в море.

Время! Как мало она раньше думала о нем. В ее жизни оно пробегало так быстро, что его часто не хва­тало. А сейчас оно лишнее, его некуда деть.

Впрочем, здесь, на ее плотике, время должно проте­кать так же, как и там, на земле или на корабле, у жи­вых, занятых делами людей. Часы не должны тянуться, как сутки. Наоборот, сутки должны пробегать, как часы. Но там люди заняты делом, а она? И она тоже.

У нее сейчас большое, самое важное в жизни дело — продержаться до прихода кораблей. Значит, надо занять себя мыслями! Но где взять столько мыслей, чтобы их хватило на несколько суток.

Ничего, она найдет, она постарается. Ведь ею про­жито не мало лет.

И она, как в кинотеатре, просматривает каждый день своей жизни. Главное, делать это не спеша. Можно по-повому оценить эти дни, может, даже поспорить с самой собой.

Так проходят часы. Но вот просмотрена яркая кино­картина в восемнадцати сериях — в восемнадцать ее юно­шеских лет. А что дальше? Но нет, она еще не обеднела мыслями. На это она богата. И она начинает вспоминать рассказы, которые она слышала от других.

Кажется, тише вой ветра и гул моря. Зоя как бы от­ключила от себя эти звуки.

Она вспомнила, что зимой летала в Москву, потом на юг. И мир перед ней сразу раздвинулся, стал во всем своем беспредельном величии. В этом огромном мире морские волны как бы сразу намного уменьшились и не так пугали. *

Но ей нужно было не только мыслить. Ей надо было жить, жить здесь, на этом ненадежном плоту.

Что для этого надо? Прежде всего воды: не чаю, а простой холодной воды, стакан-другой. И еще бы кусок хлеба, обыкновенного, черного. Она бы съела его не сразу, а по кусочкам.

Без движения коченело тело. Зоя, насколько позво­ляли кольцо и ремень, передвигалась с одной половины своего плота на другую. Можно двигать ногами. Такие движения согревали, но и обессиливали ее. Наступило забытье. Действовал павловский закон торможения. Организм сам выключал всякую деятельность, чтобы не произошла катастрофа.

Очнувшись, Зоя второй раз глянула на часы. Равно­душные стрелки показывали девять. Неужели прошло только три часа? Но она тут же отвергла эту мысль.