Птичка тари - Рут Ренделл

Лиза ни слова не сказала об этом утром, так как они с Ив не имели привычки рассказывать друг другу свои сны. Что может быть скучнее, говорила иногда Ив, чем чужие сны. Но позднее, когда ее мать ушла в Шроув заниматься уборкой в доме в роли миссис Купер, Лиза пошла в маленький замок, который Бруно использовал как студию.

Его мольберт был там и две коробки с красками, так же как бесчисленные запасные тюбики, названия которых восхищали Лизу, хотя она старалась не проявлять перед ним своего интереса. Оттенок розовая крапп-марена, светлый веридиан, китайская белая, жженая умбра. Как странно, что Бруно уехал, оставив свои рисовальные принадлежности. Еще более странно, что он не почистил кисти, на дороговизну которых всегда жаловался, но оставил их в банке из-под джема на дюйм окунутыми в скипидар. Картины, законченные, полузаконченные, и чистые холсты стояли прислоненными к стене. Ее портрет тоже был среди них.

У нее не заняло много времени связать испачканные краской тряпки в маленьком замке с исчезновением Бруно. Во время утреннего визита она не нашла в этом ничего необычного — просто тряпки, брошенные в кучу, несколько большую, чем всегда, и загромождавшую полкомнаты. Нет, пожалуй, тряпок гораздо больше, чем всегда. Старые юбки Ив, разорванные на полосы, простыня, которая покрывала ее кровать, пока в дырку не стал проваливаться палец, рваное полотенце.

Была еще одна странная вещь в этих измазанных краской тряпках, которая не особенно привлекла ее внимание в то время, но запала в память: цвет краски. На конце одной виднелась полоса зеленой краски из ягод крушины, а другой, похоже, растирали берлинскую лазурь, но большей частью тряпки были испещрены красновато-коричневыми пятнами — и были не просто в пятнах, а пропитались этой краской.

Лиза попыталась решить, что это за краска. Не кармазин, не алый лак или вермильон, краска была недостаточно яркой для этого. Слишком темная для розового ализарина и недостаточно темная и тусклая для коричневого «ван-дейка». Светлая сиена? Жженая сиена? Возможна и та, и другая, но непонятно было, зачем Бруно понадобилось столько краски.

Означали ли беспорядок здесь и прислоненные к стене полотна, что он вернется? Лиза поискала его одежду в гардеробе Ив, кожаный пиджак, клетчатые рубашки, свитер с непонятно как отпечатанной надписью «Калифорнийский университет, Беркли». Все исчезло. Иногда он оставлял свои золотые серьги на туалетном столике Ив, но они тоже пропали с ним вместе. Ей пришла в голову ужасная мысль, что, уехав, он все же мог наябедничать на Ив Тобайасам или властям, ответственным за образование. И из состояния эйфории Лиза вновь погрузилась в глубины отчаяния.

Она должна спросить.

— Он не станет никому ничего рассказывать, — ответила Ив. — Поверь мне. Я обещаю.

Пришло письмо, адресованное Бруно, и Ив вскрыла конверт. Он просил ее делать это, объяснила она. Внутри конверта оказалась записка от агента по продаже недвижимости, который писал, что он позвонил бы, но выяснилось, что мистер Драммонд и миссис Бек не внесены в телефонную книгу. Заинтересован ли еще мистер Драммонд в «Хвойнике»? Название, непонятно почему, очень рассмешило Ив.

Ив написала письмо агенту по недвижимости, но Лиза не поняла его содержания. Они пошли вместе отправить его по проселочной дороге к шоссе, где был маленький старый почтовый ящик с буквами «КВ» на нем: Королева Виктория, это означало, что ящик простоял там сотню лет.

Стоял июль месяц, и Лизе было одиннадцать с половиной лет. Хорошая погода продолжалась недолго, пошли дожди, и похолодало, Ив с Лизой сидели дома, занимаясь гораздо больше, чем в предыдущие месяцы. Теперь Лиза могла написать сочинение на французском и прочитать наизусть «Оду греческой вазе» Китса.

Из-за того, что было так сыро, Тобайасы не приезжали, как обещали, и в августе Джонатан Тобайас приехал один. Лиза заметила, что в волосах у него появилась седина. Может, из-за того, что с ним не было Виктории, он проводил больше времени в их доме, чем делал это в последние годы. Лиза не могла не слышать кое-что из того, о чем они говорили, так как Джонатан, похоже, думал, что когда человек читает, он глух ко всему вокруг.

Виктория, сказал он, уехала в Грецию с друзьями. Греция представлялась Лизе местом, где полно храмов из серого камня с колоннами и мраморными статуями и где боги живут в реках и на деревьях. Но вразрез с ее представлениями она услышала, что Виктория с друзьями нашли там пляжи, чтобы загорать на солнце, и большие гостиницы, удобные для жилья, именно это, как сказал Джонатан, они предпочли Шроуву или Алзуотеру.

Иногда, заметив, что Лиза оторвала взгляд от книги, Джонатан наклонялся ближе к Ив и начинал говорить шепотом: «шу-шу-шу», — точно так же, как, по ее воспоминаниям, бормотала Хетер. И Ив кивала, и выражала сочувствие, и что-то шептала в ответ. Лизу волновало, что Джонатан, кажется, считал, будто отсутствие Бруно только временное, и делало его отъезд как бы не столь определенным фактом.

— Я не могу не завидовать, Ив, — сказал как-то Джонатан солнечным днем.

Лето вернулось, и они все пили чай в саду, под вишней. Черешни созрели, став желтыми и красными, и на фасоли Ив появились ярко-красные цветы. Цветы кабачков имели форму желтых лилий, и на крыжовнике висели темно-красные бусины, но малиновая кожица бусин была покрыта волосками.

— Мне? — переспросила Ив. — Завидуешь мне?

— У тебя есть человек, с которым ты можешь быть счастлива. У вас хорошие отношения.

Лиза хотела, чтобы Ив отрицала это или даже попросила его не говорить об «отношениях». Она этого не сделала. Она искоса бросила на Джонатана таинственный взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Я не хочу, чтобы ты завидовал мне, — сказала она. — Я предпочла бы, чтобы ты ревновал.

Наступило молчание. Наконец Джонатан спросил:

— К нему?

— Почему бы нет? Как ты думаешь, что я чувствовала к Виктории?

Затем Ив встала и отнесла чайные приборы в дом. Вместо того чтобы последовать за ней, Джонатан остался сидеть на траве, выражение лица у него было мрачным. Он вытянул из травы маргаритку и обрывал лепестки. Лиза подумала, что он постарел. Лицо утратило былую свежесть, и на лбу появились морщины. Его глаза когда-то сверкали пронизывающей синевой, но цвет их потускнел, как синяя фарфоровая ваза с грязной водой.

Лиза ожидала, что он поужинает с ними, а возможно, и переночует. Займет, возможно, место Бруно в постели рядом с Ив. Но он не остался даже разделить с ними вечернюю трапезу и ушел около семи. На следующий день Ив показалась Лизе особенно довольной и счастливой, и Лиза связала это с появлением Джонатана у их двери в девять утра, он зашел попрощаться перед возвращением в Лондон.

Шон сказал:

— Ты рассказываешь о том, что случилось пять лет назад, верно?

Лиза кивнула. Они лежали теперь в постели, тесно прижавшись для тепла друг к другу под двумя стегаными одеялами. Шон купил второе одеяло, увидев его на подходившей к концу распродаже. В фургоне по ночам стоял пронизывающий холод, но если они оставляли включенным обогреватель, утром на стенах образовывались капельки и струйки воды и подушки становились влажными. Лиза, голова которой покоилась на плече Шона, чьи руки крепко обнимали ее, думала о теплых сухих неделях, о своей спальне с широко открытыми по ночам окнами, уроках, уроках, уроках каждый день в саду и об Ив, которая говорила:

— Видишь, если бы ты ходила в так называемую приличную школу, у тебя сейчас были бы каникулы, ты ничему не училась бы, а просто бегала бы на воле.

— Это было, наверно, во время бури? Или, как говорили, урагана? Я помню, потому что мне тогда только что исполнилось шестнадцать, я получил свою первую работу и должен был вставать в пять утра. Я был дома в кухне, готовил себе чай, и дуб, который рос у двери, вырвало с корнем, и он проломил крышу. Это была всего лишь пристройка с односкатной крышей, наша кухня, и крыша раскололась, как яичная скорлупа. К счастью, я быстро отскочил, сообразив. Это был, должно быть, сентябрь.

— Это был октябрь. Октябрь, пятнадцатое число.

— Какая память! Думаю, у вас в Шроуве повалило много деревьев. Поэтому ты запомнила, верно? День Урагана, последний день, которому она дала имя.

— Ты не должен торопить меня, Шон. Я скоро подойду к этому. Ураган наделал много бед в Шроуве, мы оказались в одном из самых пострадавших мест, и ты поймешь, почему я помню это, точную дату и все остальное. Но сначала произошло нечто другое.

Надворные постройки в Шроув-хаусе использовали редко. Когда-то там были конюшни и был каретный сарай. Конюшни были построены в том же архитектурном стиле, как дом, из маленьких красных кирпичей с белой облицовкой, фронтон центрального здания и над ним башня с часами, циферблат которых был синим, а часовые стрелки позолочены. Флюгер на башне был в виде бегущей лисицы с вытянутым пушистым хвостом.