За стенами собачьего музея - Джонатан Кэрролл

Солдаты и полиция, полиция и солдаты. Все то время, что мы двигались к самолету — сначала через здание аэропорта, затем на автобусе через выложенное бетонными плитами поле к ярко освещенному прожекторами небольшому реактивному «Лиру», возле которого теснились служебные автомобили, — нас окружали люди в военной форме с автоматами и мрачными внимательными взглядами. От всего этого я начал чувствовать себя важной персоной и в то же время слегка запаниковал. Во что я ввязываюсь? Что меня ждет?

Люк самолета распахнулся только после того, как мы вышли из автобуса и попрощались с провожающими.

Над полем то поднимался, то затихал игривый ветерок, то поднимался, то затихал. Я слышал, как он посвистывает в фюзеляже стоящего за нашими спинами самолета. Почему я обращаю внимание на подобные мелочи, почему они вообще что-то значат для меня, когда мы с минуты на минуту улетим отсюда? И ведь потом именно эти мелочи вспоминаются гораздо чаще, чем что-либо другое: этот посвист ночного ветерка, мирная зелень багажных бирок, восточного вида ребенок с булочкой в руке…

— Рады, что летите в Сару? — Я в первый раз увидел улыбку на лице приглаживающего ладонью взъерошенные ветром волосы Аввада.

— Даже не знаю. А как там?

Отрывистая фраза из динамика уоки-токи совсем рядом с нами. У трапа появился человек и жестом пригласил меня внутрь. Но я все ждал, надеясь, что Аввад все же ответит на мой глупый вопрос.

— Бог предоставляет пищу, а человек — поваров. В Сару очень хорошие повара, Радклифф. В детстве у меня была знакомая девочка со светлыми платинового оттенка волосами. Я уже много-много лет не вспоминал о ней и сейчас вряд ли вспомнил бы, но когда я проснулся и, выглянув в иллюминатор, увидел расстилающуюся внизу пустыню, первое, что мне вспомнилось, это именно цвет ее волос.

Далеко внизу, как неподвижно замерший океан, простирались залитые светом раннего утра бесконечные мили отливающих платиной песков. Но самым удивительным, прекрасным и чарующим зрелищем были бесчисленные полыхающие где-то далеко впереди у самого горизонта факелы горящих над сарийскими нефтяными скважинами огней. Оранжевые и желтые на фоне серебристо-голубоватой пустыни, они подмигивали и рвались в начинающее светлеть небо. Хоть и спросонья, но я все же почти сразу догадался, что это такое и, тем не менее, долго не мог оторвать от них взгляда, воображая их какими-то сказочными факелами, пылающими у входа в сказочный город из тысячи и одной ночи, где летают ковры, а прячущие под чадрами лица женщины носят в пупках самые настоящие рубины.

В салоне появился пилот и объявил, что посадка состоится через двадцать минут. Я протянул руку и погладил толстый белый бок уютно устроившегося в соседнем кресле Кумпола. Тот приоткрыл глаза и довольно заворчал.

Самолет нырнул вниз, потом еще раз и еще. Танцующие огни стали намного ближе.

— Неужели вы меня не узнаете? Я весь полет ждал, что вы меня вспомните! — Пилот стоял прямо передо мной, улыбаясь, как перебравшая амфетаминов обезьянка. Интересно, почему это в Сару столько странных людей?

— Я — Халед! Это я тогда в Лос-Анджелесе пилотировал вертолет. Спасал вас во время землетрясения. Неужели не помните?

— О, Господи, ну конечно же! Вертолет! Парень, который, слава тебе Господи, больше всего на свете любит самые опасные места! Как поживаешь?

Это ему понравилось. Улыбка стала еще на пару дюймов шире.

— Отлично! Но теперь мы с вами оба летим в Сару, где все не так здорово. Приходится лететь едва ли не над самой землей, потому что я еще не знаю, появились у банды Ктулу зенитные ракеты или нет. Если появились и нас подобьют, это будет похуже любого землетрясения! — Он громко и с энтузиазмом свистнул этаким понижающим тон свистом, каким дети обычно сопровождают падение своего игрушечного самолетика.

И вот в таких совершенно сумасшедших условиях мы совершили посадку в Баззафе, столице страны. Пока самолет нырял все ниже и ниже, приближаясь к аэропорту, и делал заход на посадку, я то и дело поглядывал на Кумпола, пытаясь понять, не нервничает ли мой верз. Обычно, когда самолет касается земли, я с облегчением вздыхаю, но на сей раз я был слишком занят тем, что сквозь крошечный иллюминатор вглядывался в горизонт.

Ничего не случилось.

Самолет приземлился, быстро зарулил в самый дальний угол поля и заглушил двигатели. Еще на подлете я заметил возле здания аэровокзала люфтганзовский «Боинг-737». Это здорово приободрило меня — если уж немцы все еще возят своих бизнесменов и туристов в Сару, значит, дела здесь еще не так плохи.

Гораздо менее утешительным был вид выходящего из кабины пилота Халеда со здоровенным пистолетом в руке.

— Получается, у них все-таки нет ракет, верно, Гарри? Хотите, я и вам дам пистолет? Вот этот. Прошу вас, берите.

Я отрицательно помахал рукой — мол, не надо.

— А что дальше?

— Дальше за вами приедут, но мы должны быть очень-очень осторожны. Аэропорт после гибели султана то и дело обстреливают.

—А каково здесь теперь вообще положение, Халед? Чья берет?

Он нагнулся и бросил взгляд в мой иллюминатор.

— Как сказать… Они контролируют один город, а мы — Баззаф. У них горы, у нас— все остальное. Но наш вождь мертв, а их все еще жив. Поэтому трудно сказать. Знаю только одно — мы никак такого не ожидали. Они оказались гораздо сильнее, чем мы думали. По нашим данным выходило, что Ктулу не посмеет ничего предпринять, поскольку у него не хватит для этого ни людей, ни оружия. Теперь все наши данные можно бросить в печку. Остается только сражаться. Вот они. Приготовьтесь.

На поле показался «рэндж-ровер», как две капли воды похожий на тот, который был у посла Аввада в Вене, и помчался в нашу сторону. Я был почти уверен, что сейчас на него обрушится вражеский огонь, но ничего такого не произошло, и он резко затормозил в нескольких футах от самолета.

— Наденьте-ка вот это, Гарри. На всякий случай. Оторвавшись от иллюминатора, я увидел, что Халед держит в руках коричневый бронежилет, причем точно так же, как обычно продавец в магазине одежды держит пиджак, который вы собираетесь примерить.

— Это нисколько не прибавляет мне уверенности. Что, здесь так опасно?

— Наденьте, и никакая опасность вам угрожать не будет, друг мой. Им придется стрелять вам в голову, а попасть в нее довольно трудно.

— Да, но ведь именно это и произошло с султаном, не так ли? — возразил я, просовывая руки в проймы жилета.

— Он не слишком берегся. К смерти он был равнодушен. Его интересовала только жизнь.

Дверцы джипа одновременно распахнулись. С одной стороны из него появился принц Хассан, а с другой — здоровенный детина, очевидно, его телохранитель. Оба в военной форме. Детина был вооружен десантным АК-47 и двумя ручными гранатами, висящими на поясе.