Смерть призрака - Марджори Эллингем

— Но это жульничество было раскрыто? — пробормотал Кэмпион.

— Ну, конечно же, было! — нетерпеливо отмахнулась Линда.

Кэмпиону показалось, что она вполне разделяет со своим дедом веру в резонность такого поступка.

— Но дело не в этом. Вы знаете, Тэнкерей был моложе дедушки, и Лафкадио казалось, что он, этот его ненавистный и неотделимый партнер, только и ждет его смерти, чтобы утвердиться в звании не имеющего соперников Великого Корифея изобразительного искусства. Дедушка дал ему десять лет, чтобы он успел остудить свои пятки, и как раз тут-то и столкнулся с ужасающей истиной о том, что Лафкадио возвращается с ослепительным трюком, который призван поддержать интерес публики к нему не только в течение какого-нибудь одного года, а целых двенадцати! А тот факт, что у него было всего восемь холстов и не осталось энергии и времени для создания больших новых картин (он же вплоть до самой своей смерти, как вы знаете, писал лишь одни портреты), и побудил его сделать те жульнические упаковки для последних четырех лет. Мне представляется, он примерно высчитал, что кончина Тэнкерея наступит через восемнадцать лет. Но мой дорогой дед слишком расщедрился. Тэнкерей не дожил даже до показа первой картины. Ну что, мне продолжить? — Кэмпион знаком подтвердил согласие. Клубок разматывался на удивление быстро.

— Ну так вот, — сказала Линда, — все остальное уже из области догадок, я знаю, но они достаточно хорошо сходятся. Несколько лет назад некто в галерее Салмона, я полагаю, что достаточно ясно, кто именно, сунул свой нос в упаковки и был потрясен явным надувательством. К тому же, поскольку в это время в печати разгорелись всевозможные дискуссии о значении авторства как такового, этого человека уже обуревали некоторые рискованные идеи. Ведь если любые подделки очень хорошо исполнены, то вас бы просто разочаровало известие о том, кто же их настоящий автор! Таким образом, почва для авантюры морально уже была готова. Все или, что оставлено двенадцать картин Лафкадио, и все ожидали увидеть именно столько. Даже если кто-нибудь из критиков и не пришел бы в восторг от всех картин, то мог ли хоть один усомниться в том, что писал их именно Лафкадио? Одна фальшивка или даже четыре особого урона этому мнению нанести не смогут.

— Само собой, — подтвердил мистер Кэмпион, чрезвычайно захваченный этим открытием.

— Четыре года назад, до того как он собрался в Рим, Томми устроил себе чрезвычайно необычный отпуск. Матт говорил вам об этом. Он полностью исчез на десять месяцев. Никто ничего не слышал тогда о нем, никто не видел его. Как раз в тот период он собирался стать портретистом, совсем в духе Лафкадио. Но когда он вернулся из отпуска, он неожиданно бросил писать маслом и отправился в Рим осваивать технику темперы.

— Он, кажется, стал соискателем Римского Приза? — поинтересовался Кэмпион.

— Нет, не стал. В том-то и дело. Он получил другую премию, Приз Честерфилда, и Макс в тот год был членом жюри.

Мистер Кэмпион некоторое время молча переваривал и это сообщение, укладывая его в своем мысленном ряду.

— А где была миссис Поттер, когда Дакр осуществлял свой таинственный «отпуск»? — спросил он.

Линда одобрительно кивнула.

— А вы смышленее, чем я думала, — заметила она, впрочем вовсе не желая его поддеть. — Весьма знаменательно, что этот период в точности совпал со временем, когда миссис Поттер единственный раз в своей жизни (насколько мне удалось установить) получила удачный шанс. Она была командирована в Центральную Европу на поиски редких предметов и отсутствовала около десяти месяцев. Мне так и не довелось услышать ни об одной «редкости», которую она бы привезла. Предполагалось, что она все время в разъездах и поэтому никто ей не писал, а она тоже не особенно себя утруждала. Вы знаете, как люди, подобные нам, небрежны в таких делах? Разумеется, эта «командировка за редкостями» была организована Максом. И таким образом, как вы понимаете, она была в курсе… то есть была посвящена во все эти тайны.

— А как обстоит дело с последней картиной? — спросил Кэмпион. — С Жанной д Арк?

— О, эта подлинная. Это ведь очень ловко со стороны Макса перетасовать фальшивки с подлинниками, правда? Поэтому если в предыдущий год картину немножко покритиковали, то в этом году был выставлен настоящий шедевр.

— Но позвольте, — запротестовал Кэмпион, все еще озабоченный техническими деталями, — ведь эксперт несомненно мог бы определить разницу? Например, взять хотя бы краски. Да и все остальное, присущее духу данного художника. Это же не может быть подделано!

— Вы рассуждаете как дилетант, — отпарировала Линда. — Не верьте так безоглядно экспертам. Они ведь всего лишь люди. А что касается остального, то миссис Поттер ничего не стоило запастись красками Лафкадио. Она же вечно выпрашивала маленькие тюбики этих красок, да и прикупала их у Рэнни. Вопрос о духе художника вовсе не вставал на повестку дня. Я вам уже сказала, что в отношении седьмой картины имелись кое-какие критические отзывы, но никому и в голову не пришло усомниться в авторстве Лафкадио. Она недостаточно плоха для этого. А если по правде, то она просто очень хороша. Дедушка вполне мог бы и сам ее написать. Он ведь делал не одни только шедевры! Что же касается техники самой живописи, то ее подделать труднее всего. Она, разумеется, может быть скопирована. Я думаю, что Томми ее и раньше обдуманно копировал. Тем более, что это неплохо оплачивалось. Я говорила вам, что он имитировал манеру Лафкадио, причем это могло быть расценено, как «влияние» мастера. И он был весьма искусен в этом, особенно в живописи. И в самом деле, я не вижу причины, почему бы ему было не делать этого? И поэтому я совершенно уверена, что те картины написаны им.

— Это могло бы объяснить… — начал Кэмпион.

— Это объясняет, — поправила его девушка. — Это объясняет, в частности, тот факт, почему Томми вдруг бросил живопись. Это было одним из условий сделки, как вы можете догадаться. И даже если бы в последующие годы встал вопрос об авторстве, то всякий задался бы вопросом — а кто же мог написать эти проклятые вещи? А если бы в запасе у Макса обнаружился такой компетентный художник, который работал бы в манере, очень близкой Лафкадио, то ответ не замедлил бы явиться, правда? Вот Томми и вынужден был бросить живопись маслом. Я никогда не прощу этого Максу.

— Есть еще много другого, чего нельзя ему простить, — пробормотал мистер Кэмпион.

Девушка вспыхнула.

— Знаю! Я до последней минуты не могла все свести воедино. Полное объяснение этому жуткому бизнесу всплыло для меня сегодня днем во время потасовки между Максом и Бэлл. И это тоже побудило меня рассказать вам все. Я не представляла, что вы уже знаете. Ведь кое-что произошло еще до того, как Макс вынудил Бэлл осадить его. У него находятся четыре картины, заметьте. И он знает, что его единственный шанс на их реализацию (а это худо-бедно по десять тысяч фунтов за каждую) заключается в их вывозе за границу и в продаже там, пока весь гвалт не уляжется. Это неплохая деловая мотивировка, знаете: переместить их отсюда подальше, поскольку здесь произошел скандал. Все тихо и мирно, но сама-то идея весьма остроумна, не так ли, дорогой детектив?

Мистер Кэмпион заставил себя успокоиться.

— Вы должны хранить молчание, — твердо сказал он. — Это сейчас главное. Если хоть один вздох отсюда вырвется наружу, мы упустим его или случится еще что-нибудь страшное.

— Можете не сомневаться, — сердито отозвалась Линда.

— А д'Урфи?

Линда выразительно взглянула на корректную фигуру в синем костюме.

— Ему несвойственно болтать попусту, — заявила она. — Он слишком ленив к тому же.

— Не совсем удачно названа причина, — с достоинством возразил д'Урфи. — Просто это не мое дело, вот и все!

— Но вы ведь предпримете что-нибудь, Алберт? — настойчиво спросила Линда. — Вы же не видели лица Макса, когда он уходил от Бэлл сегодня. Я видела. Он выглядел ненормальным.

Но мистер Кэмпион как раз видел Макса, и у него сложилось собственное мнение. Он отправился к инспектору.

Глава 20

Прелестный маленький домик

— Итак, вы подошли к истине, — сказал инспектор.

Он не отводил глаз от огня, который хоть и был ярок, но не мог никак совладать с промозглостью мрачного маленького кабинета.

— Вот и вся история. Мы теперь знаем почти все. Ну и что же мы можем сделать?

Мистер Кэмпион выглядел необычно взволнованным. Инспектор никогда раньше не замечал за ним такого. Он сидел на стуле для посетителей в центре квадрата, образованного тускловатым ковром, на котором лежала его шляпа. Руки он сложил на набалдашнике своей трости.

— Вы не можете этого так оставить, Станислас, — сказал он серьезно. — Угроза, исходящая от этого человека, — некое зловещее зерно, которое может прорасти в любой момент.