Змеиный крест (СИ) - Энни Вилкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, Ишара согласилась сойти с ковра, и пленницы накрылись им, как покрывалом, чтобы хотя бы немного согреться. Алана с тоской вспомнила восхитительную шаль, подаренную и забранную обратно наставником Келланом. Казалось, происходившее в Приюте случилось в другой жизни и совсем не с ней. Сейчас, под старым пыльным ковром, среди конской вони, с обреченными на смерть и рабство людьми, Алана была лишь безвольной пылинкой в жестоком воздушном водовороте. Отогреваясь, она со стыдом подумала, что совсем опустила руки, и мысленно похлопала себя по щекам.
Ее новый знакомый сидел, по прежнему привалившись спиной к неотесанному дереву, его черные глаза бегали по строчкам. Алана на секунду выпуталась из ковра, и, не поддаваясь кусающему ветру, села рядом с ним.
— Давай к нам? — неохотно предложила она.
Его губы дрогнули, будто кривясь от отвращения, и Алана осеклась.
— Как хочешь. Я ничего такого не имела ввиду. Просто очень холодно, и…
— Мне не холодно, — ответил Даор отстраненно. И тут же удивленно поднял брови: холодная ладошка Аланы аккуратно, чтобы не задеть иллюзорные шрамы, легла ему на лоб.
— Жара вроде бы нет, — задумчиво сказала она. — Вам повезло, что порезы не загноились.
Даор не шевелился. Когда она отнимала руку, он коснулся ее холодной ладони, и потом — всего на миг — приложил тыльную сторону указательного пальца к кончику ее носа.
— Ты замерзла. Вернись под ковер.
Алана кивнула и последовала его совету.
34. Даор
Войцехт велел разжечь не один, а целых пять костров. Клетка стояла между двумя из них, и неплохо обогревалась. Женщины вылезли наружу, и их яркие глаза напоминали Даору спинки жучков. Несмотря на опасения Ишары, разбойники по очереди отвели женщин в лес, не задержавшись ни с одной из них. Это было и немудрено: Войцехт приказал всем быть начеку и не терять время впустую. Сегодня он не пил, что должно было напрячь его подручных даже больше, чем его напряженная манера разговора. Они не спорили со своим главарем, не пытались как обычно комментировать его негромкие указания, лишь выполняя порученное.
Герцог, тоже пожелавший размять ноги, вышел из клетки сразу за Аланой, так, что девочка не могла его видеть. Убедившись, что ночь не разрезают ее крики, и что со стороны, в которую ушли они с Клешней, не раздается шорохов и стонов, он обошел костры, проверяя, не ошибся ли Войцехт в ритуале. Но нет, пентаграмма была нарисована его топором на удивление прямо и без разрывов, костры располагались ровно на углах, и на сочленении лучей Войцехт разместил плошки с водой, металлом и камнем. Ровно в центре пентаграммы выступала из сухого мха неровная каменная плита, также известная ритуалистам всего мира как Каменный стол. Женщинам повезло, что глухой передний край повозки, упиравшийся в крупы лошадям, скрывал от них испещренный штрихами и потемневший от крови базальт, иначе они бы бросились биться о стены клетки, не заботясь о собственной сохранности, такой ужас внушило бы им это зрелище в свете огня. Герцог был здесь не впервые и знал, как вид ритуального стола действует на людей, хотя сам подобный страх представлял себе очень смутно. Ритуалы он не любил, предпочитая не участвовать в том, что могло вплести в чужой заклинательный узор его силу как плату, но присутствовать на жертвоприношениях, разгадывая их механизм, ему приходилось. Каменный стол ничуть не изменился за последние триста лет.
Войцехт, от старания высунув язык, чертил углем знаки на своем огромном голом пузе, иногда смачивая головешку слюной. Герцог с некоторым удивлением обнаружил, что и тут Трубач не ошибался, точно следуя лежащим перед ним инструкциям. Возвращаться в клетку герцог не стал, расположившись у чаши с мелко наструганным металлическим ломом в самом центре петаграммы, так, что ноги его почти касались бурой плиты.
Вернувшаяся Алана осмотрела место, где он сидел раньше, с каким-то страхом, потом высунулась в еще открытую дверь так далеко, как могла, и наконец нашла его глазами. Она посмотрела на него удивленно, но ничего не сказала, снова залезая в клетку под крики Клешни, и даже улыбнулась себе под нос. Даор не понял, чему она обрадовалась: неужели тому, что с ним оказалось все в порядке? Он с удовольствием отметил, что она больше не дрожит. Девочка последние несколько часов была какой-то странно тихой и молчаливой, и герцогу почти хотелось, чтобы она снова заговорила с ним в своей простой и заботливой манере, но она молчала весь путь к месту ритуала, и сейчас тоже не сказала ни слова.
Стоило ей устроиться в клетке, а двери с грохотом захлопнуться, Войцехт подозвал Мышь и что-то прошептал ему на ухо. Громила кивнул и, закинув топор за спину, обнажил болтающийся на поясе меч. Герцог Даор нашел глазами девочку, следившую за Мышью с нескрываемым страхом. Она все поняла куда раньше Ишары, она села между дверью и Ишарой, храбро закрывая ее своим маленьким тельцем, и упрямо смотрела на блестящий кусок стали, не сдвигаясь с места. Герцог шевельнул пальцами, создавая воздушное плетение, которое могло бы незримо укрыть упорную защитницу обреченных, если бы Мышь промахнулся, но оно не понадобилось: Мышь поднял девушку за платье одной рукой и отшвырнул Алану со своего пути, не церемонясь, но и по своему аккуратно. Созданный Даором щит смягчил ее падение, и девочка прыгнула на занесшего меч Мышь со спины, но бандит легко вывернулся из ее неумелого захвата, и вытащил ее из клетки, отчаянно сопротивляющуюся и растрепанную, швырнул на землю. И снова воздух сделал приземление безболезненным, но Алана попала в тиски рук Войцехта, как раз подошедшего к клетке.
— Это что? — прогудел он. — Опять ты?
Его лапищи прошлись по телу Аланы, от горла и до промежности, гладя и сминая. Девушка застыла, затем рванулась, оставляя в руках Трубача куски платья. Худые плечи показались сквозь изодранные
