Влюбленная в море - Барбара Картленд

Лизбет понимала, что высказывается дерзко. Но тут же с радостью она увидела, что ее слова достигли цели. Родни нахмурился, его густые брови сошлись на переносице. Было очевидно, что он взвешивает ее доводы и спрашивает себя: разумно ли он поступил, ужесточив содержание пленного?

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я соглашусь с вами, но только при одном условии. Вы оба дадите слово чести, что не станете искать уединения в каюте или в каком-либо другом месте, где вас не сможет услышать третье лицо.

Последовала короткая пауза, и тут же Лизбет, понимая, что уступка стоит Родни огромных усилий, сказала:

— Я согласна. Дон Мигуэль и я обещаем вам это, и беседовать мы будем, только если кто-нибудь окажется поблизости в пределах слышимости.

— И желательно, чтобы эти беседы были как можно короче. Вы обещаете, де Суавье?

— Даю слово чести, — ответил дон Мигуэль. Его темные глаза встретились с глазами Лизбет, и тоска, которую она в них увидела, едва не заставила ее заплакать. Сейчас Лизбет больше ничем не могла ему помочь. Она встала на его защиту и одержала победу, но чувствовала, что гнев Родни не иссяк, и боялась раздражать его дольше. Дон Мигуэль поднялся:

— Если разрешите, я хотел бы уйти в свою каюту.

— Я разрешаю вам, — холодно ответил Родни. — Часовой будет удален.

— Благодарю вас.

Дон Мигуэль натянуто поклонился Родни, потом Лизбет и покинул каюту.

— Спасибо, — тихо сказала Лизбет, обращаясь к Родни.

Он с яростью обрушил на стол свой кулак.

— Какого черта вы благодарите меня? — воскликнул он. — Если бы я мог, я повесил бы испанца на рее! Но я не допущу, чтобы кто-то еще на корабле догадался, кто вы и почему оказались здесь. И так от вас достаточно неприятностей.

Лизбет, не отвечая, встала, пересекла каюту и на миг задержалась у картины, за которой находился тайник дона Мигуэля. Она увидела, что шкатулку убрали со стола, и теперь она стоит на сундуке прямо под картиной. Заглядывал ли в нее Родни или в своем гневе пренебрег драгоценностями испанца, как и тогда, когда она в первый раз попыталась сказать ему о них? И тут она вздрогнула от неожиданности, потому что голос Родни раздался прямо у нее за спиной. Она не услышала, как он встал из-за стола.

— Лизбет, простите меня.

Сейчас его голос звучал почти робко, ярости не было и в помине. Лизбет взглянула на него и увидела, что его лицо изменилось, с него исчезло высокомерие, и теперь оно больше напоминало лицо прежнего Родни.

— Простите меня, — повторил он. — Мне не следовало вести себя так с вами… но вы довели меня до крайности.

— Забудем об этом, — проговорила Лизбет, сознавая, что никогда не сможет забыть неистовую жестокость его губ и грубое объятие.

— Значит, все в порядке, — с облегчением вздохнул Родни. Как и все мужчины, он стремился побыстрее разделаться с болезненной темой. Протянув руку, он взял шкатулку. — Вы хотели рассказать мне о ней, — напомнил он.

— Шкатулка была спрятана за этой картиной, — сказала Лизбет, стараясь говорить бесстрастно. — Дон Мигуэль достал ее и показал мне.

Родни открыл шкатулку, которую испанец оставил незапертой, и судорожно вздохнул, мгновенно прикинув стоимость украшений.

— Они стоят целое состояние! — воскликнул он и добавил: — Вы говорите, де Суавье показал их вам?

— Да, — ответила Лизбет. — Они были спрятаны за этой картиной. Там за панелью есть тайник.

— Странно, почему ему вздумалось раскрыть его вам… — начал Родни, и Лизбет в замешательстве отвела от него взгляд.

— Впрочем, ответ ясен, — резко произнес он. — Испанец собирался подарить вам их. Он же в вас влюблен, по его собственному признанию.

— Я от них отказалась, — быстро сказала Лизбет.

— Но как же он посмел? — нахмурился Родни. — Он не хуже меня знает, что все ценное на корабле является общим достоянием.

— Сомневаюсь, что вам удалось бы найти эту шкатулку, — спокойно заметила Лизбет. — Если бы он сам мне ее не показал, я ни за что не заподозрила бы, что здесь что-то спрятано. И вы тоже.

Родни перевел взгляд с лежавшего сверху изумрудного ожерелья на Лизбет:

— Он, должно быть, влюблен не на шутку. И вас не потянуло взять их?

— Разумеется, нет! — с негодованием воскликнула Лизбет.

— Хотелось бы вам верить, — сказал Родни. — Может быть, я появился в еще более неподходящий момент, чем решил вначале?

— Я нахожу ваши слова оскорбительными, — сказала Лизбет. — Я уже сказала вам, что отказалась принять драгоценности. И нет надобности обсуждать это дольше.

Сказав эти слова, Лизбет двинулась к двери, надеясь, что он окликнет ее. Но Родни промолчал, и она ушла, оставив его с любопытством разглядывать огромный квадратный изумруд.

Глава 10

Под ободряющие шутливые возгласы люгер пришвартовали к «Святой Перпетуе». На его борту находилось шесть испанцев, и, когда их подняли на корабль, Лизбет увидела, что они именно таковы, какими она воображала всех испанцев до встречи с доном Мигуэлем. У них были грубые сластолюбивые лица, вульгарные манеры, а об их жестокости свидетельствовал вид находившихся на люгере туземных рабов. У каждого вдоль спины тянулись свежие рубцы, оставленные многохвостыми плетками, которыми испанцы подгоняли своих рабов. Эти несчастные разительно отличались от тех туземцев, которых Родни нанял к себе на корабли. Забитые, сломленные духовно и физически, они, казалось, не сознавали того, что с ними происходит, и даже факт, что их корабль захвачен, не пробудил их от апатии.

Родни отозвал старика камерунца в сторону и спросил:

— Знакомы тебе эти люди?

Камерунец кивнул.

— Только они принадлежат не к моему племени, — пояснил он. — Эти люди родом с юга.

— Если они даже согласятся плыть с нами, от них немного будет проку, — вздохнул Родни. — Если я высажу их на берег, смогут они добраться до своих?

Камерунец пожал плечами:

— Раз они до сих пор живы, то наверняка отыщут дорогу домой.

— Так тому и быть!

Родни распорядился, чтобы индейцев доставили в лодках на берег, но и это не вывело их из ступора. Испанцы наблюдали за этим актом милосердия, который казался им действиями сумасшедшего, и откровенно фыркали. Их отталкивающие наглые лица заставляли Лизбет содрогаться. Она вспомнила, как Родни советовал ей лучше принять яд, чем сдаться на милость испанцев, и теперь в полной мере поняла смысл этого совета. Несомненно, умереть предпочтительнее, чем попасть в руки подобных людей.

Лизбет с облегчением услышала, как Родни приказывает отвести пленных вниз и заковать в кандалы. Содержимое трюмов люгера было перенесено на «Святую Перпетую». На этот раз добыча составила небольшое количество серебра и изрядные запасы вина, предназначавшегося губернатору одного из поселений северной части побережья. Но все это было лишь скромным дополнением к основному грузу — жемчугу, который люгер вез в Номбр-де-Диас, чтобы отправить его со следующим золотым караваном. Набитые жемчугом парусиновые мешки были спрятаны в капитанской каюте, но какую бы ценность ни представляло их содержимое в целом, Родни все же не нашел ни одного редкостного экземпляра.