Русские инородные сказки 2 - Макс Фрай

И правда, небо над буквами было порядком закопчённое. Да и рядом с буквами повсюду лежали гигантские дохлые мухи, которые мы вначале приняли за знаки препинания.

— Что ожидать от общества, где буква закона связана с контрабандистами?! — гневно продолжил Рылеев.

Мы все промолчали. Неловко было признаться, что мы не знал, что от него ожидать, точно так же, как от всех обществ, которым мы принадлежали. Вот Всадница без Головы принадлежала к светскому обществу, а я — к охотничьему, и всюду была одна и та же херня. Точь-в-точь такая же, какую мы зачем-то прикупили на этом острове.

И мы отправились восвояси.

Установилась хорошая погода. Мы разглядывали оборотную сторону ветра Муркорами. Она была покрыта узелками и живыми нитками, шита лыком, но была не хуже лицевой стороны.

Мёртвой ниткой с оборотной стороны было выткано неприличное слово. Мы держали по швам руки, чтобы только не сдёрнуть эту изнанку с места — а то штиль будет вечен.

Ветер лежал на боку, а, значит, торопиться было некуда.

Мы решили сделать остановку в пути.

Матросы быстро замутили воду и наудили рыбы. Впрочем, задумавшийся Рылеев, что прогуливался по берегу, заслушался матросских песен и тоже попал на их удочку.

Матросы били кайлом миног и ловили их на лету.

Всюду была жизнь, в человека благоволение и благоговение, поэтому мы причалили к ближайшему острову и стали делать шашлык. С корабля мы переправили на остров огромную маринованную свинью, трёх баранов и одну тёлку.

Концепция шашлыка была ещё зыбка и непрочна. Она колыхалась в воздухе, как воздушные замки, построенные из табачного дыма.

На берегу стоял столб, испещрённый пометками. Изучив зарубки, мы насчитали семьдесят лет, а так же прочитали надпись "Остров развивающихся дикарей"

Никаких дикарей не наблюдалось.

Лишь по небу, свистя, летели звёзды.

Запалив костёр, мы устроились вокруг него и стали разглядывать закат и силуэт нашего корабля. Силуэт был восхитительной красоты, впрочем, и закат не подкачал.

Капитан, однако, погнал меня за дровами.

— Насмотришься ещё, даст Бог. Иди, наломай дров, только возвращайся скорее.

Удаляясь, я слышал, как мои спутники беседуют о премудростях топонимики и о том, в чём отличие океана от моря.

— Вот, — говорил Лоцман Себастьян Перрейра, — вот стоишь на берегу моря, и понимаешь, что это море.

А вот на берегу океана понимаешь — не море, блин, не море. Это именно океан.

Я шёл в поисках валежника мимо подснежников и промежников, лапсангов и сушонгов, чистоганов, чистотелов, чистогонов и экстрагонов, думая о Всаднице без Головы. Да, стоптанные хрустальные тапочки — это не для неё. Она выше этого, но нет мне места подле, нет его и выше. Но, назвался груздем, то уж ничего не поделаешь, плыви, куда послали. А стал естествоиспытателем природы, так наверняка испытаешь её естество на своей шкуре.

От этих мыслей меня отвлекло присвистывание и пришепётывание.

Оказалось, что я давно окружён дикарями, в руках которых блестели боевые топоры.

Пришлось пригласить их на огонёк.

Непонятно было, правда, о чём с ними говорить. Дикари молча сопровождали меня, пока я ломал дрова и, надрываясь, нёс поленья к костру. Всё это время меня не оставляло ощущение некоторой необычности аборигенов. Головы у них, что ли, были странной формы…

— Ну что, — к моему удивлению, капитан встретил дикарей радостно. — Давайте для начала мы почешем языки…

Дикари закивали головами.

Мы уселись в кружок и принялись чесать языки. Дикари, впрочем, делали это не помыв руки. Сказать проще, многие из них были нечисты на руку. Из заплечных мешков они достали несколько внушительных костей и принялись мыть их в океанско-морской воде.

Мы удовольствовались ромом и конкрециями.

Терзаемые сомнением, впоследствии мы подложили им свинью, но дикари знаками показали, что не могут есть её по религиозным соображениям, которые были завещаны их предкам богом масличных рощ и земляничных полян.

Неспешно текла наша беседа — дикари лопотали что-то своё, а Кондратий Рылеев проповедовал им демократию, либерализм цен, необходимость ношения огнестрельного оружия и контрацепцию.

Аборигены внимали ему как богу кущ и пущ. Их зачарованные рты были открыты, и боевые топоры выпадали из их слабых рук.

Да и то сказать, выглядели они довольно бледно, несмотря на мимикрическую раскраску, обильные татушки — у них не было мобильных телефонов и галстуков. Дикари были нечёсаны, небриты и плохо вымыты.

Впрочем, скоро самые неустойчивые простились с холодным оружием, вполне согласившись с необходимостью оружия тёплого и горячего.

Один из топоров на память тут же подобрал Себастьян Перрейра.

Шли часы и дни. Рылеев не умолкал. Дикари время от времени подливали масла в огонь. Когда кости были обглоданы и иссосаны, развивающиеся дикари загребли жар из огня и натаскали оттуда несколько каштанов.

Постепенно нам прискучила миссионерская деятельность. Хотя в кустах уже зазвучали выстрелы, и было понятно, что дикари, тыкая в нас пальцами, несомненно, определяют рыночную стоимость каждого гостя.

Рылеев всё говорил, а мы по одиночке бежали на корабль.

— Да им хоть кол на голове теши, толку не будет, — перемигнулся со мной Боцман Наливайко, и мы, взявшись за руки, вошли в воды лагуны. В этот момент я понял, что напоминает странная форма головы наших аборигенов. Видимо, кто-то до нас побывал на этом берегу с миссией доброй воли.

Но оборачиваться уже не хотелось.

Проснувшись поутру, я увидел, как Кондратий хватил рюмку водки, и, свесившись через поручни начал снова учить дикарей жизни. Они чутко внимали ему сидя в пирогах и сжимая в руках разнокалиберное автоматическое оружие и всё те же боевые топоры.

— Зарубите себе на носу… — начал Кондратий Рылеев.

Дикари подняли свои топоры, а я удалился к себе в каюту, потому что мне надоело видеть этот процесс обучения.

Когда я вышел, «Алко» летел посередине моря-океана, и след дикарей простыл на холодной утренней воде. Только Себастьян Перрейра тренировался в меткости кидания топора на пустой палубе.

Мы снова двинулись по морю, повторяя путь и след цветка в проруби.

На горизонте перед нами — На горизонте зашевелилось яйцо Пантагрюэля. Это было действительно огромное яйцо, а что до Пантагрюэля, то тут я, пожалуй, погорячился.

Но чем-то яйцо мне всё же не понравилось.

Всем остальным оно тоже не понравилось — но совершенно иным, необычным способом.

— Последнее время меня ужасают яйца, — сказала Всадница без Головы.

— Это вряд ли яйцо Алканоста, не может же у него быть такой яйцеклад, — рассудил наш Капитан.

Мы помолчали, опасаясь поддерживать такую круглую и скользкую тему.

— Всякие бывают яйца, — нарушил молчание Кондратий Рылеев и открыл огромную книжку. — Давайте я расскажу, что и куда нельзя засовывать…

— Фу! — отворотились мы от него.

— Ничего подобного. Это описание микроволновых печей. Здесь что не строчка, так предупреждение о яйцах. Итак, яйца бывают скорлупные и безскорлупные…

Мы тут же уснули и во сне высадились на берег. Будь мы в умеренно трезвом уме и сколько будь не злой памяти, мы бы этого не сделали.

…резаные, а так же яйца целые, цельнокупные и интактные. — произнёс над нашими ушами Рылеев, захлопывая свой талмуд. — Но что это за яйцо, я совершенно не понимаю.

Мы подняли голову. Яйцо на вершине горы действительно было странным. Для начала, оно было плоским.

Себастьян Перрейра первым опомнился и сплюнул себе под ноги.

— Дурак ты, Кондратий. Это ж не яйцо. Это ж бубен.

— Что? Что?! — заволновались мы.

— А то. — Перрейра мрачно посмотрел на нас. Сейчас нам в бубен и настучат. Место тут такое. Я про него в лоции читал. Да хорошо, если только в бубен. А ведь могут стереть в порошок и останется от вас мокрое место… Или выведут в чисто поле, поставят лицом к стенке и пустят пулю в лоб. Да.

И тут же из-за холма выскочила толпа дюжих молодцов и настучала нам всем в бубен. Когда мы, отряхиваясь, встали с песка, то даже удивились, как ловко это у них вышло.

— Да-с. Странно, — заметил капитан, поправляя кружевной китель. — Могли бы быть повежливее. Всё-таки с нами дама.

Мы оглянулись. Всадницы без Головы с нами не было.

— Положение — хуже губернаторского, — заметил Себастьян Перрейра. — Мало того, что в бубен настучали, так ещё и бабу спёрли.

Делать было нечего. Даму надо было выручать.

Мужское наше начало воспряло, глаза наши вспыхнули, плечи встали к плечу, а спина к спине — и в таком виде мы двинулись за холмы.

Приблизившись к гребню, мы повысовывали головы. Там, за холмами, и без нас кипела потасовка. Добрые молодцы вовсю утюжили кого попало и воротили друг другу нос.