Танго дьявола - Эрве Жюбер

Роберта трижды сплюнула в раковину.

— Рагнетруда. — Ей показалось, что она произнесла это имя.

Когда она вышла из ванной, у профессора было недовольное лицо.

Даже если говорить о ней как о персоне трудно, про себя добавила колдунья.

Хорошо зная упрямство подруги, профессор истории решил, что любая попытка отговорить ее будет напрасной. А потому обреченно вздохнул.

Сон бежал от Пишенетта. Он размышлял. Ситуация представлялась весьма странной. Мишо на свидание под Барометром не явился. А эта Моргенстерн и человек, пришедший после телефонного звонка, не походили на добрых самаритян, с помощью которых он рассчитывал покинуть город. В конце концов он спросил себя, не очутился ли между Сциллой и Харибдой.

Он слышал, как они спускались по лестнице, потом различил их фигуры в гостиной. Моргенстерн взяла стул и уселась перед ним. Мужчина продолжал расхаживать по комнате, словно патрулирующий милиционер. На самом деле Роземонд изучал библиотеку майора.

— Вам лучше? — спросил Пишенетт у Моргенстерн, которую надеялся привлечь в союзники.

— Кто такой Мишо? — сразу спросила она.

Значит, его ожидал допрос с пристрастием. Да будет так. Он ответит на все заданные вопросы, выдавая истину по крохам.

— Шофер Министерства безопасности, — прямо ответил он. — Вы знаете это не хуже моего. Вы ведь приходили ко мне вместе с ним?

Роберта вспомнила, что Пишенетт принял Мартино за шофера Арчибальда Фулда.

— Я была не с Мишо, а со следователем Криминального отдела. Не потеряй вы все три пары очков, вы бы разглядели его.

— Ай! — воскликнул Пишенетт, скукоживаясь в кресле.

Эта женщина была милиционершей в штатском, агентом Безопасности. Они заставят его заплатить за немыслимую воздушную наглость.

— Критика чистого разума, — воскликнул Роземонд, снимая с полки книгу. — Вы ее читали? Еще более герметичное творение, чем последнее видение святого Антуана. Волосы можно рвать горстями.

А Пишенетт вслух перечислял пытки, которым его подвергнут… Роберта завладела вниманием близорукого журналиста, схватив его за подбородок.

— Что вы делали наверху? Для кого издавали этот листок, Барометр?

Она нанесла удар в самое уязвимое место — его оружием были перо и чернильница. Эрнст Пишенетт надул грудь и превратился в достойного отпрыска Эрнста Пишенетта-отца.

— Это не листок, а газета частных расследований! И я ни на кого не работаю! Я, мадам, независимый журналист. И открыл бы личность этого Туманного Барона, если бы волшебные тыквы не взяли мой аэростат приступом!

— Волшебные тыквы? — одновременно воскликнули Грегуар и Роберта.

Пишенетт в общих чертах обрисовал нападение, во всяком случае, то, что сумел разглядеть.

— Не знаю почему, но я сомнамбула. И на случай неосторожного падения сплю с парашютом, — уточнил он.

— Вы — человек везучий, — кивнула Роберта.

— Нет, я — человек предусмотрительный.

— Ого! — вновь воскликнул Роземонд, который вернулся к изучению книг. — Магическая библиотека клеща Шопенгауэра. Грубер был весьма начитанным человеком.

Роберта продолжала допрос:

— Каковы ваши связи с Мишо? И не кривите душой.

Пишенетт огорчился, что вернулась милиция. И решил бросить ей самый крупный кусок правды.

— Он доставлял мне информацию. Для Барометра .

— И…

— И что?

— Что он требовал за свои сведения?

Женщина была безжалостной.

— Я должен был следить за муниципальной каторгой, — тихим голосом признался он.

— Всего-навсего! — воскликнула колдунья. — Вы знаете, в Базеле есть более интересные места, чем каторга?

«И зачем я согласился помогать этому пирату из лагуны?» — обругал себя писатель. Потому что Мишо сообщил, что Туманный Барон вернулся в Базель. Потому что сын хотел завершить труд отца. Если бы он очертя голову не бросился бы в эту ловушку, у него по-прежнему был бы аэростат, а его жизнь не висела бы на ниточке. К тому же ниточке плохого качества.

— Что же нам с вами делать? — размышляла колдунья.

«Похоронить в подвале или в саду», — безмолвно ответил писатель.

Роберта встала, подошла к окну, открыла его, принюхалась к ночному воздуху. Шел настоящий ливень. Свет из гостиной освещал сад бледно-желтым светом. Интересно, Грубер хоть раз побывал в этом царстве сорняков? Она была почти уверена, что отыщет здесь отросток Рагнеруды.

— Отправитесь допрашивать ее? — осведомился Роземонд, подойдя к ней.

— Быть может, она знает об этой зоне.

Она припала к плечу профессора истории за утешением.

— Обещайте мне не оскорблять ее, — потребовал он.

— Обещайте не терроризировать Пишенетта.

— Ну, я же не чудовище! Я хочу ознакомить его с происходящим. Что вы об этом думаете?

— Если на него напала волшебная тыква, он заслуживает хорошего отношения с вашей стороны.

Роберта ускользнула, а место на стуле напротив Пишенетта занял Роземонд. «Вот и второй берется за меня», — решил писатель, считая, что пришел его последний час. Профессор хрустнул пальцами в мертвой тишине. Потом объявил Пишенетту, использовав англицизм, который слегка оцарапал его язык:

— Вы — любитель скупое, а потому я сообщу вам совершенно невероятную сенсацию.

Писатель шумно сглотнул слюну.

— Слушаю вас. Поскольку совсем не вижу.

— Колдуньи, драконы и маги действительно существуют.

— Простите…

Жалости ради никаких ментальных пыток. Он скажет все. Если нужно, что-нибудь придумает. Он хотел заговорить, но губы отказались повиноваться. Панический страх сжал ему грудь.

— Я могу превратить вас в земляного червя и настругать мелкими кусочками, если не проявите должного внимания. Поверьте, беспозвоночные знают, что такое боль.

Пишенетт едва сдержал желание возмутиться и отрицательно покачал головой. Роземонд сжалился над ним, провел рукой по лицу писателя, вернув ему зрение и речь. Пишенетт выпучил глаза. Он прекрасно видел без глазных протезов.

— Ой-е-ей, — закашлялся он, пораженный чудом.

Роземонд махнул рукой в сторону камина. В очаге вспыхнули фиолетовые, пурпурные и желтые языки пламени. Будем проще, сказал он себе. Начнем сначала, с обширного введения в великую историю колдовства. Он встал, прислонился к камину. Пламя освещало его снизу, придавая ему сатанинский вид.

— Однажды… — начал он низким голосом.

Мало кто встречался с Рагнетрудой. То, что о ней говорили, не располагало к проведению рискованного опыта. Она была лицемерна, злобна, одарена в сотворении зла. Она занималась только своими делами, тайными и подземными. Если ей задавали вопросы, она не отвечала, а пробуждала в любопытном собеседнике дурные воспоминания или создавала свои, которые мучили его всю жизнь в виде ночных кошмаров. Или просто лгала.