Там за облаками (СИ) - Елена Квашнина

   - Поедем, - засмеялась она. Радовалась не сбывшемуся предчувствию.

   Выбрали день, место, время. Оговорили фрукты-овощи. Заспорили о напитках. Славка жаждал водки, Маша геройски защищала сухое вино.

   - Для чего тебе водка? Напиться? Не надо её.

   - Надо, Федя, ой, то есть, Маня, надо.

   - Для чего?

   - Расслабиться немного. Я не напьюсь, обещаю.

   Обещания свои Славка выполнял далеко не всегда. Маша предпочла не поверить, но и не высказала сомнения вслух, притворилась, будто поверила.

   - Хорошо. Тебе водка, мне вино, Маргошке лимонад.

   - Кому?! Маргошке?! - чуть не зарычал на другом конце провода Славка. - Маргошка с нами не едет.

   - Почему?

   - Она только всё портит.

   Маша быстренько прикинула: лето, лес, водка, они вдвоём. Совершенно ясно, чем закончится их пикник. Упёрлась:

   - Без Маргошки я не поеду.

   - Мань, не дури, - Славка пытался держать себя в руках, пока смягчал интонации. - Не нужна нам Маргошка. Неужели мы не имеем права побыть вдвоём, без посторонних?

   - Слав, знаешь, чем это закончится?

   - Знаю, - после заминки и уже совсем другим голосом отозвался он, насмешничал, - Лес, Маня, птички поют, тишина, воздух чистый, мы вдвоём. Ни одной тупой скотины рядом, никаких мещанских рассуждений о правильном и неправильном, о "можно" и "нельзя".

   Ей бы остановиться, услышав его тон, отыграть назад. Ведь поняла внезапную перемену, причину перемены поняла. Но нет, в памяти у Маши срочно, не вовремя и некстати, всплыли предупреждения Шурика, размышлизмы Татьяны и Маргошки. Увы, кажется, справедливые. В ту минуту она не верила Славке и себе, верила чужим наговорам.

   - Нет, Слав, без Маргошки не поеду. Я не собираюсь становиться твоей любовницей. Помнится, я уже высказывалась на эту тему.

   - Любовницей... Фу, как грубо, Мань. Не любовницей, любимой женщиной.

   - Пока ты женат...

   - Я формально женат, временно.

   - Разведёшься, тогда и Маргошку с собой таскать перестану.

   - Формалистка!

   - Виконт де Вальмон!

   - Мещанка!

   Они поссорились. Они поругались. Ссоры у них часто случались и раньше. Но ругались они впервые. Она стремилась к чистоте в отношениях, к элементарной порядочности. Он хотел, чтобы она ради него презрела всё, перешагнула черту обывательской морали и милой её сердцу порядочности. Ни звука о любви, о завтрашнем совместном дне, о предполагаемом будущем. Полежать на облаках, сколько удастся, только лишь. На облаках ли? Одни взаимные обвинения и напоминания о прошлых обидах. Закончилось хуже некуда.

   - Правильно меня ребята предупреждали, правильно Шурик говорит...

   - Ах, Шурик, - перебил Славка, окончательно выйдя из себя. - Ну и оставайся со своим Шуриком. Вы друг другу идеально подойдёте. Всё, никаких шашлыков! Ничего вообще!

   Он швырнул трубку. Маша сидела, ловя ухом короткие гудки, сердитые-сердитые. Сбылось предчувствие. Подошла Маргошка, отобрала телефонную трубку, положила её на аппарат.

   - Мы на шашлыки едем?

   Маша вспыхнула. Сестра подслушивала, свинёнок бессовестный.

   - Мы никуда не едем.

   - Почему? - капризные интонации Маргошке всегда отлично удавались. - Я хочу со Стасом на шашлыки. Пусть себе пьёт водку, сколько в него влезет. Может, пьяным меня наконец заметит.

   - Мало ли кто чего хочет, - отрезала Маша, постепенно повышая голос. - Не лезь не в своё дело. Что за дурная привычка - лезть не в своё дело?!

   - У кого? - недобро прищурилась Марго.

   - У тебя! - крикнула Маша. - У ребят, у Таньки, вообще у всех! Все лечат, все учат: так надо, так не надо! Задолбали!

   Маргошка застыла с раскрытым ртом. Маша не имела раньше привычки орать благим матом и швыряться вещами. Психоз натуральный. Ого, посуду пошла колотить! Сестрёнка предпочла сбежать из дома от греха подальше, не задев случайно эту ненормальную, истеричку бешенную.

   Истеричка два дня боролась с желанием обвинить Марго, мол, из-за тебя с ним поругалась. Знала, что за Маргошкой не главная вина. Два дня боролась с одолевавшими её нормами привитой с детства морали, страхом оказаться презираемой друзьями и знакомыми, страхом конфликта с родителями, ужасом перед собственным падением и вероятностью потерять Славку навсегда после того, как он получит желаемое. На третий день она сдалась. Будь что будет. Сама позвонила ему.

   - Слав, ну, мы поедем на шашлыки? Я согласна без Маргошки.

   Славка был спокоен и холоден.

   - Ты опоздала. Я передумал. С Маргошкой или без Маргошки мы больше встречаться не будем. Прощай, Маша, - он вздохнул и повесил трубку.

   Маша, не Маня. Назвав её Машей, он сказал слишком много, целое громадное объяснение уместив в одно короткое имя.

   Первые дни она и плакать не могла. Душа сжалась в крохотный комочек, поместившийся у солнечного сплетения, тихо ныла в омертвевшем теле. Ни единой мыслишки в голове. Родители и Маргошка с испугом наблюдали за ней, опасаясь подходить близко, задеть неосторожным жестом или взглядом. Маша напоминала им механическую куклу.

   Последние денёчки студенческих каникул, ласковые и светлые августовские дни. Ей бы уезжать куда-нибудь, в парк, например, или по городу бродить с утра до вечера, выдавливая из себя пустоту, отчаяние, ужас лишения чего-то по-настоящему прекрасного. Нет, она сидела на балконе и тупо разглядывала куст сирени, на который однажды спрыгнул Славка, доказывая ей, - сейчас она не сомневалась, - своё особенное отношение. Трижды звонил Шурик, приглашал в кино. Она соглашалась, договаривалась с ним и не ездила, оставалась дома. На четвёртый раз сама себе положила съездить. До назначенного часа оставалась уйма времени, можно ещё посидеть на балконе.

   - Марусь, ты чего дома?

   Она повернула голову на знакомый голос. На ближайшем балконе стоял сосед, Ваня Котов, в трусах и майке. Покурить вышел. Ваня был старше, родом из далёкой деревни, в Москве обосновался после армии, лет десять как, и, несмотря на отчаянное стремление приобрести столичный лоск, не мог отделаться от некоторых деревенских замашек. Даже называл соседей на деревенский лад. Машу, например, упорно именовал Марусей.

   - Скоро уйду, Вань.

   - Ты одна?

   - Одна.

   - И я один. Маринка с сыном на всё лето к матери в деревню ухряла. Скучища-а-а! А ты чего смурная такая?