Командор войны - Вадим Панов

— Не разевай пасть, паскуда, — донесся с переднего сиденья голос главаря, — а то башку снесем.

Для подтверждения слов главного сидящий справа здоровяк легонько ткнул профессора в живот. У Серебрянца заколола печень.

— Я ничего не сделал.

Второй удар был более увесист, и бедный Лев Моисеевич замолк окончательно. Даже «бумажному червю» достаточно двух положительных опытов для выведения статистики.

Грубость похитителей отправила Серебрянца в «грогги». Сказать, что он был испуган, — значит, не сказать ничего. Лев Моисеевич буквально провалился в глубокий ужас. Он не пытался обдумать, кому и зачем мог понадобиться, он не пытался вспомнить, что он делал в последнее время и кому мог перейти дорогу, он просто затих между железобетонными плечами похитителей, предоставив им полную свободу распоряжаться своей судьбой.

Они ехали не очень долго. Здание, к которому подкатил «БМВ», располагалось в Малом Афанасьевском, совсем рядом с «Прагой». Это был великолепно отреставрированный и превращенный в офисный центр бывший доходный дом, с подземным гаражом, разумеется, поскольку сюда не раз привозили гостей с мешками на голове, и было бы неправильным выводить их из машин у блестящего парадного подъезда.

Серебрянца втолкнули в лифт, подняли на какой-то этаж и провели по длинному, покрытому толстым ковролином коридору. С тихим шорохом открылась дверь.

— У себя? — услышал профессор голос главаря.

— Я доложу. — Девушка, видимо, секретарь, щелкнула кнопкой. — Они приехали.

— Через три минуты.

— Подождите.

— Хорошо. — Главарь развернул профессора и ткнул его затылком в стену. — Стоять!

Со стороны секретарского столика раздалось мягкое постукивание по клавиатуре компьютера — девушка вернулась к делам.

— Может, перестанешь дуться? — нерешительно поинтересовался главарь. — Ну, выпил я вчера лишнего…

Девушка яростнее застучала по клавиатуре. Мужчина вздохнул и замолчал. Серебрянц подрагивал.

Дверь кабинета открылась через несколько ужасающе длинных минут.

— В общем, так: квартальным отчетом я недоволен, — повелительно бросил мужчина, выпроваживая посетителя. — Надо переделать.

— А что я могу? Все как есть.

— Кто из нас бухгалтер, я или ты?

— Я не зарабатываю деньги — я их считаю.

— После твоих подсчетов мне действительно начинает казаться, что я свои деньги зарабатываю, — рассмеялся хозяин кабинета. — Завтра утром жду только положительных результатов.

— Я постараюсь.

— Вот именно. — Обладатель повелительного голоса остановился напротив Серебрянца. — Это он?

— Угу.

Лев Моисеевич понял, что его пристально рассматривают.

— М-да… Таким я его и представлял. В кабинет.

Профессора отклеили от стены, провели несколько шагов, усадили в кресло и сдернули с головы мешок.

Подслеповато щурясь от яркого света и отсутствия очков, Лев Моисеевич огляделся. Он находился в большом, просторном кабинете. Ворсистый ковролин, огромное, во всю стену окно, плотно закрытое жалюзи, модерновый письменный стол, не благородное дерево, а хитроумная конструкция из стекла, пластика и металлических трубок, в правом углу которого пристроился тонюсенький монитор, на стенах — несколько картин, а в самом дальнем углу — мини-бар и изящный шахматный столик с партией. Единственным по-настоящему массивным предметом в комнате было мягкое кресло во главе стола, из которого на Серебрянца смотрел тощий мужчина лет тридцати, с редкими волосами и невыразительным лицом.

— Ваши очки на столе, Лев Моисеевич.

— Спасибо. — Профессор дрожащими руками водрузил их на нос и заискивающе посмотрел на хозяина кабинета. — Вы… то есть я…

— Хотите знать, почему вы здесь?

— Да, — выдохнул Серебрянц.

— Я решил, что мы должны поговорить.

Профессор изобразил слабое подобие улыбки:

— О чем?

Не спуская с Серебрянца цепких бесцветных глаз, хозяин кабинета взял со стола листок бумаги:

— О вашей работе, Лев Моисеевич. О том, чем вы занимались в последние годы.

Это было настолько неожиданно, что профессор потерял дар речи.

— Вас это удивляет?

— Я… я уже и мечтать не мог, что моими трудами… моей работой кто-то сможет… что кому-то будет интересно в наше время…

— Ваша работа, безусловно, очень своеобразна, — согласился хозяин кабинета, — на первый взгляд она кажется несколько… диковатой. И поэтому не привлекает внимания серьезных инвесторов. Я же, со своей стороны, отношусь к вашим исследованиям весьма серьезно. Поверьте, Лев Моисеевич, весьма серьезно, и готов обсудить наше возможное сотрудничество. В ответ я ожидаю максимально полного изложения ваших трудов.

На глазах профессора выступили слезы.

— Я не могу поверить.

— Придется, — жестко отрезал хозяин кабинета.

— Да-да, конечно. — Серебрянц собрался. — Я хотел сказать, что не могу поверить, что сегодня, в такой день… Это счастливый день для меня! Все одно к одному!

— Что одно к одному? — насторожился собеседник.

— Понимаете, — жарко зашептал профессор, доверительно наклонившись к столу, — сегодня я получил первое реальное доказательство своей теории. Первое! Я видел все собственными глазами!

— Что вы видели?

— Оборотня! Настоящего оборотня!

Хозяин кабинета помолчал. Затем снял очки и откинулся на спинку кресла:

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне об этом, Лев Моисеевич. Подробно и со своими комментариями. Можете начинать — у нас не очень много времени.

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь.

Москва, Ленинградский проспект,

16 сентября, суббота, 13.15

Из высокого окна просторной светлой комнаты открывался прекрасный вид на одну из самых оживленных московских развязок: Ленинградский проспект делился на Волоколамское и Ленинградское шоссе. Многочисленные автомобили деловито сновали по мостовым, перестраиваясь и разворачиваясь, прибавляя скорость и притормаживая на светофорах, сигналя друг другу и зависая в пробках. Обычная будничная суета. Доминга любил смотреть на нее. Он мог часами наблюдать за сложными автомобильными развязками, но совсем не от безделья. Просто, что может быть лучшим тренировочным залом для профессионального предсказателя, чем хаотичное движение бесшабашных московских водителей? Доминга был одним из «ласвегасов» — легендарной группы аналитиков комиссара Темного Двора, прославившейся в свое время колоссальным выигрышем в американских казино. Сейчас он тренировался, идя на шаг впереди движения.

— Разворот.

Голубая «девятка» повернула налево.

— Нехорошо проезжать на красный.

Лихач на «Вольво» прибавил, но все равно выскочил с Балтийской улицы уже на запрещающий сигнал светофора. Поток с Волоколамки пошел, и «Вольво» завизжал тормозами.

— А тебе бы следовало пропустить троллейбус, хулиган…

— Хватит бездельничать, Доминга! — донесся голос напарника. — Может, для разнообразия, поможешь мне?

Предсказатель обернулся.

В отличие от многих помещений Цитадели, кабинет «ласвегасов» был всегда залит ярким светом. Он был просторен — Сантьяга выбил для своих аналитиков одну из двух башенок на самой крыше штаб-квартиры Темного Двора, — но совершенно захламлен. За несколько лет работы творческие «ласвегасы» превратили двухэтажное помещение в чудовищную свалку, разобраться в которой могли только они. Многочисленные бронзовые конструкции, странные сосуды и реторты, толстые фолианты и обрывки пергаментных грамот принадлежали Доминге, наву, высококлассному магу-предсказателю. Второй «ласвегас» — шас Тамир Кумар — привнес в кабинет такое количество мониторов, системных блоков и серверов, что хватило бы на компьютерный магазин средних размеров.

— Проснулся? — проворчал Кумар, заметив, что напарник отвернулся от окна. — Совесть заела?

— Какая совесть? — Доминга нашел на столе холодный гамбургер и задумчиво вцепился в него зубами. — Ты чего делаешь?

— Халтуру для «Тиградком» просчитываю, — сварливо ответил шас. — Ты, между прочим, с Бесяевым о ней договорился, а сам только пялишься в окошко!

Доминга выплюнул недоеденный кусок бутерброда и недоуменно посмотрел на холодный, резиноподобный гамбургер:

— Может, смотаемся поедим?

— Только и можешь, что жрать целый день! Никуда не поедем, пока не доделаем халтуру. Дал же Спящий в напарники такого лентяя!

— Это кому еще не повезло! — возмутился голодный нав. — Попробовал бы сам работать с напарником-шасом, посмотрел бы я на тебя! Только и знаешь, что ныть!

— Это я ною? Да в этом улье только одна пчелка — это я! Тяну тебя за собой, как старый чемодан!