Чернильное сердце - Корнелия Функе

— Речь идёт о вполне определённой книге, — продолжал Мо. — О «Чернильном сердце». Вы написали её много лет назад, и, к сожалению, её теперь нигде не купишь.

Мегги удивилась, как свободно Мо подбирал слова под мрачным взглядом хозяина дома.

— Ах, об этой… И что же?

Фенолио скрестил руки на груди. Слева от него вновь появилась девочка.

— Пиппо спрятался, — прошептала она.

— Это ему не поможет, — сказал Фенолио. — Я всё равно его найду.

Девочка в мгновенье ока исчезла. Мегги услышала, как где-то в глубине дома она громко зовёт по имени похитителя шоколада.

А Фенолио вновь повернулся к Мо.

— Что вам надо? Если вы собрались задать мне какие-нибудь лукавые вопросы по содержанию этой книги, выкиньте их из головы. У меня на подобные вещи нет времени. Кроме того, как вы правильно заметили, я написал её чуть ли не целую вечность назад.

— Нет, никаких вопросов у меня нет, кроме одного. Я очень хотел бы знать, осталось ли у вас ещё несколько экземпляров и могу ли я один из них купить.

Теперь старик смотрел на Мо более радушно.

— Надо же… Кажется, эта книга в самом деле чем-то вас зацепила. Мне очень лестно. Хотя… — Его лицо снова помрачнело. — Вы, случайно, не из тех сумасбродов, которые коллекционируют редкие книги только потому, что они редкие?

Мо улыбнулся.

— Нет, — сказал он. — Я хочу её почитать. Просто почитать.

Фенолио опёрся одной рукой о дверной косяк и разглядывал дом напротив, словно боялся, как бы тот не обрушился. Переулок, в котором он жил, был такой узкий, что если бы Мо распростёр руки, он мог бы коснуться зданий по обе его стороны. Многие дома были сложены из песочно-серых неотёсанных камней, как и дома в деревне Каприкорна, только здесь подоконники и лестницы были уставлены цветами и многие стены, видимо, покрасили совсем недавно. У одного крыльца стояла детская коляска, у другого — мопед, из открытых окон доносились голоса. «Когда-то, — подумала Мегги, — деревня Каприкорна, наверное, выглядела точно так же».

Мимо прошла какая-то старушка, она недоверчиво покосилась на чужаков. Фенолио кивнул ей, пробормотал короткое приветствие и подождал, пока она скроется в дверях одного из домов, выкрашенных в зелёный цвет.

— «Чернильное сердце»… — сказал он. — Действительно, это было так давно! Странно, что вы спрашиваете именно об этой книге.

Вернулась малышка, она потянула Фенолио за рукав и что-то шепнула ему на ухо. Черепашье лицо Фенолио растянулось в улыбке. Таким он больше понравился Мегги.

— Да, Паула, он всегда прячется именно там, — тихо сказал он девочке. — Ты посоветуй ему найти какое-нибудь укрытие получше.

Паула в третий раз умчалась, успев бросить на Мегги любопытный взгляд.

— Ладно, заходите, — сказал Фенолио.

Не говоря больше ни слова, он знаком пригласил Мо и Мегги в дом и повёл их по тёмному коридору, прихрамывая, потому что мальчик всё ещё висел на его ноге, как обезьянка. Он распахнул дверь в кухню, где на столе стояли развалины пирога. Коричневая корка была вся в дырочках, словно переплёт книги, который долгие годы грызли книжные черви.

— Пиппо! — Фенолио крикнул так громко, что даже Мегги вздрогнула, хотя она-то ни в чём повинна не была. — Я знаю, что ты меня слышишь! И я говорю тебе: за каждую дырку в этом пироге я завяжу твой нос на один узел! Ты понял?

Мегги услышала хихиканье. Очевидно, оно доносилось из шкафа рядом с холодильником. Фенолио отломил себе кусочек от дырявого пирога.

— Паула, — сказал он, — дай кусочек этой девочке, если её не смущают дырки.

Паула вылезла из-под стола и вопросительно посмотрела на Мегги.

— Они меня не смущают, — сказала Мегги, и тогда Паула огромным ножом оттяпала ей кусок пирога, такой же огромный, и положила перед ней на стол.

— Пиппо, подай сюда посуду, — сказал Фенолио, и из шкафа высунулась рука, держа пальцами, перепачканными в шоколаде, маленькую тарелку.

Мегги быстро подхватила тарелку, чтобы она не упала, и положила на неё кусок пирога.

— А вам? — спросил Фенолио у Мо.

— Я с большим удовольствием получил бы книгу, — ответил Мо. Он был довольно бледен.

Фенолио снял с ноги маленького мальчика и сел на стул.

— Рико, поищи себе другое дерево, — сказал он и задумчиво посмотрел на Мо. — Это невозможно. У меня не осталось ни одного экземпляра. Все, какие были, кто-то украл. Однажды я предоставил их выставке старых детских книг в Генуе. Там было одно специальное издание с роскошными иллюстрациями, ещё на одном было написано посвящение иллюстратора, потом были две книги, принадлежавшие моим детям, вместе со всеми пометками, которые они там нацарапали (я всегда просил их подчёркивать места, которые им больше всего понравились), и, наконец, мой персональный экземпляр… И все были украдены через два дня после открытия выставки.

Мо провёл рукой по лицу, словно хотел стереть разочарование.

— Украдены… Разумеется.

— Разумеется? — Фенолио, прищурившись, пытливо изучал лицо Мо. — Извольте мне это объяснить. Я не выпущу вас из дома, пока не узнаю, почему вы спрашиваете именно об этой книге. Я натравлю на вас детей, а это малоприятно.

Мо попробовал улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

— Мой экземпляр тоже украли, — наконец сказал он. — И это был тоже совершенно особенный экземпляр.

— Поразительно. — Фенолио поднял брови, они топорщились над его глазами, как мохнатые гусеницы. — Ну что ж, рассказывайте.

Ни тени враждебности больше не было на его лице. Верх одержало не что иное, как чистое любопытство. В глазах Фенолио Мегги распознала ту же неутолимую жажду интересных историй, которая возникала у неё самой при виде каждой новой книги.

— Тут нечего долго рассказывать. — По голосу отца Мегги поняла, что он не собирается рассказывать старику правду. — Я реставрирую книги. Это мой хлеб. Вашу книгу я приобрёл несколько лет назад в букинистической лавке и хотел переплести её заново, а затем продать, но она мне так понравилась, что я сохранил её у себя. И вот её у меня украли, и я тщетно пытался купить себе новую. В конце концов одна знакомая, которая великолепно умеет раздобывать редкие книги, предложила мне попытать счастья у её автора. Именно она достала мне ваш адрес. И вот я приехал сюда.

Фенолио смахнул со стола крошки от пирога.

— Прекрасно, — сказал он. — Но это ещё не вся история.

— Что вы хотите этим сказать?

Старик испытующе вгляделся в лицо Мо, затем отвернулся к узкому окну кухни.

— Я хочу сказать, что я за версту чую интересные истории, так что не пытайтесь ничего от меня утаить. Выкладывайте. За это вы получите ещё один кусок этого сказочного продырявленного пирога.

Паула вскарабкалась на колени Фенолио. Она пристроила головку под его подбородком и смотрела на Мо с таким же нетерпеливым ожиданием, как и старик.

Но Мо покачал головой:

— Нет, я полагаю, это лишнее. Вы наверняка не поверите ни одному моему слову.

— О, я верю самым невероятным вещам! — возразил Фенолио, отрезая ему кусок пирога. — Я верю любой истории, если только она хорошо рассказана.

Дверь шкафа отворилась, и Мегги увидела, как оттуда высунулась голова мальчика.

— А когда ты меня накажешь? — спросил он. Это был Пиппо, судя по пальцам, испачканным в шоколаде.

— Потом, — сказал Фенолио. — Сейчас я занят другими делами.

Пиппо, разочарованный, вылез из шкафа.

— Ты сказал, что завяжешь мне узлы на носу…

— Двойные узлы, морские, бабочкой — всё, что захочешь, но сначала я должен выслушать эту историю. Так что можешь натворить ещё несколько глупостей, пока мне не до тебя.

Пиппо обиженно надул губы и исчез в коридоре. Маленький мальчик поскакал за ним.

Мо долго молчал, щелчками сбивал крошки от пирога с чёрной столешницы и указательным пальцем рисовал на ней невидимые узоры.

— В этой истории замешан человек, кому я обещал её не рассказывать, — наконец сказал он.

— «Плохое обещание не станет лучше, если его сдержать», — усмехнулся Фенолио. — По крайней мере, так сказано в одной из моих любимых книг.

— Я не знаю, было ли это такое уж плохое обещание. — Мо вздохнул и посмотрел на потолок, как будто там был написан ответ. — Ну, ладно, — сказал он. — Я вам всё расскажу. Но Сажерук меня убьёт, если он об этом узнает.

— Сажерук? Однажды я так назвал одного персонажа. Ну конечно, это бродячий артист из «Чернильного сердца»! В предпоследней главе он у меня погибает, я сам плакал, когда писал об этом, — так это было трогательно.

Мегги чуть не поперхнулась куском пирога, который она как раз положила себе в рот, но Фенолио невозмутимо продолжал:

— Я описал смерть многих героев, но ведь иногда это бывает очень даже кстати. Сцены гибели писать нелегко, они часто выходят чрезмерно слезливыми, но гибель Сажерука мне воистину удалась.