Жестокие слова - Луиз Пенни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было следствием вдохновения.
Нет, у Питера таких проблем не возникало. Он был дисциплинированнее. Он планировал каждую работу, выписывал и рисовал к ней эскизы, за много месяцев зная, какой будет результат. Нет, ни на какое богоданное вдохновение он не полагался.
До этого дня. Теперь он приходил в студию с поленом, аккуратно разрезанным, чтобы были видны годовые кольца. Он взял увеличительное стекло и использовал его так, чтобы увеличивать каждую крохотную часть, делая ее неузнаваемой. Как он говорил художественным критикам на своих многочисленных вернисажах, это была аллегория жизни. Он говорил о том, как мы бесконечно увеличиваем реальность, пока она не становится неузнаваемой.
Они все это принимали. Но на сей раз не сработало. Ему не удалось понять простую истину. И он взамен написал эту картину.
Когда Клара оставила Питера, тот рухнул на свой стул и посмотрел на полотно на мольберте, вызывавшее у него такие затруднения; он беззвучно повторял про себя: «Я блестящий художник. Я блестящий…» Потом он тихо (не то что Клара — он сам не услышал этих слов) прошептал: «Я лучше Клары».
* * *Оливье стоял на террасе перед бистро и смотрел на темный лес на холме. Три Сосны были окружены лесом, он только сегодня обратил на это внимание.
Значит, хижину в лесу нашли. Он молился о том, чтобы она не была найдена. Но теперь это случилось. И в первый раз со дня его приезда в Три Сосны он почувствовал, как темный лес смыкается вокруг него.
* * *— Но если все это, — Бовуар повел рукой, показывая на содержимое хижины, — бесценно, то почему убийца не унес эти вещи?
— Я сам думал об этом, — сказал Гамаш, удобно усевшись в большом кресле у пустого камина. — Для чего было совершено это убийство, Жан Ги? Зачем убивать человека, который несколько лет, а может, десятилетий вел тихую, незаметную жизнь в лесной чаще?
— А зачем куда-то тащить мертвое тело, вместо того чтобы оставить его здесь? — Бовуар сел в кресло напротив шефа.
— Если только тело не было ценнее всего остального.
— Тогда зачем оставлять его в старом доме Хадли?
— Если бы убийца оставил тело здесь, мы бы его никогда не нашли, — неуверенно возразил Гамаш. — Никогда бы не узнали, что произошло убийство.
— Но зачем убивать человека, если ты не забираешь его сокровища?
— Сокровища?
— А что же это, если не сокровища? Бесценные вещи в лесной чаще. Это зарытое сокровище, только зарыто оно не в земле, а в лесу.
Однако убийца оставил сокровище здесь. А вместо него забрал из хижины единственное, что ему было нужно. Забрал человеческую жизнь.
— Вы обратили на это внимание?
Бовуар поднялся и подошел к двери. Открыв ее, он показал вверх. Вид у него при этом был изумленный.
Там на косяке над дверью висел номерной знак.
16
— Ну что, вы мне скажете, что он получал почту? — сказал Бовуар, пока Гамаш недоуменно разглядывал эти медные цифры, потускневшие до зеленого цвета, ставшие почти незаметными на темной дверной раме.
Гамаш отрицательно покачал головой, потом посмотрел на часы. Было почти шесть.
После небольшого обсуждения было решено, что агент Морен останется на ночь в хижине, чтобы охранять ее содержимое.
— Поедем со мной, — сказал Морену Гамаш. — Я отвезу тебя в деревню, а остальные тут пока закончат работу. Ты соберешь, что тебе нужно для ночевки, и возьмешь спутниковый телефон.
Морен сел на мотовездеход позади старшего инспектора, поискал, за что бы ему ухватиться, но не нашел ничего лучше днища сиденья. Гамаш завел мотор. Его расследования нередко уводили его в крохотные рыболовецкие деревеньки и отдаленные поселения. Он ездил на снегоходах, скоростных катерах, мотоциклах и мотовездеходах. Ценя их удобства и признавая их необходимость, он не любил все эти средства передвижения. Они нарушали тишину своим сумасшедшим воем, загрязняли окружающую среду шумом и выхлопами.
Если что и могло разбудить мертвеца, то они.
Трясясь на неровностях лесной тропы, Морен понял, что попал в переделку, он отпустил свое сиденье и крепко обхватил маленькими руками дюжего человека, сидящего перед ним, ощутил своей щекой гладкую материю его куртки и сильное тело под ней. И еще он почувствовал запах сандалового дерева и розовой воды.
Юноша сел, опершись одной рукой о гору, а другую приложив к щеке. Он не совсем поверил тому, что сказала ему Гора. Потом он начал смеяться.
Услышав смех, Гора пришла в недоумение. Это не было похоже на вопли страха, испускаемые обычно теми существами, которые приближались к ней.
Слушая этот смех, Король Горы понял, что это счастливый звук. Заразительный звук. Он тоже начал погрохатывать и остановился, только когда обитатели деревни впали в панику. А он этого не хотел. Он больше не хотел никого отпугивать от себя.
Той ночью он спал хорошо.
В отличие от мальчика. Тот крутился-вертелся, наконец вышел из своей хижины и уставился на вершину.
С того времени все ночи мальчик мучился секретом Горы. Он устал и ослабел. Это не осталось незамеченным его друзьями и родителями. Даже Гора обратила внимание.
Наконец однажды ночью, задолго до восхода солнца, мальчик растолкал родителей.
— Нам нужно уйти отсюда.
— Что? — спросила его ничего не понимающая со сна мать.
— Зачем? — спросили его сестра и отец.
— Король Горы рассказал мне о чудесной земле, где люди никогда не умирают, никогда не болеют и не стареют. Об этом месте знает только он. Но он говорит, что мы должны уйти сейчас. Этой ночью. Пока еще темно. И мы должны уйти быстро.
Они разбудили остальную деревню, и все собрались задолго до рассвета. Последним ушел мальчик. Он зашел на несколько шагов в лес и, встав на колени, прикоснулся к поверхности спящего Короля Горы.
— Прощай, — прошептал он.
Потом подхватил под мышку мешок с нехитрыми пожитками и исчез в ночи.
Жан Ги стоял перед хижиной. Было почти совсем темно, и ему хотелось есть. Они закончили работу, и он ждал, когда соберется агент Лакост.
— Мне нужно пописать, — сказала она, выйдя к нему на крыльцо. — Есть какие-нибудь мысли на этот счет?
— Вон там туалет. — Он показал в ту сторону, где они с Гамашем обнаружили будку.
— Отлично. — Лакост взяла фонарик. — Не так ли начинаются фильмы ужасов?
— Ну нет, первые десять минут мы уже просмотрели, — сказал, хмыкнув, Бовуар.
Он проводил взглядом Лакост, которая двинулась к лесу по тропинке. В животе у него заурчало. По крайней мере, он надеялся, что это урчит в его животе. Чем скорее они вернутся к цивилизации, тем лучше. И как тут кто-то может существовать? Он не завидовал Морену, которому предстояло провести здесь ночь.
Прыгающий луч фонаря сообщил ему, что возвращается Лакост.
— А ты заходил в будку? — спросила она.
— Ты что, смеешься? Шеф заходил, я — нет.
При одной этой мысли его чуть не стошнило.
— Значит, ты не видел, что там внутри?
— Ты хочешь сказать, что там вместо туалетной бумаги тоже доллары?
— По правде говоря, да. Одно- и двухдолларовые купюры.
— Шутишь!
— Ничуть. И вот что еще я нашла. — В руке у нее была книга. — Первое издание. Э. Б. Уайт. «Паутинка Шарлотты».
Бовуар уставился на книгу. Он понятия не имел, о чем говорит Лакост.
— Это была моя любимая книга в детстве. Паучок Шарлотта? — с вопросительной интонацией произнесла Лакост. — Поросенок Уилбур?
— Если их не подорвали, то я эту книгу не читал.
— Кто оставляет в уборной первое издание с авторским автографом?
— А кто там оставляет деньги?
Бовуар вдруг испытал непреодолимое желание сходить в туалет.
* * *— Salut, patron, — помахал из гостиной Габри. Он складывал маленькие предметы одежды и убирал их в коробку. — Значит, хижина в лесу. И там жил этот человек? Убитый?
— Мы так считаем.
Гамаш подошел ближе и стал наблюдать, как Габри складывает маленькие свитера.
— Это для Розы. Мы собираем их у всех, чтобы подарить Рут. Великовато не будет? — Он поднял мальчиковую курточку. — Это от Оливье. Он говорит, что сам ее сшил, но я не верю, хотя у него и золотые руки.
Гамаш проигнорировал эти слова.
— Великовато будет. К тому же курточка мужская. Для Розы-то, а? — сказал он.
— Верно, — согласился Габри, откладывая курточку в стопку отвергнутых подношений. — Впрочем, через несколько лет она, возможно, будет впору Рут.
— Неужели никто раньше не говорил про эту хижину? Хотя бы старая миссис Хадли?
Габри отрицательно покачал головой, продолжая разбирать одежду.
— Никто. — Вдруг он замер, положив руки на колени. — Непонятно, как он выживал. Неужели он пешком ходил до Кауансвилла или до Сен-Реми, чтобы купить себе еду?
«Вот еще один вопрос, на который у нас нет ответа», — подумал Гамаш, поднимаясь по лестнице. Он принял душ, побрился, позвонил жене. Опускалась темнота; из леса донесся вой мотора. Это возвращался мотовездеход. В деревню из хижины.