Тайная жизнь Джейн. Враги - Черненькая Яна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уж не потому ли Джейн не пришла? Если она живет у графа или связана с ним, то ей, конечно, было известно, что Дик в гостях… пьет.
Ричард почувствовал укол ревности: Джеймсу тоже снился сон про девушку. И вполне возможно, что девушка у них была одна и та же. Только граф, если так, хорошо ее знает… в отличие от Дика. Появилась даже шальная мысль, что именно Джеймс виновен в появлении порезов на руках Джейн, но… нет, не способен он на подобное, это совсем не в его стиле. Ко всему прочему храбрая леди никогда не стала бы с такой самоотверженностью помогать чудовищу, а ведь только так можно назвать мерзавца, способного причинять боль женщине.
Джейн помогала. Добровольно. Не побоялась пойти в сомнительный притон. Значит, Джеймс ей дорог. Как он выбрался из-под домашнего ареста – вопрос отдельный, но теперь Дик не сомневался в том, кто именно подкупил нищего. Такие шутки как раз в привычках графа Сеймурского. И следовательно, не он ли приложил руку к «несчастью» со Шрамом? Обещал отомстить – отомстил. Быть может, тем и объясняется его нынешнее плачевное состояние? Наверняка и самому досталось, но он скрывает. Это тоже укладывалось в характер Джеймса. Дик помнил, как, получив серьезнейшее ранение, граф через двое суток уже ходил на занятия в университете, никому ничего не сказав. О случившемся узнали лишь потом, когда хоронили второго участника дуэли. Да и то случайно – проговорился один из секундантов.
Так что, судя по всему, Джеймс уже отомстил одному из убийц, а помогала ему Джейн…
Джейн… Дик с раздражением швырнул на стол вилку и нож.
– Сэр? – тут же выглянул из кухни Колин. – Что-то случилось?
– Нет, все в порядке, – ответил ему Ричард, вновь принимаясь за еду.
Джейн… Дик дал слово джентльмена, что не будет пытаться узнать что-либо о ее прошлом или настоящем. Теперь из-за этого он не мог сходить к Джеймсу и вытрясти из него правду. А ведь граф наверняка все знает. Только непонятно, почему не вмешался в происходящее. Хотя, возможно, Джейн скрывает свои проблемы и от него… Как ей помочь? Как ее разыскать, не нарушив слово?
Единственное, что можно было сделать в такой ситуации, – навести справки в «Малыше Билли», но днем там делать нечего.
Дик посмотрел на часы. Самое время сходить к родителям. Как минимум узнать, когда будут хоронить… Ричард понял, что есть больше не хочется. За событиями последних дней он не ощущал острой боли от потери сестры, не приходил к родителям, не смотрел на тело Анны… Помнил лишь о том, что нужно отомстить. И это его устраивало, ведь злость уменьшает скорбь. Теперь настало время расплачиваться.
Квартира родителей была погружена во мрак: задернутые шторы, укрытые черной тканью зеркала, перевернутые к стене портреты…
Открыв дверь Дику, старик-слуга только что не плюнул себе под ноги. Всем своим поведением он дал понять, что Кавендиш-младший – не самый желанный гость в этом доме. Шляпу и пальто Ричарду пришлось вешать самому под презрительно-осуждающим взглядом Джона. Что ж, не привыкать.
Мать полулежала на кровати в спальне.
– Это ты, – произнесла она слабым голосом. – Пришел все-таки…
– Да. – Дик смотрел себе под ноги и молчал.
– Мы сделали снимки… в кристалл памяти… с моей бедной девочкой и без тебя. Ты… – Мать на мгновение закрыла лицо руками, будто собираясь заплакать, а потом разразилась гневной речью: – Это ты… ты не уберег Анну… Ты… должен был следить за ней! Но где… где ты был?! Где ты был, Ричард?! Разве ты не любил ее? Разве тебе безразлично, что Анна умерла?! Как ты можешь оставаться таким черствым? Ты даже не зашел к нам все эти дни!
Дик молчал, зная: любые оправдания только усилят направленный на него гнев. А о мести за Анну родителям говорить было глупо.
Мать разразилась громкими рыданиями. Сын подошел к ней, попытался утешить, но та лишь отмахнулась:
– Уйди! Это ты во всем виноват! Ты! Ее старший брат!
В спальню прибежала горничная с успокоительной микстурой.
– Ричард, идем. Не расстраивай мать! – Следом за служанкой пришел и отец, встал в дверном проеме и теперь сердито смотрел на сына из-под вечно нахмуренных бровей. – Дарлин, тебе пора пить лекарство! – сказал он самым безапелляционным тоном, а потом, коротко кивнув Дику, повел его в свой кабинет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В коридоре было сумрачно. Вильям Кавендиш шагал тяжело, решительно, не оглядываясь, но даже спиной умудрялся выражать крайнее неодобрение. Рядом с ним Ричард всегда чувствовал себя неудачником, человеком второго или даже третьего сорта. Что бы он ни делал – всегда и все представлялось в искаженном свете. Иногда Дику казалось, что отец видит в нем отражение своих неудач, падений и разочарований. А символом успешности всегда являлся… Джеймс.
Кавендиш-старший с какой-то странной одержимостью следил за своим дальним родственником, неизменно сравнивая его с собственным сыном. И сравнение всегда было не в пользу последнего. Особенно это обострилось в студенческие годы. «Джеймс – чемпион университета по фехтованию, блестящий стрелок, а бокс и кулачные бои… не более чем увлечение для тех, кому не хватает изящества и ловкости». «Джеймсом восхищаются в высшем свете, а кто знает о тебе?» «Джеймс элегантен, а как одеваешься ты?» «Джеймс ведет себя достойно высокого рода и с женщинами сдержан, а ты позволяешь себе опускаться до циркачек и прочего отребья!» «Джеймс храбр и хладнокровен. О нем говорят как о настоящем мужчине, способном отстоять свою честь в поединке, а на что способен ты?» – слышать такое от собственного отца было в высшей степени неприятно и обидно. Но ничего другого Кавендиш-старший сыну не говорил. Все разговоры заканчивались очередной порцией унижений. Не стал исключением и этот.
Отец подошел к своему письменному столу, провел рукой по лежащим на нем бумагам, откладывая в сторону два листа, а потом достал из ящика бархатную коробочку из тех, в которых хранят ювелирные украшения.
– Похороны послезавтра, – сказал он, не глядя на Дика.
– Хайенгейт? – уточнил Ричард.
– У тебя есть другие варианты? – раздраженно спросил Кавендиш-старший. – Анна упокоится рядом со своими предками. Ты можешь прийти на похороны, но до этого времени, будь любезен, не досаждай нам своим присутствием. Дарлин и так постоянно рыдает. – Последние слова отец произнес с такой досадой, словно истерики жены были самым главным предметом его расстройства.
– Хорошо.
Дик сжал кулаки. Обидно. Несправедливо. Больно. Каждый раз. Снова и снова. Ранит каждое слово, каждый упрек, каждый презрительный взгляд. И невозможно понять, что ты сделал не так, и как заслужить это проклятое одобрение. Со временем свыкаешься с постоянными унижениями, но ранит это не меньше. Потому что все равно надеешься… где-то в самой глубине души надеешься… И в этом все дело – в проклятом, почти рабском «а вдруг».
– Возьми. – Отец протянул Дику исписанные листы.
– Что это? – спросил Ричард, разглядывая ряды имен и фамилий с пояснениями.
– Это список всех, кто имел доступ к нашему дому и мог общаться с Анной.
– И зачем он мне?
Вильям бросил на сына новый презрительный взгляд, в котором читалось: «Да ты еще тупее, чем я думал».
– Чтобы найти того, кто убил твою сестру, – сказал он, цедя слова сквозь зубы. – И подарить ему это. – Отец отдал Дику коробочку.
– С какой целью?
– В отличие от кузена, ты не в состоянии защитить честь семьи. Махать кулаками – наука нехитрая. Поединок чести требует куда больших умений. А лишаться наследника, пусть даже такого бестолкового, как ты, я не намерен. Найди виновника раньше полиции и сделай так, чтобы он надел это кольцо. Остальное – не твоя забота. Надеюсь, ты справишься с таким простым заданием. Сэр Артур отпустил тебя на неделю. Посвяти все это время поиску убийцы, а скорбь оставь женщинам.
Ричард открыл коробочку и увидел потрясающей красоты мужской золотой перстень с рубином.
– С какой целью я должен…
– Сделай так, как я сказал! – перебил его отец. – Не вздумай примерять эту вещь сам или давать ее кому-то другому. Перстень предназначен для убийцы Анны и только для него! И довольно с меня вопросов! У тебя есть два дня. После похорон я отдам копию списка инспектору. Ты должен успеть раньше. Надеюсь, хоть это ты сможешь сделать как надо.