Покрывало ночи - Сергей Раткевич

Жена.

Объятия. Свечи. Ночь. Рассвет. Утро. Четверо детей, с радостным визгом несущиеся к отцу с матерью.

"Это наши дети, " — понял Эруэлл. — «Мои и ее.»

И вновь древний замок. Развевающиеся знамена. Скачущий Белый Всадник. Всадник из легенд. Облачный Всадник. Трубящий В Рог.

Оннер.

«Я вижу древний Оннер!» — подумал Эруэлл. — «Замок и парк такие же, как тогда.»

«Откуда я могу знать, как они тогда выглядели? Откуда?!»

— Понравилось? — поинтересовался голос.

— Да, — ответил Эруэлл.

И его голос странно забулькал, закувыркался пузырями во внезапно опустевшем пространстве.

«Опять пустота. Проклятье. Хуже любой пытки. Ни верха, ни низа.»

— Древний Оннер. — одними губами прошептал Эруэлл.

— Древний Оннер можно вернуть обратно, — сообщил голос. — Это нелегко, но… ты сильный. У тебя может получиться.

— Кто ты такой? — спросил Эруэлл.

«Проклятая пустота. Не подавать виду, что мне плохо и страшно. Хотя он наверняка знает, как я себя чувствую. Сволочь. Гад.»

— Ну, скажем так, я твой… хм, доброжелатель, — с легкой насмешкой объявил голос. — Я являюсь посланником одной весьма могущественной особы, которая — по достижении нами определенной договоренности — могла бы тебе помочь в твоих весьма честолюбивых планах. Если же означенная договоренность достигнута не будет… я буду весьма опечален преждевременной и полной страданий кончиной близких тебе людей. Я буду скорбеть вместе с тобой… прежде, чем помогу тебе последовать за ними.

«Ненавижу. Скотина. Спокойно, Эруэлл, только не подавать виду. Поболтай с ним. Кажется, на данный момент это все, что ты можешь, парень. Пусть говорит. Дадим ему понять, что мы его не боимся!»

— Из сказанного я заключаю, что у тебя нет имени, — нахально заявил Эруэлл, стараясь не поддаваться панике.

Трудно ведь быть никем и висеть в нигде. Трудно.

— Имя мое не имеет значения, — ответил голос.

«Значит, не имеет. Так-так.» — А я слыхал, что добрые люди не стыдятся своих имен, — усмехнулся Эруэлл.

«Что, съел?»

— А кто тебе сказал что я — добрый? — откликнулся голос. — Я не злой и не добрый. Я — никакой, если ты успел заметить. Меня, вообще-то, строго говоря, и нет вовсе… но вышло так, что, кроме меня, некому предложить тебе то, ради чего ты готов на все.

Калейдоскоп ярких манящих образов вновь замелькал перед Эруэллом.

"Готов на все, " — продолжало звучать у него в ушах.

Что-то нехорошее было в том, как это прозвучало. Опасное.

«Готов на все.»

«На что — на все?»

«Что такое — „все“?»

«Я не должен говорить даже в мыслях!» — внезапно подумал Эруэлл. — «Он же сам не видит того, что мне показывает! Я назвал Древний Оннер — и он увидел. А больше не назову. Пусть не надеется!»

— А мне и не нужно, — беспечно заметил голос. — Важно, что ты это видишь. И только я могу тебе это предложить.

— Только ты?! — насмешливо проговорил Эруэлл. — Что-то не верится. До сих пор я думал, что сам могу себе это предложить.

— Сам?! — осерчал голос. — Сам себе ты можешь предложить только вот это!!!

Последовала серия столь ужасающих образов, что Эруэлл едва сдержался, чтоб не назвать их в своих мыслях, и старался потом никогда их не вспоминать. Никогда. Мы тоже не станем их описывать.

— Что ты хочешь? — отдышавшись, прохрипел Эруэлл.

«Сволочь. Убью. Сволочь. Убью. Сволочь…»

— Давно бы так! — рассмеялся голос.

«Если я когда-нибудь встречу тебя наяву…»

— Я собираюсь предложить военный, политический, а впоследствии и торговый союз Возрождающемуся Оннеру и его Верховному Королю, — невозмутимо продолжил голос.

— Кто же стремится к заключению такого союза? — выдохнул Эруэлл.

«Союзнички, вашу маму… да я бы таких союзничков…»

— Возрождающаяся Голорская Империя, — ответил голос.

— Что?! — ахнул Эруэлл.

«Союз Оннера с Голором?!!»

— Знаю, что ты хочешь сказать, — вздохнул голос. — Оннер и Голор всегда воевали. Непримиримые враги и все такое… Но ответь — разве не может быть по-другому? К чему новая война и новая гибель? Вновь лить кровь лучших из лучших? Опять идти старыми путями, повторять ошибки прадедов? К чему?

«Ах ты, сволочь! Нет, ну какая же все-таки сволочь!»

— Наверно, это я должен был спросить — к чему? — усмехнулся Эруэлл. — Я ведь помню, как началась эта война. И кто ее начал, тоже помню. Я только все никак не мог понять — зачем? К чему такое — не слишком большое, если правду сказать — королевство, как Рон, вдруг решило завоевать весь мир? Я тогда еще не знал такого слова — Голор. Теперь знаю. И кровь лучших из лучших уже льется. С начала войны льется. И сейчас — тоже. И если все что происходило — ошибка, не мне нести за нее ответ. И не Оннеру. И если Голор хочет мира, ему нужно просить прощения, а не проповедовать."

— Может случится так, что ты окажешься прав, — поведал голос. — И Голор будет готов принести извинения в любой доступной для подобной империи форме.

— Мир между Оннером и Голором на вечные времена? — настороженно спросил Эруэлл.

— Ну да, — жизнерадостно согласился голос. — Причем никаких серьезных дополнительных уступок со стороны Оннера. Голорская Империя убирает все свои, равно как и наемные, войска в пределы своих границ, восстанавливает все разрушенные во время ведения боевых действий крепости, выплачивает определенные суммы для возмещения ущерба городам и государствам…

— Воскрешает всех убитых, — ехидно продолжил Эруэлл, — восстанавливает девственность всем изнасилованным…

— Можно особо оговорить эти проблемы, — в голосе послышалась улыбка. — Прошу прощения, но не уполномочен. Это дело посольств и прочих бумажных людей.

— Даже так? — вырвалось у Эруэлла.

«Ох, что-то больно вы хорошие.»

— Даже так, — довольно продолжил голос. — А кроме того, Голорская Империя дает торжественную клятву более никогда не переступать своих границ военной силой, разве что ради оказания союзнической помощи Верховному Королю Великого Оннера. Великая Голорская Империя не требует никаких территориальных уступок, контрибуций, смен династий в малых королевствах или уничтожения каких-либо Богов и верований.

— Ты сказал — никаких серьезных уступок, — напомнил Эруэлл. — А несерьезные?

«Что у тебя за пазухой? Ты врешь, конечно, насчет мира. Мир заключается не так. Я не знаю, как, но что не так — наверняка. И какова же должна быть цена у такого мира? Мне ее не уплатить, это точно. Даже будь я королем уже созданного королевства, имей за собой нечто большее, чем мечту — мне все равно нечего предложить тебе. И ты знаешь это. Имей ты действительно то что предлагаешь, ты бы говорил не со мной. Ты бы говорил с тем, кто действительно может заплатить такую страшную, непредставимую цену. Я не могу. А значит, ты врешь. Ты предлагаешь то, чего у тебя нет, в надежде, что я поверю — разведчик ведь не обязан разбираться в высоком исскустве государственной лжи. Вот только ты в нем тоже не слишком силен. Слишком уж много предлагаешь за „несерьезные уступки“. Оплошал ты, братец. Впрочем, ври дальше. Послушаем.»