Покрывало ночи - Сергей Раткевич

— Нет, — покачала головой другая девочка. — Божественное изволение тут не подходит. Дудочка, конечно, здоровская выйдет, но не такая, как надо. Как нам надо, — поправилась она. — Такая, как нам надо, руками делается. Только у нас не выходит, а у тебя выйдет. Мы знаем.

— Но… я же говорю, я не умею, — развел руками Курт.

— А мы тебя научим! — радостно загалдели дети и, подхватив Курта под руки, потащили его куда-то в сторону от дорожки. Вскоре они вломились в кустарник, и густые ветви скрыли их с головой.

— Вот дяденька маг, смотри! — сообщил один из мальчиков. — Сначала делаешь так…

Курт смастерил десять дудочек подряд. Дети очень смеялись, пробуя играть на его дудочках, после чего неудачные дудочки переколдовывались в ослепительно прекрасных бабочек. Бабочки улетали. Девять бабочек взлетело над Куртом.

Десятая дудочка запела. Запела сама собой. Просто оттого, что в нее заглянул ветер.

— Звонкая! — хором воскликнули дети.

— Давай пусть Леля! — сказал старший мальчик. — Леля лучше всех играет. Пусть, значит, первая.

Одна из девочек взяла дудочку и заиграла.

Она играла… нет! Курт не мог бы этого высказать. Ему казалось, что весь уносится куда-то вслед за этой нехитрой мелодией.

«А я еще считал себя музыкантом!»

Так прозрачно, так далеко, так… ловкие пальцы мерцали странным неземным светом. Лицо вмиг стало старше и в то же время моложе.

«Вырастет — красавицей будет!» — подумал Курт.

Мелодия кончилась. Леля опустила дудочку.

— Дяденька маг, сделай и другим тоже! — попросила она.

Когда четвертая дудочка была закончена, Мур с преувеличенной важностью произнес:

— Поздравляю, хозяин! Теперь ты не просто великий маг, теперь у тебя профессия есть! Ты теперь дудочник.

— И с этого дня я стану называть себя Курт Дудочник. Посмотрим, как тебе это понравится.

— Мне нравится, — изрек посох. — Попрощайся с коллегами, Курт, тебе пора.

— Мы придем к тебе как-нибудь еще, — сообщил один из мальчиков.

— Мы проводим тебя, когда освободишься от старших, — пообещал другой. — Места здесь неспокойные. Опасно одному ходить.

Четверо магов повернулись и медленно растаяли в воздухе.

— А я так не умею, — растерянно охнул Курт.

— Маленький еще! — хихикнул посох. — Подрастешь немного — научишься.

— Сам такой, — проворчал Курт. — Куда нам дальше? У меня все из головы выскочило.

— Курица, — напомнил Мур.

— Ах, да! — вздохнул Курт. — Помню. Пойдем.

— Ты запомнил, как делаются эти дудочки? — строго спросил посох.

— Да. А что? — удивился Курт.

— А то. Эти дети подарили тебе профессию. Шутя подарили. Забавы ради. Но ты не шутя можешь торговать этими дудочками на любой ярмарке. И я бы хотел посмотреть на того, кто их не купит.

— Что, настолько хорошие дудочки вышли?

Всем приятно, когда их хвалят, даже Богам. Зачем иначе столько храмов и славословий?

— Настолько, — объявил Мур. — Да ты и сам это знаешь. Все же тебе не медведь на ухо наступил, а всего лишь его годовалый отпрыск. Так что ты не мог не слышать. Да такая дудочка мертвого плясать заставит!

— Ты серьезно? — испугался Курт.

— Не знаю, — хмыкнул посох. — Но на кладбище играть не советую.

— Понял, — кивнул Курт.

— Во всяком случае, теперь тебе не придется голодать и принимать предложения отобедать в разных не вызывающих никакого доверия компаниях, — заметил посох.

— Эльфочки были славные, — возразил Курт.

— Славные, — согласился посох. — Повезло тебе. Думаешь, всегда так будет?

— Нет, — вздохнул Курт.

— То-то и оно, — наставительно промолвил посох. — Мне бы хотелось, чтобы предложение разделить совместную трапезу принимал твой ум, а не твой желудок. Так что запомни-ка все про эти дудочки. Накрепко запомни. Не раз они тебе пригодятся. А теперь пошли. Мы в самом деле задержались.

Да уж. Вот тебе и дело сыскалось. В самый раз для Бога. Ну ладно — забор поправить, колодец прочистить, крышу перелетную усмирить или еще чего. А как заставить курицу нестись? И ведь нормальная же курица! Хоть сейчас в суп. И петух есть. Ишь, бродит, хохлатый разбойник! Чуть глаз Богу не выклевал. Никакого почтения. Курт даже заподозрил петуха в богоборчестве. Впрочем, хозяин на петуха не жаловался, а объясняться с ним — не с петухом, с хозяином — было до того затруднительно, что Курт предпочел закрыть глаза на петушиные выходки. Так оно проще выходило. Да и для глаз безопаснее.

И все же — что делать с проклятой курицей?

— Ты же Бог, — в который раз напомнил Мур. — Прикажи ей.

— Думаешь? — с сомнением пробормотал Курт. — Ну, ладно. Давай попробуем.

Уставя на означенную курицу указательный палец, он решительно приказал:

— Несись!

И курица понеслась.

Так понеслась — куда там петуху!

На лошади не догонишь.

— Вот это да… — вытаращив глаза, пробормотал хозяин.

А курица неслась, стрелой летела по деревне, пугая собак, кошек и прочих мирных прохожих. Она неслась, не разбирая дороги, перепрыгивая заборы, перелетая дома и сараи, она неслась — и перепуганный визг следовал за ней.

— Вот это… несется! — выдохнул хозяин и вдруг залился смехом, хлопая себя ладонями по коленям. — От несется — так несется! Чешет — так чешет! А что?!! — он поднял на Курта восхищенный взгляд. — Простых несушек у меня и без того полно, а эту я буду выставлять на скачках! Подумаешь, кони! А вот моя кура — всем коням конь! Добьюсь разрешения, и тогда…

— Ты доволен? — прервал его разглагольствования Курт.

Видимо, разнообразия ради хозяин не стал интересоваться, чем именно он должен быть доволен и по какому поводу. То ли он действительно это понял, то ли сделал вид, что понял.

— Я-то?! Да я в восторге! — заявил он и низко-низко поклонился своему Богу.

А курица неслась по деревне во весь опор, неслась с дикой скоростью. Завидевшие ее деревенские собаки не лаяли. Они икали от удивления.

Долго потом еще люди говорили: «Это было в том году, когда собаки икали.»

А Курт продолжал свою трудовую деятельность. Под конец он настолько замучился, что уж и не помнил толком, что это он такого делал. То ли лечил забор от склероза, то ли яичницу чинил. Спасибо, хоть небосвод зашивать не заставили, а то вон сколько в нем дырок — звезда на звезде сидит и звездой погоняет.

В сгустившихся ночных тенях пролегли еще более непроглядные тени. Непроглядные, непролазные, вовсе нечеловеческие. Укрытые этими тенями, на Курта смотрели двое.

— Смотри-ка — он! — прошептал один, теребя боевой жезл.

— Где? — осведомился второй.

— Да вот же! — указал первый.