Харбин - Евгений Анташкевич

Карты летели на стол и мягко падали перед игроками.

– А вот и прикуп!

Он закончил сдачу, сидевшие за столом открыли карты и начали их изучать. Тельнов воспользовался моментом и подглядел к соседу:

– Никак на мизэр-с идёте-с, Николай Васильевич? Если прикуп выпадет подходящий, правда, что ли, сотрёте с меня «зуб»?

Не отрываясь от своих карт, Адельберг сказал:

– Накажем, Кузьма Ильич! Николай Аполлонович сотрёт, а мы с профессором вам его нарисуем!

– Николай Аполлонович! – обратился к Байкову Устрялов. – Вы уже записали последнюю игру?

– Записал, Николай Васильевич!

– И что там?

– Своя игра! Вы прошлись без ремиза, взяли свои три виста, хотя одним могли бы поделиться с Александром Петровичем…

– Ничего, я не в претензии. – Адельберг сложил карты и взялся разливать коньяк. – Играли лёжа, и я мог спокойно покурить. Чей заход?

– Твой, Саша! – Байков заметно волновался и стучал картами по столу.

– Не торопи меня, а то я пролью, – сказал Адельберг. – Я – пас!

Устрялов ещё раз глянул в свои карты:

– Два паса!

– «Два паса в прикупе – чудеса!» – сказал Тельнов и теперь уже сам забарабанил пальцами по лежавшему рубашкой наверх прикупу. – Ну-с! Николай Аполлоныч, господин полковник, что там у вас: «Лучше без одной на шестерной – чем одну на распасах»? Но чувствует моя душа – падать будете!

– Не мешайте, Кузьма Ильич! Пусть Николай Аполлонович подумает, у него вон какая гора, – вмешался Адельберг и взялся за рюмку.

Кузьма Ильич, сидя на своём стуле, пытался заглянуть к Байкову.

– Вам, Александр Петрович, легко говорить, вам сегодня карта вся лист в лист ложится, как говорится: «Кому в карты везёт…»

– Не верится, прямо не верится, экий вы оказались азартный, никогда бы о вас такого не подумал, – сделал замечание Тельнову Адельберг и посмотрел на Устрялова: – А кстати, Николай Васильевич, мне Анни сказала…

– Да, Александр Петрович, Наталья Сергеевна на третьем месяце, ждём прибавления…

– Молодцы! Это хорошо, когда между детьми небольшая разница в годах, будут друзьями. Летом должна разродиться?

– Да, если Бог даст!

Адельберг посмотрел на Байкова:

– Ну что ты, Николай?

– Не торопи, Саша! Теперь ты меня не торопи! Может так статься, что и мне карта пришла, дай подумать!

Тельнов перестал крутиться и откинулся на спинку стула:

– Карта не лошадь, к утру повезёт!

– Ваши шутки, Кузьма Ильич, в каноны бы записывать! – сказал Адельберг, снова взял в руки карты и начал постукивать ими по столу.

Байков умоляюще посмотрел на него и попросил:

– Не стучи, Саша, не отвлекай! Поговорите лучше о чём-нибудь!

– Кстати, о «постучать»! Николай Васильевич, – Адельберг снова обратился к Устрялову и с треском уложил карты на стол, – что там из Советов – «стучат»?

Устрялов тоже положил карты:

– Занятные оттуда новости, точнее – тревожные, Александр Петрович!

– Что такое?

– Думаю, в России снова назревают большие перемены, может быть, и не сразу, но последствия могут быть очень серьёзные.

– Что вы имеете в виду? Я с конца прошлого ноября занимаюсь подготовкой партии на Хинган предстоящим летом и как-то упустил последние события. Поведайте нам, вы среди нас единственный, кто разбирается в политике.

– Не скромничайте, Александр Петрович! Однако, судя по советской прессе и сообщениям телеграфа, Ленин серьёзно болен. Вот уже несколько месяцев он затворником сидит в своём подмосковном имении, в Горках, и не посещает даже совещаний их Центрального комитета. А у болезни, как вы знаете, могут быть только два финала…

– А сколько ему лет?

– 20 апреля будет, кажется, пятьдесят четыре!

– Не так уж и много! Так ли актуален…

– Диагноз?

– Да!

– Это одному Богу известно, но сведения просачиваются такие, что он неработоспособен.

– Вот в чём дело?! – задумчиво сказал Адельберг. – Вы думаете…

– Возможно, что скоро он перестанет быть главным большевиком…

Адельберг раскрыл карты и, глядя в них, сказал:

– Да-а-а! Новости! А я в Симбирске в сентябре восемнадцатого чуть было не помог ему в этом…

– Упал!!! – вдруг раздался громкий голос Байкова.

Адельберг и Устрялов удивлённо посмотрели на него.

– Упал, господа! Я упал!

Всё то время, пока Адельберг и Устрялов беседовали, а Тельнов ёрзал от нетерпения, Байков вёл расчёты в своих картах. Последняя сдача принесла ему туза, валета, десятку, девятку, восьмёрку и семёрку треф, восьмёрку бубен, валета и восьмёрку пик и семёрку червей.

«Вот так раскладик, – изучая карты, думал он. – Если тоже, как они, скажу «пас» и никто не перекупит, то будут объявлены распасы, а у меня в двух мастях только по одной карте… Они быстро их снесут, и я останусь с длинной трефой, и тогда малейшая моя ошибка… и вся моя трефа сыграет как козыря, и я снова окажусь в проигрыше. Посмотрим другой вариант – сыграть шесть треф. Король с дамой у них, – в худшем случае я смогу взять только четыре взятки и останусь без двух. Но лучше на «шестерной без одной», чем «с одной на распасах», хотя скорее всего, что без двух. Что остаётся?»

Байков думал и перестал слышать, о чём говорят Адельберг и Устрялов.

«Напрашивается мизэр, – это если к длинной трефе придут король и дама. Король и дама! – рассуждал Байков. – Семёрка червей проскакивает, пика тоже маленькая, значит, опасность в том, что у меня бланковая восьмёрка бубен и нет моего захода. Тогда вопросов два: что в прикупе и как разложилась карта у них?»

Байков посмотрел на расчёт.

«Если я прав, то… игру я закрою, хотя гора большая… Аналогичный случай был под Перемышлем в шестнадцатом… Но тогда ведь – пришли король с дамой!!!» Можно было ещё подумать, но он решился.

– Упал!!! Господа! Я упал! – решительно сказал Байков, посмотрел на Тельнова и увидел, как у того запрыгали пальцы, нависшие над прикупом. «Вот шельма, – мелькнуло у него в голове. – Неужели там и вправду тот самый марьяж и он об этом знает? Тогда он закрывается первым!»

Адельберг и Устрялов переглянулись. Устрялов спросил:

– Николай Аполлонович, вы сегодня падаете уже в третий раз! Не рискуете?

– Да уж, Коля! – с ухмылкой поддержал Адельберг. – Ты подумай, пока мы не легли! Ты на концессии работаешь, у тебя денег много! Но ведь и слава! Три несыгранных мизэра за одну игру? Каково тебе будет?

– Ах, господа, – уже спокойно парировал Байков. – Кто не рискует!.. Да знать бы прикуп!.. Так и бы жил в Копенгагене, а не в Харбине! А ты, Саша, у себя на дороге тоже ведь приличное жалованье получаешь, что ж тебе жаловаться? Прикуп, Кузьма Ильич!

Кузьма Ильич с мягкой улыбкой открыл прикуп и отдал его Байкову.

В прикупе был трефовый марьяж.

– Открывайтесь, господа!

Адельберг и Устрялов снова переглянулись.

– Нет, Николай! Ты сначала снеси!

Кузьма Ильич захихикал и стал тереть ладони.

– Ну, господа, естественно! Да только, как говорится, взятку снёс – без взятки остался! – пошутил Байков, вставил марьяж в свою колоду и выкинул оттуда две лишние карты.

– Ложимся? – спросил Адельберг Устрялова.

– Конечно! – ответил Устрялов, и они положили на стол открытые карты.

Тельнов мельком глянул на карты Адельберга и Устрялова и, не удержавшись, закричал:

– Неловленый! Господа! Неловленый!

«Какой азартный, старый чёрт! Никогда его таким не видел!» – подумал Адельберг, но вслух сказал:

– Не торопитесь, Кузьма Ильич!

И они с Устряловым стали внимательно изучать свои лежащие открытыми карты.

Николай Аполлонович увидел, что карты у его противников распределились так, что перехода не получалось, поэтому его единственная дыра – бланковая бубновая восьмёрка – действительно оказывалась неловленой. Тельнов, сдавший нужный прикуп, набирал свои очки и закрывался, и партию можно было считать конченной.

– Ну что! Николай Васильевич! Попробуем поймать его бубновую восьмёрку? – спросил Адельберг.

– Попробовать можно, но у нас нет перехода.

Байков улыбался.

– Ловите, господа, ловите, если сможете!

Партия действительно оказалась конченной, и Байков обратился к Тельнову:

– Вот так, Кузьма Ильич! Как вы говорите: «Дети хлопали в ладоши, папа в козыря попал»?..

– С этой приметой, Николай Аполлонович, вы ошиблись, в данном случае говорят, что «мизэра парами ходят», а тут третий! Сдать бы ещё, однако у нас есть закрывшиеся!

– Ну что ж! – Профессор Устрялов, единственный оказавшийся в проигрыше, встал из-за стола и обратился к Тельнову: – На что истратите выигрыш, Кузьма Ильич? На акварели или на масло?

Тельнов не успел ответить.

– А вы рисуете? – спросил Тельнова удивлённый Байков.

– Пописываю! – ответил старик.

– Не интригуйте, Кузьма Ильич, – Адельберг бросил карты на стол, – принесите свои работы. Николай Аполлонович и Николай Васильевич их ещё не видели.

Тельнов сделал вид, что смущается.