Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Алексей Иванович Ракитин

Но самый главный вопрос, как полагается, был задан под конец допроса. Мы помним, что Ивасюк уходил из дома с нотами в портфеле, а когда 18 мая портфель был найден возле трупа, нот в нём не оказалось. Судьба нот представлялась довольно интригующей, один из вариантов их исчезновения мог быть связан с передачей кому-то для переписывания. Мазепе был задан вопрос, связанный с этим предположением, и преподаватель ответил вполне определенно: «Я знаю, что никакие ноты Ивасюка не надо было переписывать, так как все они очень хорошо написаны и их лишь необходимо было размножать на ротапринте.»

Говоря о личных качествах Владимира Ивасюка, преподаватель охарактеризовал его эпитетами «скрытный», «стеснительный», «старательный», «здравомыслящий». Затем упомянул как после похорон Ивасюка их общий знакомый (его фамилия и имя приведены в протоколе, но вряд ли их нужно здесь приводить), рассказал Мазепе, будто видел, как Ивасюк пил какие-то таблетки. Человек этот запомнил название таблеток и навёл справки, по словам Мазепы это было лекарство, которое используется при лечении психиатрических заболеваний. Само название таблеток в протоколе не зафиксировано.

Как Мазепа узнал об исчезновении Ивасюка? Рассказ его в этой части довольно любопытен, в нём есть детали, которых не найти в показаниях других свидетелей. Процитируем эту часть протокола целиком: «Про обстоятельства смерти Ивасюка мне ничего неизвестно. Помню, что 24 апреля я заходил в 8 часов 30 минут [вечера] в консерваторию на работу и работал, и что у входа в консерваторию стояла мать Володи и [она] сказала, что он приходил и она теперь не может найти ключа от квартиры. Также она поинтересовалась делами Володи. Я ответил, что [всё] нормально и закончил разговор. В четверг или пятницу [т. е. 26 или 27 апреля — прим. А.Р.] зашла ко мне сестра Володи — Галя — и принялась расспрашивать, не знаю ли я куда мог отправиться Володя, и сказала, что его разыскивают. Она меня просила, чтобы в консерватории никто не узнал, что его ищут и чтобы я никому [об этом] не рассказывал».

Понятно, что история про исчезнувший ключ от квартиры — это не более чем выдумка матери, не пожелавшей сообщить преподавателю истинную причину поисков сына и связанного с этим визита в консерваторию. Поведение родственников выглядит… э-э… несколько противоречивым. Это если мягко говорить. Ну, в самом деле, давайте вспомним их упрёки в адрес Жуковой, якобы не интересовавшейся судьбой Володи и не желавшей помогать в его розыске — подобного рода заявления звучали в качестве «доказательства» её виновности в исчезновении Ивасюка. Но теперь из уст совершенно постороннего и потому объективного свидетеля мы узнаём, что розыски Ивасюка проводились родственниками в строжайшей тайне. То есть они сами отсекали окружающих от розыска, в т. ч. и ненавистную им Жукову, а потом её же и обвиняли в том, что она равнодушна к судьбе Володи и вообще лицемерна.

Ну что это за двоемыслие такое?!

Показания Мазепы натолкнули следователя на мысль выяснить, какие именно творческие обязательства имел композитор. Гнатив подготовил и направил Министерству культуры Украинской ССР запрос с просьбой прояснить судьбу «Кантаты» Ивасюка, над которой последний работал по заказу Минкульта. Также запрашивалась информация о возможном существовании иных творческих заказов композитору со стороны Министерства.

Ответ Министерства культуры Украинской ССР с информацией о заключенных в 1977–1978 гг с Ивасюком договорах на создание музыкальных произведений.

Ответ Минкульта был получен прокуратурой 16 июля 1979 г. Из него можно узнать, что украинский Минкульт в 1977 г заключил с Ивасюком 2 договора (на песню и кантату), а в марте 1978 г — ещё один (на песню). Песни Ивасюком были написаны и представлены заказчику, т. е. 2 договора были исполнены, а вот кантата представлена не была.

Другим свидетелем, о допросе которого следует упомянуть, явилась Леонтина Тимофеевна Мельничук, секретарь парторганизации консерватории и одновременно с этим — доцент кафедры марксизма-ленинизма. На момент описываемых событий этой женщине исполнилось 52 года.

Её показания, данные следствию 10 июня 1979 г, содержат ряд небезынтересных для нас деталей, процитируем эти фрагменты: «Лично я, как преподаватель, преподавала студенту Ивасюку историю изобразительного искусства на 3-м курсе, а также историю театра [где марксизм-ленинизм, а где история искусства и театра… ну да ладно, будем считать, что Леонтина Тимофеевна замещала больных преподавателей — прим. А.Р]. Лично на мои лекции он ходил, выступал с рефератом „Театр и музыка“. (…) В общественной жизни консерватории Ивасюк принимал участие. В частности, выступал весной 1979 года в г. Харькове на республиканской межвузовской конференции. В г. Шепетовка принимал участие в жюри клуба творческой молодёжи. На теоретической конференции в г. Харькове выступал также студент Безрук, который получил вторую премию. Я не интересовалась почему Ивасюку не было награды за его выступление на конференции.»

Следователя интересовал вопрос о возможном злоупотреблении Ивасюком спиртным, на что Мельничук ответила так: «Мне как секретарю партийной организации консерватории никто не жаловался, что Ивасюк употребляет спиртные напитки или ведёт себя аморально За последнее время Ивасюк вёл себя также хорошо, учился неплохо и ничего плохого о нём [я] не могу сказать.»

По понятиям того времени рассказать секретарю парткома о вывихах в поведении того или иного работника — даже не коммуниста — это норма. Парторг совал свой длинный нос вообще во всё, для него запретных тем не существовало. При парткомах учреждались особые дисциплинарные партийные комиссии, призванные разбирать разного рода инциденты, склоки, дрязги и прочие шалости на коммунальной кухне. Одной из причин резкого падения доверия и уважения к КПСС со стороны простого народа являлось именно то, что коммунистические воспитатели с упоением занимались полосканием чужого грязного белья, будучи при этом людьми весьма и весьма далёкими от нравственного идеала. Автор судит об этом на основании личного опыта. Моё впечатление от этой публики, вынесенное из 1980-х гг и многократно подтвержденное в последующие десятилетия, когда все эти активисты принялись учить нас новой реальности, заключается в том, что КПСС собирала в своих рядах и наделяла властью самых отвратительных лентяев и карьеристов. Не зря в эпоху «развитОго социализма» люди шутили: «коли тупой и не можешь работать, пойдёшь в руководители, руками водить любой коммунист сможет».

Чтобы читатель понял, до какой степени кретинизма доходила мелочная опека низового партаппарата, приведу такой пример из личного опыта. Когда у меня, молодого инженера в Минсредмашевском КБ совершенно официально накопились за переработку отгулы и я пожелал ими воспользоваться, ко мне — ни разу не члену партии! — прибежал парторг и заверещал: «Какие такие у тебя отгулы?! Это что за отпуск такой ты решил устроить?! Кто будет работать, если все пойдут гулять?!» Вот буквально такими словами и,