Отречение от благоразумья - Андрей Мартьянов

Мирандола не добился ровным счетом ничего — наш Великий Инквизитор его просто не слушал. Господина посла (который теперь смело может прибавлять к своим многочисленным званиям безнадежное словцо «бывший») пока еще предупредительно, однако настойчиво потащили к дверям. Из коридора долетел его голос, с отчаянной бравадой требовавший: «Эй, уберите руки! Я пока еще в состоянии идти сам!..»

Возня постепенно затихала, отдаляясь в сторону парадного входа. Интересно, на Влашской улице уже собрались зеваки со всей округи или нет? Когда еще увидишь столь уникальное зрелище — инквизиторы торжественно арестовывают довольно-таки высокопоставленного чиновника? Герр Мюллер величественно удалился, не глядя по сторонам и словно бы нарочно наступая на рассыпанные по полу карнавальные маски, ломавшиеся под его сандалиями. Маласпина лакейски увивался вокруг святого отца, сотрясая воздух непрерывными уверениями в собственной преданности и готовности оказывать помощь во всем. Господин кардинал прекрасно знал, что у него, словно у хитроумного лиса из богемских сказок, к рыльцу густо прилипли окровавленные перья от неправедно сожранных куриц, однако надеялся выкрутиться.

«Папская булла на свет пока не явилась, — отстранено подумал я, глядя им вслед. — Отче Густав ее придерживает... расставляет ловушку. Если Маласпина не будет следить за своим языком, непременно угодит в сеть и тогда... Прости-прощай, Злата Прага и бархатная кардинальская шапочка!»

Замешкавшийся отец Лабрайд с некоторым недоумением озирался по сторонам, точно не мог вспомнить, как он здесь очутился, и рассеянно подобрал изрядно помятый картонный лик — золотое солнце. Я скромненько жался в углу.

— Что-то не так, — вдруг бросил отче Лабрайд, крутя в руках наполовину разорвавшуюся маску с уныло обвисшими лучами. Не уверен, что он заметил мое присутствие, а не обращался к себе самому. — Не совпадает... Концы не связаны.

Он небрежно швырнул солнечный диск на пол и вышел, задев косяк полами разлетающегося черного плаща. Я остался в одиночестве — правда, ненадолго.

Украшавший стену гобелен с галантной сценой из жизни пастушков и пастушек Аркадии дрогнул и чуть приподнялся. Из-за его края осторожно высунулась обрамленная темными кудряшками головка Лючии Фраскати. Сестра невезучей мадам Андреолы испуганно огляделась по сторонам, приглушенно ойкнула, узрев меня, но, поняв, что злополучные доминиканцы удалились, рискнула выбраться из своего убежища. Видок у нее был тот еще, краше в гроб кладут.

— Аллесандро увели? — еле слышным шепотом спросила она. Я кивнул. Лючия еле слышно всхлипнула: — Почему так случилось? Он ни в чем не виноват...

— Там разберутся, — с трудом вытолкнул я из себя набившую оскомину отговорку. Фраскати-младшая одарила меня весьма недоверчивым и нелюбезным взглядом:

— Вы вправду так думаете? Мне пока не доводилось слышать, чтобы суд инквизиции кого-то оправдывал!

— Мужу вашей сестры еще не предъявляли обвинения, — кажется, я начал приходить в себя и соображать. — У вас найдутся в Праге друзья, занимающие какую-нибудь значимую должность под крылышком Матери-Церкви? Помимо Маласпины, разумеется, потому что он тоже скоро окажется по уши в хлопотах? — Лючия задумалась, прикусив губу, и неуверенно наклонила голову. — Попытайтесь обратиться к ним. У вас есть в запасе два-три дня, пока не начнутся допросы...

— Куда его повезут? — синьорита Фраскати на удивление быстро ухватила смысл моих недосказанностей.

— Скорее всего, в Клементину. Добейтесь у герра Мюллера разрешения на свидания — будет лучше, если этим займется отец Бенедикт, ему вряд ли откажут. Не получится, тогда наскребите побольше злотых и суньте охране. И самое главное, — за окном загромыхали колеса отъезжающей кареты в сопровождении дробного перестука множества лошадиных копыт. На мое отсутствие, видимо, никто не обратил внимания, — убедите вашего дражайшего родственника не играть с огнем и не злить святейшую инквизицию больше необходимого. Будет сидеть смирно — может и уцелеет.

— Все настолько плохо? — Лючия судорожно сжала ладони в кулачки.

— Не хотелось бы преувеличивать, но... — я пожал плечами, чувствуя себя изрядным мерзавцем. Что бы не предпринимали сестры Фраскати и их немногие сторонники, тягаться с могучим орденом святого Доминика и наделенным почти королевскими полномочиями герром Мюллером им не по силам. — И будьте осторожны. На вашем месте я бы постарался увезти мадам Андреолу из Праги в какое-нибудь безопасное место и позаботился о вашем состоянии.

— Она никуда не поедет, — безапелляционно заявила Лючия. — И я тоже. Мы останемся до конца, каким бы он не был. Спасибо... спасибо за все, — она помолчала и внезапно, точно набравшись смелости, добавила: — Аллесандро всегда хорошо о вас отзывался. Говорил, что в пражской инквизиции только два приличных человека — отец Алистер и вы.

Умеют ведь женщины брякнуть нечто такое в самый неподходящий момент... Значит, по мнению господина посла, я — приличный человек? И с каким чувством теперь прикажете мне оправляться заполнять протоколы его же допросов и присутствовать на дознаниях? Я уже начал подзабывать значение пакостного словечка «совесть», зачем мне снова его напоминают?

КАНЦОНА ТРЕТЬЯ

Берег левый, берег правый

Как справедливо заметил делла Мирандола, вокруг нас расстилался не Париж, а Стобашенная Прага, и в нашем распоряжении более не имелось толстостенных подвалов старой надежной крепости Консьержери. Здесь их заменяла печально известная Клементина, монастырь святого Клемента чьи острые башни и шпили возвышались на правом берегу Влтавы, надежно отделенные от нас полосой реки и Карловым мостом, вотчина доминиканцев и братьев ордена Иисуса. Я рассчитывал, что смогу догнать неспешно удаляющуюся вверх по Влашской улице процессию, срезав дорогу через россыпь переулков Малой Страны, и для меня, в отличие от Мирандолы, сегодня выдался удачный день. Громоздкая карета герра Мюллера стояла всего в сотне шагов от венецианского посольства, позади нее уныло маячила крохотная крытая повозка, обшитая тонкими листами жести и с наглухо зарешеченными окнами, внутри коей пребывал делла Мирандола.

Вокруг двух загромоздивших улиц экипажей крутилось подозрительно много вооруженных всадников и глазеющих обывателей. Неужто слух о взятии господина посла под стражу успел разлететься по всему городу и объявились безумцы, намеревающиеся отобрать у инквизиции ее законную добычу?

Возле итальянского подворья наоборот, людей словно метлой повымело. Так случается, когда над воротами дома болтается черная тряпка, безмолвно и страшно предупреждающая: «Здесь чума».