Отречение от благоразумья - Андрей Мартьянов

Господин Мартиниц не имел ни малейших намерений чинить препятствия воителям Святой нашей Матери Церкви многотрудном деле изведения ересей и колдовства и не возражал, если двое изрядно мозолящих глаза людей исчезнут с жизненного и политического горизонта Праги. Однако пан наместник желал знать, насколько серьезны выдвигаемые обвинения, не будут ли они в ближайшем будущем оспорены Святейшим Престолом и Венецианской республикой, и самое главное — кто займет опустевшие должности, ибо Прага вполне может обойтись какое-то время без посла, но без кардинала, сами понимаете, жизни никакой... Ах, у его высокопреподобия имеется достойная кандидатура на место Маласпины? И кто же, позвольте узнать? Отец Алистер... Действительно, разумный выбор. Тем не менее, отцу Алистеру придется согласиться с тем, что его лишь временно облекают званием кардинала пражского, ибо, при всем уважении к полномочиям папского нунция, здесь все-таки не Рим, а Прага, столица королевства Чешского, входящего в Священную Римскую империю, и раздача церковных должностей находится в ведении императора... Инвеститура, как это не прискорбно, в Империи процветает... Коли Его величество одобрит представленного ему священника, то все в порядке, а если сложится по-иному — что ж, Фортуна переменчива. На время проведения дознания на отца Алистера возлагаются обязанности столь неудачно павшего с вершин власти его преосвященства Маласпины, а что до посольства... Посольству Венеции волей-неволей придется закрыть двери, отложить намеченные празднества и сидеть тихо. Ничего, потерпят. Слишком много они себе позволяют, и святейшая инквизиция абсолютно справедливо заинтересовалась наконец этим сборищем вольнодумцев и распутников... Кстати, если делла Мирандола будет-таки осужден, как святая Церковь предполагает распорядиться его имуществом?

— Дележ шкуры неубитого медведя, — беззвучным шепотом откомментировал происходящее отец Лабрайд. Я молча кивнул. Тот, за кем закрываются двери инквизиционной камеры, может смело не рассчитывать когда-нибудь выбраться наружу. Семейство делла Мирандола богато, синьор Аллесандро — единственный наследник, и пан Мартиниц вполне обоснованно рассчитывает обменять свое невмешательство в дела святых отцов на изрядный куш. Господи, все к вящей славе твоей, но почему охрана чистоты веры все явственнее отдает запашком наживы? Интересно, отче Алистер знает, что его прочат в кардиналы пражские? Он, в отличие от всех нас, вроде бы не одержим грехом стяжательства и не рвется к вершинам власти. Надо будет сообщить ему эту радостную новость. Посмотрим, что он тогда скажет и сделает. Кардинальская шапка — это, знаете ли, такая вещь, которой не разбрасываются и дважды не предлагают. Всегда найдется множество желающих взобраться на это тепленькое местечко и удобно там расположиться.

Их высокопреподобие и наместник расстались, весьма довольные друг другом. В какой-то миг они напомнили мне парочку африканских обезьянок, сидящих в позолоченной клетке и весело скалящих зубы над горкой апельсинов или сладостей. Пока апельсинов хватает на всех, обезьянки будут лучшими друзьями, но что произойдет, когда фрукты закончатся? Герр Мюллер в буквоедстве своем не преминул запастись внушительными бумажками с печатью и подписью господина Мартиница, дающими представителям святой инквизиции право на задержание заподозренных лиц, вне зависимости от их звания и положения. Штекельберг разумно предпочел лишний раз не показываться на глаза и провожать нас не явился.

...Синий с белыми колоннами дом на Влашской пребывал в своем обычном состоянии — то есть слегка хаотическом и готовым в любой момент обернуться если не всеобщим ночным гулянием, то внеочередной вечеринкой. По неведомым мне причинам отец Густав распорядился, чтобы большая часть гвардейцев дожидалась его в нижнем приемном зале, и в посольство блистательной Венеции мы вошли, как гости. Тут же выяснилось, что, кроме нас, пожаловал синьор Фортунати, содержатель театра. Поскольку сам делла Мирандола пребывал в делах, нас препроводили в гостиную, под ясны очи очаровательной пани Андреолы Фраскати-Клай-Мирандолы.

Там царило сущее благолепие. Мадам посольша, задумчиво смотрясь в зеркало, примеряла разложенные на туалетном столике карнавальные маски — вычурно-изящные, обрамленные мелкими яркими перышками, сверкающие мишурой и бисером. Расположившиеся по соседству Джулиано Орсини и синьор Лоренцо самозабвенно переругивались на том простонародном наречии, в которое за прошедшие века превратилась благородная латынь, поспешно черкая на густо исписанных листках. Я предположил, что мы свидетельствуем рождение очередного лицедейного шедевра, предназначенного для труппы «Таборвиля».

Изысканное общество слегка встрепенулось, завидев незваных посетителей — то бишь герра Мюллера, отца Лабрайда, благоразумно державшегося позади секретаря и маячившего под дверями угрюмого здоровяка фон Цорна сопровождаемого парочкой головорезов — однако не слишком встревожилось. Они выглядели такими беспечными и ничего не подозревающими, что на миг мне захотелось крикнуть: «Да очнитесь же! Это конец вашей спокойной жизни, неужели вы не понимаете?!»

Отец Густав, заподозрив неладное, бросил на меня хищный взгляд, я подавился еще несказанными словами и предпочел занять позицию подальше от своего работодателя. Неровен час, попадусь под горячую руку и окажусь по уши в неприятностях...

Пани Мирандола, при нашем явлении торопливо закрывшая «греховодные личины» шелковым покрывалом, с милой улыбкой извинилась и, прислушавшись, заверила нас, что через минуту-другую ее муж спустится сюда, дабы присоединиться к гостям. Так оно и случилось, только вместе с господином послом пожаловали святые отцы: кардинал Маласпина и капеллан венецианцев падре Бенедикт. Итальянская троица с легким изумлением уставилась на нас, и делла Мирандола не нашел ничего лучшего, как проявить свое всегдашнее остроумие, любезнейшим тоном осведомившись:

— Чем обязаны столь ранним визитом, ваше высокопреподобие? Неужто протестанты фон Турна осмелились взять приступом ваш дом на Градчанской и вы намерены попросить у нас военной поддержки? Как не жаль, тут мы помочь не в силах, разве только предоставить убежище в здании посольства...

Постепенно до делла Мирандолы дошло, что в гостиной царит подозрительно-недоуменное затишье, а его насмешки не достигают цели, производя скорее обратный эффект. Он посерьезнел и уже деловито поинтересовался:

— Святой отец, в городе случилось нечто, о чем нам необходимо срочно переговорить? Или вы получили какие-то важные новости?