Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

сплошной хоровод сменяющих друг друга масок на одной персоне. А вот мужчина актёр – это что-то, непредставимое для меня. Это мираж, к которому нельзя приблизиться, это демон из японской сказки, совсем не имеющий лица, а потому постоянно меняющий свои лица. Ничтожество с лицом мудреца, или же воин по виду, но с сущностью труса и предателя, а то и светлый ангел по виду, но с реально скрытой в себе склонностью к душегубству. Это как?

– Почему же всё именно в отрицательной коннотации? – удивился Кук страстному спичу Вики. – А если наоборот?

– Ты у Радослава спроси, каково жить с превосходной актрисой, с каковой он жил последние годы на Земле. Да и не только на Земле.

– С кем же? Почему я не знал? – удивился Кук.

– Да с твоей дочерью, – Вика села рядом с Куком, взяла тарелочку и углубилась в процесс поглощения того, что на ней было. Кажется, фасоль с красным соусом.

– Ксения – актриса? – возмутился Кук, – ты чего-то путаешь. Когда она была актрисой? Она была плясуньей, да и то недолго.

– Да это одно и то же, – невозмутимо ответила Вика.

– Ну и что ты ей ответишь, Радослав? – спросил Кук. – Тебя же задели напрямую.

– Если актриса и была в ней, то она всё время спала глубоким сном. Но моя жена была необычной для нашего времени женщиной, поскольку воспитывала шестерых детей, любила меня и не лезла из собственной кожи ради карьерного роста и прочих публично-значимых вещей. Мой брак был идеален.

– Молодец, Радослав! – одобрил Кук. – Хорошо её осадил, змею подколодную. Завидовала, небось, красоте моей дочери, да и просто талантливому человеку, каковым она была, а Вкуснюся? Да и муж, каков герой у неё был. А у тебя-то вечно какие-то проходные фигуры. Эпизоды, так сказать, длинного и скучного твоего кино.

– Думает, что уязвил, – обратилась Вика к Радославу. Есть Радославу не хотелось, и он собирался уйти, дабы не мешать семейному ужину, где он был незваный гость.

– Ты не спеши, – Кук ухватил некий жест в нём, – ты сиди и ешь. А я введу тебя, может, и повторно в курс дела на планете. Но повторение – мать учения. Практика – отец. Мы на неопределённое время расстаёмся, Радослав. Ландыш береги как дочь и как жену, понятно. Она сущее дитя. Ты и будешь её воспитателем. Удивляюсь я на Пелагею. Как можно было так воспитать девочку, которую она планировала отдать в руки космическим бродягам, вроде нас, и каковой была сама в молодости. Лану надо было выращивать в кругу сверстников, а она держала её в какой-то хрустальной колбе. Лана не глупа, Радослав, а только имеет в себе некую задержку развития из-за причуд её же матери. Она чиста, а это ценно само по себе, поскольку её легко сформировать в нужную уже сторону.

– Не поздновато ли? В двадцать-то лет? – неприязненно отозвалась Вика.

– Не с тобою обсуждаю данную тему, – оборвал её Кук. – Послушай, у меня такое чувство, что ты ревнуешь Радослава к ней. Ну, сознавайся. Ты его хотела себе вместо меня?

– Никогда я его не хотела! – Вика сбросила пустую тарелку на пол, поскольку держала её на своих коленях.

– Гнев – знак согласия с моим выводом. Слова – бездарная маскировка сути. Ты не актриса, Викуся, в отличие от моей дочери, – довольно резюмировал Кук. Доволен он был тем, что вывел её из себя. Того и хотел. – А теперь, моя запоздалая суженая-ряженая, иди к себе и не навязывай себя в сугубо мужской Клуб заслуженных членов космического братства. Тебе достаточно того, что ты обладаешь другим полновесным членом.

– Пошляк! – возопила Вика, но послушно ушла. Дышать стало свободнее. Кук издал свой привычный протяжный вдох-выдох, – А – ха –ха –ха! Вот навязалась на мою лысую голову, пахучий земляничный цветочек с захватническим усиком. Но я и не таких перевоспитывал.

– Зря ты не оставил её у Пелагеи, – бесполезно посетовал ему Радослав. – Заодно бы и Ландыш там оставил.

– Бог с ними со всеми. Они нам лишними не будут, увидишь и убедишься на месте. Это тут мы в замкнутом пространстве несколько осатанели друг против друга. А там на просторе любая земная и близкая душа – ценность. Продолжу тему. Андрей не включён в бригаду дежурных по ангару, но не горюет он. Ему одиночество очень уж требуется. Так и говорит. Не захотел он Вику и, может быть, найдёт себе местную какую землянику. Хочет быть один на чужой планете. А когда соскучитесь, то милости прошу в звездолёт на дружеские посиделки. А мои сыны вынуждены дежурить в звездолёте. Патрулировать планету, спасать нас, коснись что. Лучше, конечно, не коснулось бы ничего. Андрей мне так и сказал: «Селиться мне с Викой? Не за тем я утёк от Пелагеи, чтобы психику свою чужой соломенной вдовой грузить». Мои мальчишки – твердыня, а Владимир будет над ними старший. Он ещё твёрже, чем они. Андрей же давно не тот, каким ты его когда-то знал. Пелагея его пагубно размягчила на своём инопланетном влажном и тёплом курорте, где он непозволительно застрял в силу давних уже причин, и в целом он почти утратил ту выучку, что я ему дал. А опыт какой имел человек! Немереный. И всё созвездию Пса под хвост! Так что Вика с Алёшей будут под моим присмотром. Куда ж их девать? А уж Ландыш, сам понимаешь, под чьим.

Вполне заурядная болтовня за ужином

Планета, кою мы обозвали «Ландышем» – крутая загадка. Не думаю, что мы сумеем её разгадать, но скучно не будет. В первое время постарайся не расставаться с универсальным переводчиком, хотя от него и зудит в ушах. Пусть язык войдёт в твоё подсознание. Язык людей того континента, где ты окажешься, очень мелодичный, многогранный, образный и похож на русский. Он явно достался местным от более высоких его носителей. Сегодняшние его обладатели глубоки, интеллектуально подвижны, в целом добры, исключая, понятно, выродков, которые есть всюду.

– А тот язык, что у твоих бронзоголовых, каков он?

– Более обрывистый, каркающий и весьма экспрессивный. Но проще, поскольку и люди на моём континенте более упрощённо устроены. Они жадны на впечатления, те, что дарит им окружающий мир, с точки зрения их попробовать на зуб и на вкус, как бывает у младенцев. Мало способны к отвлечённому мышлению, не аналитики, часто свирепы по пустякам в отношении друг к другу, и несколько поверхностны, поскольку обладают заметной забывчивостью по отношению даже к недавним событиям.

– Одним словом, дикари.

– Не сказал бы. Тут дикарей нет. На