Май любви - Жанна Бурен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, мадам. Бедняжка, она кротка, как ягненок, поглощает и пищу, и лекарства, даже не понимая, что это разные вещи!
— Сказала ли она хоть слово за время, что я ее не видела?
— Увы, милая, ни единого слова!
Флори опустила голову. Было невозможно видеть сестру в этом безнадежном состоянии, напоминать себе о том, что в какой-то момент именно от нее зависело уберечь ее от этого испытания. Пора действовать.
С того дня, как Матильда высказала свои предположения о том, где прятался Артюс, Флори не переставала спрашивать себя, как ей выполнить данное ею обещание, как найти подтверждение догадке, чтобы начать действовать. Она больше не может позволять себе от этого уклоняться. Если это связано с опасностью — тем хуже, она будет встречена достойно! При виде этой постели, на которой мучилась сестра, она не могла не думать о том, чтобы виновник разбоя был немедленно наказан!
Обменявшись еще несколькими словами с кормилицей, Флори вышла из комнаты и вернулась к Филиппу, которого застала за разговором с вернувшимся из университета Арно.
— Я рада видеть вас вместе, — сказала она, стараясь придать своему голосу решительный тон. — Мне нужно поговорить с вами.
— И со мной тоже?
— С вами тоже, брат. Речь пойдет о серьезных вещах. И мы должны будем принять решение по общему согласию.
Она непроизвольно улыбнулась.
— Я вспомнила, как мы не так давно собрались, так же как сейчас, на улице Писцов, — продолжала она, желая отодвинуть момент, когда придется спустить с цепи псов ненависти. — Как все было иначе! Мы не думали ни о чем, кроме того, чтобы посмеяться, посочинять стихи. Жизнь казалась безоблачной, без всяких неожиданностей. Все было спокойно… или… почти все, — поправилась она, встретив взгляд брата и вспомнив его очень явное предупреждение в отношении Гийома. Уже тогда!
Она опустила голову, скрестила руки на коленях. Солнечный луч, в конусе которого плавали пылинки, проник через щель в деревянных ставнях и лег на ее пальцы и на зеленую ткань под ними.
— Боюсь, то, что я вам сообщу, будет иметь тяжкие последствия, но у меня нет выбора, — заговорила она. — Когда выходишь из комнаты, откуда я только что вышла, еще раз осознаешь, как непоправимо надругались над нашей сестрой эти голиарды, как разрушили ее будущее, обесчестили, приходишь к мысли, что, чего бы это ни стоило, ее мучители не должны уйти от наказания.
— Разумеется, дорогая, но я не вижу, что можем сделать мы, кроме того, что уже делаем. Когда вы вошли, Арно рассказывал о том, как он со своим другом Робером искал Артюса Черного и в Париже, и в окрестностях. Увы, пока безуспешно.
— Мы не перестанем искать его, пока он не окажется за решеткой, — заявил старший сын Брюнелей с угрожающей решительностью. — Клянусь, Флори, всем самым святым, что Кларанс не останется в этом ужасном состоянии, в каком вы ее только что видели, без того, чтобы мы за нее не отомстили!
— Я думаю, — вновь заговорила молодая женщина, раздираемая противоречивыми чувствами, — я думаю, что знаю тайну его убежища.
— Боже всемогущий!
— Подождите, брат, подождите, прошу вас!
Она глубоко вздохнула. Пальцы ее дрожали на шелке камзола.
— Итак: несколько дней назад моя мать рассказала тете Шарлотте и мне о своих наблюдениях, которые могут привести нас прямиком к убежищу Артюса, если, конечно, она не заблуждается.
— Продолжайте, говорите же!
— Судя по некоторым признакам, достоверность которых остается проверить, он нашел себе приют в таком месте, где никому и в голову не придет его искать, и так близко от нас, что даже трудно в это поверить. Совсем рядом, у Гертруды!
— Это невозможно!
— Судя по всему, возможно. Слушайте дальше.
В нескольких словах Флори познакомила обоих юношей с логикой матери. Арно напрягся, как тетива лука.
— Это лишь одна из возможностей, — заметил Филипп, сохранявший хладнокровие. — Ничто не подтверждает правоту вашей матери. Она вполне может ошибаться.
— Но с таким же успехом она может быть и права! — воскликнул студент. — Я вспоминаю, как вечером, в праздник Мая, видел на Гревской площади Артюса, разговаривавшего с Гертрудой. Я подошел к ним, когда Гертруда уже уходила, и, признаюсь, не придал этой встрече никакого значения. Однако помню, что разговаривали они как близкие друзья.
— Допустим, что это так, но раздобудем ли мы достаточно надежные доказательства, которые позволили бы сообщить об этом судьям Сен-Жермен-де-Пре? Им будет подсудно это дело, когда обвиняемого схватят. Все мы хорошо знаем, дорогая, как строго церковное правосудие следит за тем, чтобы окружить себя гарантиями, как оно требовательно к доказательствам. Но у нас их нет! Наших утверждений недостаточно. Нас попросят представить что-то другое, кроме предположений.
— Черт побери, чтобы все выяснить, остается одно: идти туда и убедиться, увидев его своими глазами.
Арно поднялся. Он весь был во власти нетерпения, подобно лошади, бьющей копытом о землю в ожидании начала гонки.
— Прежде чем бросаться так, наобум, в такое предприятие, последствий которого мы не можем предвидеть, надо хорошо подумать, — проговорил Филипп, менее разгоряченный, чем его шурин. — Не будем забывать, что Артюс очень хитер. Он, несомненно, окружил себя тысячью предосторожностей, чтобы его не заметили, когда он шел к Гертруде, в которой нашел сверх всего исключительную союзницу! С тех пор он, разумеется, постоянно настороже и, ручаюсь, спит одним глазом!
— У нас — это ясно — сильный противник, — сказал студент, — и я согласен с вами, что оба они должны вести себя дьявольски осторожно, но в конце концов не так-то легко спрятать кого-то, чтобы это не стало как-то известно в округе. Думаю, если порасспросить соседей Гертруды, то можно получить нужные сведения. Я пошел!
— Нет, нет, Арно! Умоляю вас! Послушайте Филиппа, не горячитесь! — взволнованно проговорила Флори. — Место там глухое, соседей нет, ни одного дома поблизости. Нет ни улицы, ни хотя бы сарая, где можно было бы спрятаться. Вас заметят, как только вы там появитесь, и это лишь удвоит бдительность Артюса и его хозяйки!
— Что же тогда, по-вашему, делать? Ждать, все время лишь ждать, потерять еще больше времени?
— Нет, разумеется… — Флори колебалась. — Мне пришла мысль, — обратилась она к мужу, — но не знаю, хороша ли она.
— Почему бы ей и не быть хорошей, дорогая?
— Потому что она ставит под удар вас.
— Да? Это меня не остановит, уверяю вас! О чем все-таки речь? Я готов пренебречь любой опасностью, рискнуть всем, чтобы меня не терзали угрызения совести. Вы думаете, что поэт не дуэлянт и что мое место при дворе, а не на лужайке со шпагой в руке. Не отрицайте, я знаю, что вы так думаете… Для влюбленного в вас, для кого ваш покой превыше собственной безопасности, это оскорбительно и невыносимо. Вы оказали бы мне самую большую услугу, если бы сказали, что я должен сделать, чтобы реабилитировать себя в ваших глазах, да и возвыситься в собственных.