Магия убийства - Лариса Соболева

Сзади завизжали колеса, это машина набирала скорость, а Лера шла посередине проезжей дороги. Она перешла на тротуар, машинально оглянулась и вдруг распахнула от ужаса глаза: тот самый автомобиль серебристого цвета остановился, открылись дверцы… Это за ней!

Лера рванула… Она бежала, не оглядываясь, лишь слышала, как захлопнулись дверцы, взревел мотор. Бежала на пределе человеческих возможностей, не чувствуя под собой земли, бежала туда, где есть люди, а это рядом, всего в нескольких метрах. И она преодолела эти метры, но преодолела потому, что у преследователей случилась заминка — автомобиль остановился, мужчинам пришлось выбраться из него. Лера воспользовалась паузой. Очутившись на улице, она снова оглянулась, увидела, как два человека выскочили из машины и помчались к ней. Лера понимала, что от них надо бежать по прямой. И побежала. Только прямо, не сворачивая, не тратя на это время.

Она успешно преодолела проезжую часть, возле трамвайных путей задержалась, потому что надо было пропустить трамвай, и опять оглянулась — далеко ли преследователи. Недалеко! Вперед, только вперед!

Наконец трамвай проехал, Лера рванула вперед, сзади кто-то крикнул:

— Назад, дура!

Вагоновожатая встречного трамвая поздно заметила девушку, внезапно выскочившую на пути, в панике закричала и затормозила…

Слыша беспрерывный звонок, Лера повернула голову. Трамвай тормозил, скрежеща по рельсам. Она видела только приближавшуюся на большой скорости железную махину, поняла, что сейчас ее раздавят. И всего-то на секунду из-за паники потеряла ориентир, а надо было сделать шаг назад или вперед.

Эля слушала Ричарда, подперев подбородок кулаком. Они встречались каждый день хотя бы на час, кстати, и часа было довольно, чтобы ей пожалеть о бездарно потраченном времени. Ричард дарил ей шикарные букеты, после свиданий Эля отправляла букет в мусорное ведро.

— Цветы при чем? — недоумевал Яша.

— Это не от чистого сердца, а я не хочу держать в доме фальшивку, — отвечала Эля. — Плохой фэншуй.

Каждое свидание они анализировали с Ишутиным и Яшей, но, хоть убей, цели Ричарда не понимали. Не понимали, зачем за Элей и красавцем ходит фотограф.

— Безусловно, он не Ричарда снимает, — рассуждал вчера Ишутин за ужином, — а Эльвиру с ним. Что же они хотят? Вы звонили Кларе?

— Да, несколько раз, — ответила Эля. — Она как в воду канула.

— Я только вчера получил адрес Клары, установил наблюдение за домом, но похожая на ваши описания женщина не выходила и не входила в подъезд. Может, она уехала? Странно, что Клара прекратила с вами контактировать. Вы, Эля, названивайте ей, предложите встретиться.

— Хорошо.

— На досуге я просматривал сводки о преступлениях, написано ведь много на эту тему, но пока не встречал схожей ситуации. Хорошо было бы знать, к чему нам готовиться. Послушайте, Эля, вы с ним тесно общаетесь, помимо слов, что в нем, на ваш взгляд, особенного?

— Он дурак, — сразу ответила Эля. — Набитый дурак, у которого самооценка слишком завышена.

— А что он хочет от вас?

— Разыгрывает влюбленного, а не умеет, потому что любит себя, но старается. Думаю, хочет затащить меня в постель.

— Эля, у меня замечание. Когда вы с ним, то будто отбываете повинность.

— Так и есть, — подтвердила она.

— А нужно дать ему знать, что вы тоже… не прочь… лечь с ним в постель. До этого не дойдет, — упредил он гневную вспышку Яши. — Но события будут разворачиваться быстрей. Вам, Эля, надо только сделать вид.

— Я постараюсь, хотя меня уже тошнит от него…

Вспоминая указания Ишутина, она отвлеклась от Ричарда и вдруг услышала:

— У тебя скучающее лицо.

— Просто я по природе меланхолик.

Эля взяла бокал и отпила глоток, потом улыбнулась своему поклоннику, насколько могла мило, нежно и так далее. Поймала себя на том, что выражение лица у нее наверняка искусственное. Но чего не умеет Эля — так это играть, тем более увлеченную женщину и сексуально озабоченную. «Господи, когда же этот паноптикум закончится? — думала она. — Сколько еще я буду слушать бредятину? Ой… Он опять бросает в меня пламенные взгляды. Хмурится, как настоящий мужчина, позы принимает мужественные. Мокроротый сопляк. Только бы не расхохотаться».

— Знаешь, о чем я мечтаю? — вдруг спросил он, подливая вино и стреляя в нее глазками, как кокотка.

— О чем? — Эля подалась к нему, но руку не убрала, так и подпирала подбородок, а то голова отвалится от скуки.

— Что ты подаришь мне целый день. Я увезу тебя на природу, мы будем только вдвоем. А вокруг дивный покой…

Она не удержалась и прыснула. «Подаришь мне целый день… я увезу тебя… дивный покой…» Набор слов тривиальный, как в оперетте.

— Тебе смешно? — изумился Ричард.

— Мне приятно, — солгала она, не заботясь об искренности.

— Ты согласна? Я знаю одно великолепное место.

— М-м… да. Когда? Давай… в воскресенье? — В воскресенье Яша точно будет дома, сможет с Ишутиным поехать за ними. — Муж весь день занят, у него какие-то деловые гости, домой приедет поздно вечером… даже ночью.

— Договорились.

Он многообещающе сжал кисть ее руки.

22

Водитель трамвая, женщина с простым и добрым лицом, не помышлявшая, что когда-нибудь задавит человека, рыдала навзрыд и ничего не могла рассказать. В трамвае нашлись знатоки медицины, невзирая на отсутствие медицинского образования, они совали ей в рот валидол, успокоительные таблетки, которые женщина проглатывала с покорностью теленка. Но разве помогут таблетки? Помогут. Умереть. Бедная вагоновожатая рвала на себе волосы и неистово кричала:

— Не виноватая я! Откуда она взялась? Ай, да что же это?..

К счастью, свидетелей было полно, Алдонина (следователь и пример для Ники абсолютно во всем) их опросила. Одни свидетели утверждали, будто девушка сама бросилась под трамвай, другие говорили, что она внезапно появилась из-за встречного трамвая и почему-то остановилась на рельсах. В общем, это было похоже на самоубийство. В ее сумочке нашли деньги, дорогую пудреницу с помадой, салфетки и прочее, что имеют при себе женщины, но главное — паспорт, а в нем прописка.

С вагоновожатой случился сердечный приступ, вызвали «Скорую», увезли бедняжку в больницу. Увезли и труп, после чего любопытным стало неинтересно, они разошлись. Алдонина садилась в автомобиль, когда к ней подошел криминалист с сумочкой убитой.

— Софьюшка, погляди, что я нашел. Вот тут сумочка порвана, подкладка пристегнута булавкой, а за подкладкой…

— Кассета? — Алдонина повертела ее в руках, отдала криминалисту. — За подкладкой хранила? Значит, не хотела, чтоб кассета попала в чужие руки. Посмотрите, что на ней, а я завтра зайду к вам.

Не открывая глаз, Ника шарила рукой по тумбочке, нашла телефон.

— Кто это? — промямлила она.

— Валдис. И где ты? Я жду уже двадцать минут.

— А сколько времени? — Ника села, распахнула глаза, которые никак не хотели открываться. — Я не слышала будильника, извини.

— Так ты…

— Встаю. Только умоюсь.

— Ладно, соня, я сам подъеду к тебе, но чтобы через полчаса сидела за рулем!

Ника еле поднялась с постели — тело было просто ватное, голова не желала трудиться, веки слипались. На автопилоте она поплелась в ванную, включила душ и… немножко постояла рядом с ванной. Ну, нет сил лезть туда, мокнуть, потом вытираться, сушиться феном, в конце концов, люди месяцами не моются — и не умирают. Ника только умылась, но бодрости не приобрела, а еще говорят, что вода бодрит. Врут.

Кое-как одевшись, спустилась вниз, родители завтракали, у них это священный ритуал. Что-то говорили дочери, Ника кивала на всякий случай, потом вспомнила: времени нет. Принесла пакет, взяла тарелочку с сыром и высыпала в пакет, потом тарелочку с колбасой, потом тарелочку с отварным мясом, хлеб — все туда же. Чмокнула обалдевших родителей, без слов выставила ладошку перед носом папы. Тот понял, достал портмоне, положил пятьсот рублей и посмотрел на дочь, мол, хватит? Ладошку она не убрала, значит, мало. Сонная, а соображает. Пришлось кинуть еще пятьсот, а потом сразу тысячную купюру.

— Спасибо, папуля, — вымолвила Ника и поплелась с пакетом к выходу.

— Может, ты хотя бы кофе выпьешь? — спросила мать.

— Выпью, — не оборачиваясь, чтобы не тратить силы, сказала она. — Потом.

Выехала на улицу, а Валдиса еще не было, Ника улеглась на руль. Что делать, если она сова? Ночью — пожалуйста, просидит хоть до утра, но утром веки поднимаются только при помощи домкрата. Наверное, так чувствуют себя люди, перепившие накануне. Утром всякий шум является раздражителем, тем более голос, а у Валдиса он чудовищно громкий:

— Привет, это я. Поехали!

— Чего ты так кричишь? — промямлила Ника, оторвав голову от руля. — Сейчас… Где тут что…