Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было всего пятнадцать, а я уже считала себя полным ничтожеством.
— Злата? — послышалось за спиной.
Выпустив последний всхлип, я обернулась.
В нескольких метрах от меня стояла Нинка, она усердно ковыряла заусенцы на пальцах и выглядела, мягко говоря, растерянно.
— Это я ему все рассказала, — призналась она. Даже на расстоянии я заметила, как затряслись ее пухлые губы. — Сегодня я подслушала разговор Рыбина и Саши. Не нужно было тебя оставлять. Но, Златка, как ты могла?
— «Как ты могла?», — мысленно повторила я, приподнимаясь на ноги. — «Зачем? Зачем, ты это сделала?».
Мой разочарованный взор говорил сам за себя.
— Прости, но меня бы ты не послушала, — продолжала обеляться Нина. — Я переживала. Пойми, это дикий поступок. Дурацкий. Что на тебя нашло? Я поступила правильно, со временем ты осознаешь это. Только Сема мог…
Благородную речь Нины, я прервала слабым поднятием руки.
Хватит. На сегодня, с меня хватит.
Я уходила домой, а точнее, волоклась, чувствуя себя выжатой тряпкой, которой выдраили несколько казарм и равнодушно постелили на пол, вместо обувного коврика. Только ленивый не вытер об меня ноги. Я устала и, поэтому, надорвалась. Еще немного, и я превращусь в жалкий лоскуток… Хватит.
Гркппа ВК: https://vk.com/club167796669
Глава#17
Утром на столе меня ждал хлеб с тонкой масленой прослойкой и стакан топленого молока. Сама же создательница столь чудного завтрака заперлась в своей комнате, всем своим видом демонстрируя к нам свое пренебрежение. Что ж, пусть так. Во всяком случае это довольно оптимальное решение нежели она будет распускать свои гадкие руки.
— Зося, а давай в «Пальчики» поиграем, — предложил Паша, расшатываясь на стуле, как на необузданном мустанге. Он продолжал строить из себя неизлечимо-больного, а соответственно, пропускал школу, чему я чертовски завидовала.
— Что еще за «Пальчики»? — безынтересно спросила я, разжёвывая твердую корку несвежего хлеба.
— Ты что, не знаешь эту игру? Смотри, — Пашка поднял указательный палец вверх, — я задам тебе один вопрос. Сначала он будет легкий. И, скорее всего, ты дашь мне верный ответ. Но, потом, — он выставил средний палец и потряс им перед моим лицом, — последует второй вопрос, более сложный, и вот если ты не ответишь на него, то я сломаю тебе палец, на котором был задан этот вопрос.
Я поперхнулась.
— Чур, я вожу! — воскликнул он.
— Идиотина малолетняя, как тебе такое только в голову пришло?
Ноздри мальца надулись.
— Ну а что тут такого? Васька Рыбин в нее постоянно играет.
Вася Рыбин — как только слышу это имя, то невольно содрогаюсь. Сердце сжимается в комочек, а тело охватывает нервная дрожь. Вася Рыбин — услышав это имя, я мечтаю уменьшиться в размере и незамедлительно укрыться в спасительной норке. Стать микробом и никогда не попадаться ему на глаза. И если в каждом имени есть магия, то его магия — аспидно-черная.
— Это имбецильная игра, имбецил!
— Сама ты имбецилиха вонючая!
— Тухлый слизняк!
— Курва пучеглазая! Ослиха потная! Сало волосатое! Чучело!
— Ах, так? Ну ты сам нарвался! — я состроила хитрое лицо и ехидно пропела: — Это ты, а я кто?
Пашка помрачнел, но не сдался:
— Дура заразная, а я — молодец!
— Это я, а ты кто?
— Эй, Зося, так не честно! Так отвечают только слабаки!
Братец осознал, что задираться дальше — бессмысленно. Он сам научил меня этому приему, и я использовала его против него. Как же это приятно — превосходствовать над глупыми высокомерными мальчишками.
Мне было пятнадцать, и я не щадила чувства младшего брата, а примитивно спускалась на его уровень.
Обиженный Пашка похромал в свою комнату, а я продолжила убеждать себя в том, что жую нечто превосходное. «Ромовую бабу», например. Или творожную ватрушку.
* * *
Около школы толпилось ненавистное мне братство «V». Их команда стремительно разрасталась: вот хулиган с 8 «Б», который портит парты и обожает поджигать мусорки; вот мерзкие задиры с класса «А», которые бьют девчонок, а потом строят ангельские глазки перед учителями; вот толстяк, он — старшеклассник, но до сих пор играет в войнушки и зачастую унижает малышей; вот Лагута, по — идиотски хлопает в ладоши, радуясь своим новым друзьям; а вот и Саша, который никак не сливается с этой стаей гиен, но продолжает быть их частью; вот Рыбин — главарь и самое злое проклятье, которое только знал Свет. Я вижу его, и мои внутренности выворачивает наизнанку. Я слышу его, и мне хочется оглохнуть. Я наблюдаю за его действиями, и мне хочется развернуться, убежать подальше, но я продолжаю шагать.
«Прошу тебя, просто иди, Злата. Просто пройди мимо», — нарекала я сама себя, украдкой подглядывая как Рыбин мучает рыжую кошку. Он и его компания закинули бедняжку в пруд и, стуча по берегу палками, не давали ей выплыть и коснуться земли. Кошка из последних сил перебирала лапками, держалась на плаву, истошно мяукала и теряла последние силы. Жестоко. Слишком жестоко. Но, я продолжала идти.
«Они отпустят тебя, милая. Продержись немного, и они тебя обязательно отпустят», — наивно убеждала я саму себя.
Моя любовь к животным безгранична, но какая же я была трусиха, когда, глядя на все это безобразие позаботилась только о своей шкуре. Кара настигла меня молниеносно — Рыбин не смог пропустить мимо пробегающий, жалкий силуэт.
— О, Заразная, тебе нельзя в школу! Я не хочу чесоткой заразиться!
Жуткий смех за спиной заставил меня остановиться.
— Таких паразитов, как ты, на костре сжигают! Как-то раз твой дом уже спалили, но ты, почему-то, еще здесь! Может, повторим?
Все внутри меня закричало. Все внутренности. Совсем также, как кричала несчастная кошка. Это был знак — нельзя безмолвно вытирать плевки, которыми враги усыпали мою спину. Нельзя.
Обернувшись, я увидела Рыбина. Он медленно продвигался ко мне, накручивая на руку ржавую цепь. Всем своим видом он пытался внушить мне страх. Он жаждал признания. Мечтал об уважении и почитании. Что ж, страх он действительно вызывал, и только. Моя ненависть к нему преобладала над всеми остальными чувствами.
— Не смей говорить о пожаре, Рыбин, — прорычала я в ответ. — Больше никогда.
