Осколки чести. Барраяр - Лоис Буджолд

Прекрасная эскобарка, захваченная больше двух месяцев тому назад, когда их корабль потерял управление в бою за пространственно-временной туннель на Колонию Бета, могла рассказать еще меньше.

— Я, наверное, как-то потеряла счет времени, — беспокойно сказала она. — Это нетрудно, когда сидишь в камере и никого не видишь. Я вчера очнулась в лазарете и не могла вспомнить, как туда попала.

«И если этот хирург настолько хорош, как мне показалось, то никогда и не вспомнишь», — подумала Корделия.

— Вы помните адмирала Форратьера?

— Кого?

— Простите, я оговорилась. Не обращайте внимания…

Катер приземлился. Через открытый люк ворвались лучи солнца и дуновение ветерка, напоенного ароматами лета. Разве сравнишь его с затхлым, спертым воздухом, которым они дышали уже много дней!

— Ого, где это мы? — проговорил техник, выбираясь из люка. — Что за красота!

Корделия вышла следом за ним и невесело засмеялась, сразу же узнав планету.

Лагерь военнопленных оказался тройным рядом барраярских полевых укрытий — серых приземистых цилиндров, окруженных силовым полем и установленных на дне обширной впадины. Стоял жаркий, тихий полдень, заставивший Корделию почувствовать себя так, словно она никогда отсюда и не улетала.

Вон там вход в подземные склады, теперь уже не замаскированный, а расширенный. Перед ним устроена широкая посадочная полоса, на ней стоит несколько катеров и кипит деятельность. На ходу она огляделась, любуясь своей планетой. Да, если подумать, ей тут самое место. Все вполне логично… Она беспомощно встряхнула головой.

Корделия и ее юная спутница-эскобарка были направлены в укрытие посередине ряда. Их провел туда подтянутый, сдержанный и немногословный охранник. Внутри, в помещении, рассчитанном на пятьдесят человек, находилось одиннадцать женщин. Койки можно было выбрать.

На них набросились старожилы, жаждущие новостей. Полная женщина лет сорока призвала всех к спокойствию и представилась.

— Я лейтенант Марша Альфреди. В этом укрытии я старшая по чину. Слежу за порядком — если считать, что в этом нужнике вообще есть порядок.

— Я капитан Корделия Нейсмит, Астроэкспедиционный корпус Беты.

— Слава Богу. Я могу скинуть все на вас. Вы не знаете, что тут происходит?

— О, Господи. — Корделия постаралась выпрямиться. — Нет, не знаю. Введите меня в курс.

— Здесь был сущий ад. Охранники — свиньи. Потом вдруг ни с того ни с сего вчера ввалилась компания высших барраярских чинов. Сначала мы решили, что они ищут, кого бы изнасиловать, как и предыдущая шайка. Но сегодня утром исчезла примерно половина охранников — самые отпетые. Их заменила команда, которая держится, как на параде. А барраярский начальник лагеря — никогда бы не поверила! — они вывели его сегодня утром на площадку для катеров и расстреляли! На виду у всех!

— Понятно, — довольно невыразительно отозвалась Корделия. Она откашлялась. — Вы еще не слышали? Барраярцы полностью изгнаны из пространства Эскобара. Они, наверное, уже отправили своих представителей для заключения мира и окончательных переговоров.

Наступила ошеломленная тишина, через минуту взорвавшаяся ликованием: люди смеялись, обнимали друг друга, кто-то побежал сообщить новость соседним убежищам, а оттуда она разлетелась по всему лагерю. Корделию осаждали просьбами сообщить подробности. Она коротко пересказала, как шла битва, обойдя молчанием собственные похождения и источник, откуда черпала информацию. Их радость заставила ее — впервые за последние несколько дней — почувствовать и себя немного счастливее.

— Ну, теперь понятно, почему эти бандиты вдруг стали такими паиньками, — сказала лейтенант Альфреди. — Наверное, раньше они и мысли не допускали, что им придется перед кем-то отчитываться.

— У них новый командующий, — объяснила Корделия. — А у него пунктик насчет пленных. Победа или поражение, все равно под его началом наступили бы перемены.

— В самом деле? И кто же этот джентльмен? — скептически осведомилась Альфреди.

— Некий коммодор Форкосиган, — сдержанно ответила Корделия. Ее собеседница ахнула.

— Форкосиган, Мясник Комарры? О Господи! Ну, теперь мы пропали.

Видно было, что она всерьез напугана.

— Мне кажется, сегодня утром вы получили убедительное свидетельство его добрых намерений, — удивилась Корделия.

— А по-моему, это доказывает только то, что он псих, — непреклонно заявила лейтенант Альфреди. — Начальник лагеря не принимал участия в этих безобразиях. Он был далеко не худшим из барраярцев.

— Он был командиром. Если он знал о них, то обязан был их прекратить. Если не знал — значит, не соответствует должности. В любом случае он в ответе за подчиненных. — Тут она сообразила, что сейчас не время оправдывать Форкосигана, и закруглилась: — В конце концов, барраярцам видней, за что ставить друг друга к стенке.

Снаружи донесся многоголосый шум, и в их палатку ввалилась депутация пленных, которым хотелось самим услышать сенсационную новость. Охранники отошли к ограждению и не мешали событиям развиваться своим чередом. Корделии пришлось еще дважды повторить краткое изложение последних событий. Со стороны мужских палаток явились члены ее экипажа во главе с Парнеллом.

Парнелл вспрыгнул на койку и, перекрикивая шум, обратился к толпе:

— Эта леди о многом умалчивает. Я-то знаю, как было дело, мне все рассказал один из охранников. После того, как нас взяли на борт флагмана, она улизнула и лично убила барраярского главнокомандующего, адмирала Форратьера. Вот почему их наступление захлебнулось. Да здравствует капитан Нейсмит!

— Ничего подобного, все было не так! — протестовала Корделия, но ее заглушили восторженные крики. — Я не убивала Форратьера. Эй! Отпустите, поставьте меня! — Ее экипаж, подначиваемый Парнеллом, подхватил Корделию на руки и понес по всему лагерю. — Это неправда! Прекратите это! Как вам не стыдно!

Но с таким же успехом можно было вычерпать море с помощью чайной чашки. Романтическая история пролилась на души измученных пленных целительным бальзамом, и они превратили ее в собственную месть — пусть совершенную чужими руками. Повесть о похождениях капитана Нейсмит передавали из уст в уста, приукрашивали, снабжали подробностями, так что не прошло и суток, как она стала чем-то вроде священного эпоса. Через несколько дней Корделия прекратила попытки опровергнуть легенду.

Правда была слишком двусмысленна, чтобы встретить сочувствие. Да и как расскажешь, если надо скрывать все, что имеет отношение к Форкосигану. Ей страстно хотелось попасть домой, побыть со своими рассудительными матерью и братом, и чтобы в голове появилась хоть одна мысль, которая перетекла бы в другую, не потянув за собой целой цепи тайных ужасов.