Цыганская невеста - Кармен Мола

— Я имею право присутствовать при обыске.

Надзиратель положил руку на дубинку.

— Вон.

Мигель несколько секунд смотрел на него. Он знал, что имеет право находиться в камере, адвокат ему это четко разъяснил. Но он не хотел ссориться. Не хотел неприятностей. Он вышел. Когда он обернулся, чтобы сказать что-то еще, дверь захлопнулась у него перед носом. Он больше не знал, что происходит внутри. Только слышал какие-то звуки, пыхтение надзирателя, потом вскрик боли. Должно быть, тот споткнулся о ножку кровати. И поделом ему, подумал Мигель.

Когда дверь наконец открылась, надзиратель вышел с картонной коробкой. В ней были книги Мигеля, фотографии, которые использовались на занятиях в мастерской, и письмо, единственное, что он получил за эти семь лет.

Надзиратель удалился по коридору, и Мигель вошел в камеру, которая показалась ему голой — стены и полки были пусты. Он сел на койку, уже не сомневаясь, что это была не обычная проверка.

Глава 54

Инспектор Бланко мчалась по коридорам отдела убийств и пропавших без вести. Она не любила появляться в этом здании, знала, что ей не рады; здесь считали, что она перехватывает резонансные дела. Но сейчас гнев пересиливал все эти соображения. Ей сказали, что у комиссара Рентеро совещание, но, проигнорировав предупреждение, она рывком распахнула дверь кабинета.

Рентеро в самом деле разговаривал с каким-то седо­власым мужчиной в костюме — похоже, важной шишкой из министерства.

— Инспектор Бланко, сейчас не время, — сурово сказал Рентеро.

— Кто приказал провести обыск в камере Мигеля В­истаса?

Комиссар вздохнул, посмотрел на седовласого, словно извиняясь за коллегу. Тот встал.

— Потом поговорим, — попрощался он. — Я в кабинете до двух.

Мужчина ушел. Рентеро стер с лица маску покорности и ткнул в Элену указательным пальцем:

— Ты знаешь, кто это был?

— Мне позвонил Масегоса, адвокат Вистаса. Он возмущен, он хочет знать, почему Мигеля Вистаса держат в тюрьме и зачем обыскивают его камеру. Ответь мне, Рентеро. Ты что, не хочешь его выпускать?

— Почему бы тебе не успокоиться?

— Я очень спокойна.

— Ты только что выгнала из моего кабинета будущего сотрудника секретариата государственной безопасности.

— Не староват ли он для такой работы?

— Прекрати, Элена. Хватит. Нельзя жить, наступая всем на больные мозоли и наживая себе врагов.

— Кто распорядился провести обыск в камере Мигеля?

Рентеро откинулся на спинку стула. Он смотрел на инспектора почти с состраданием.

— Во всех тюрьмах мира время от времени проводятся обыски.

— Ну надо же, какое совпадение — камеру Вистаса обыскивают перед тем, как его выпустить.

— Может быть, и совпадение. Но то, что у него нашли, превосходит все ожидания.

Он смотрел на нее вызывающе, с самодовольной усмешкой. На мгновение уверенность Элены пошатнулась. Рентеро открыл шкаф, достал коробку и поставил ее на стол.

— Это вещи Мигеля? Почему они у тебя?

— Мне прислал их Лауреано. Я еще не решил, отдать их моим ребятам или отправить в ОКА.

— Ты нам не доверяешь?

— На этот вопрос должна ответить ты сама. Могу ли я вам доверять?

Элена сжала губы, подавив раздражение: силы лучше поберечь для другой, более важной и весьма вероятной схватки — по поводу содержимого коробки.

— Если я найду там капсулу с наркотиком, это будет смешно, Рентеро. Мы оба знаем, что персонал тюрьмы устраивает при обысках.

— Нет там никаких наркотиков.

Элена молчала, ожидая, пока он расскажет, что же там есть, словно не решаясь порыться в вещах заключенного. Рентеро жестом предложил ей все-таки это сделать. Элена открыла коробку и достала фотографию. Она не знала, что это значит: темный круг, обрамленный световой короной. Рентеро пояснил:

— Два года назад Мигель Вистас попросил разрешения сфотографировать солнечное затмение. И ему разрешили, видимо, для того, чтобы ты могла обрушиться с критикой на систему тюремной реабилитации.

Элена вытащила пачку фотографий. На них были цветы и растительный орнамент.

— Эти из фотоателье. Ему нравятся олимпийские кольца из цветов, колосьев и всякого такого. Так наивно, что даже трогательно.

Элена продолжала рыться в коробке. Увидела фотопортреты разных заключенных. Достала книги. Биография Чингисхана, жизнь Александра Македонского. Старые потрепанные тома с пожелтевшими страницами.

— Захватывающее чтение, — съязвил Рентеро.

— Я так и не понимаю, в чем великий смысл этого обыска.

— Смотри дальше.

Элена достала письмо.

— Нужно прочитать?

Рентеро даже не моргнул. Это была его манера заставить ее что-то сделать. Элена села и стала читать. Письмо прислал некий Камило Кардона. В конце второго абзаца у нее перехватило дыхание.

— Камило Кардона, несколько лет вместе с Мигелем Вистасом в тюрьме, идеальный кандидат, чтобы повторить способ убийства, а вы даже не подумали с ним поговорить.

— Нам сказали, что он вернулся в Колумбию.

— И ты поверила на слово. Твой отдел действительно работает, Элена?

Глава 55

Марьяхо была в восторге — электронная версия «Паис» разместила у себя на странице ее фейк. «Зрителей выгоняют из театра за внешность». Так назывался ее пост в «Твиттере» со ссылкой, ради большего правдоподобия, на сервер новостей, созданный ею самой. В публикации говорилось, что актриса при виде одного из зрителей с уродливо выпирающим лбом — следствием порока развития — остановила представление, сказав, что не может играть, когда такой урод сидит в первом ряду. После скандала, согласно тексту, написанному Марьяхо, директор театра попросил мужчину покинуть зал. Сообщение завирусилось и в конце концов попало на сайт «Паис».

— Самое смешное, что название спектакля я тоже придумала. Нет такой пьесы — «Ужасное вознесение леди Макбет на небеса». Они даже не проверили.

Буэндиа посмотрел на нее поверх очков. Он внимательно изучал фотографии и не хотел отвлекаться. К тому же он не понимал увлечения коллеги вбрасыванием фейковых новостей в Сеть.

— Первый раз мой пост попал в крупную газету, надо это отметить.

Марьяхо злило, что журналисты то и дело публикуют непроверенную информацию, и она нашла свой способ борьбы с подобным легкомыслием. Ее фейки должны были показать всем, до какой степени журналисты утратили добросовестность.

— Мне кажется, добросовестность утрачена не только журналистами, — сказал Буэндиа, не отрывая взгляда от фотографий.

Марьяхо молча смотрела на него, ожидая продолжения.

— Эти фотографии трупа Лары Макайи. Сняты в тот день, когда нашли тело.

— Я видела их тысячу раз, можно больше не показывать.

— Интересно не то, что видно на фотографии, а то, ч­его не видно.

Теперь он поднял взгляд на нее и подвинул дужку о­чков к переносице.

— Волосы. Их нет. Их нет ни на одном снимке.

— Волосы Мигеля Вистаса?

— Именно, — подтвердил Буэндиа. — Волосы, которые превратились в решающее доказательство. Они должны были быть между пальцами Лары, но их не видно.

— Возможно, дело в низком разрешении.

Буэндиа достал из конверта пять фотографий. Разложил их на столе.

— Я сначала тоже так подумал. Но потом заказал снимки других преступлений, когда на трупе были найдены волосы. Я думал, это как искать черную кошку в темной комнате, но оказалось, что за последние три года таких случаев было пять.

— Яркое доказательство того, что выпадение волос является национальной проблемой.

— Посмотри на эту фотографию. Волосы были найдены на груди мертвого. Ты их видишь?

Марьяхо склонилась над снимком.

— Да, светлые волосы. Вот они.

— Светлые волосы на светло-коричневой футболке. И видно отлично. Посмотри на другие фотографии. Видишь волосы?

— Вот один, на щеке, — сказала Марьяхо, указывая на одну из фотографий.

— У тебя осталось три снимка.

Игра