Последний знаменный - Алан Савадж

— Вы намерены казнить молодого Баррингтона, ваше величество?

— Что я намерена сделать, тебя не касается, мошенник! — закричала Цыси. — Пошлите немедленно за молодым Баррингтоном!

— Чудесный мальчик, — произнесла Чжан Су, держа младенца на руках. — Как его звать?

— Мартин, — ответила Виктория. — Так звали моего дедушку.

— Не родного дедушку, — заметила Люси холодно. Если она постепенно примирялась с существованием этого внука, которого почти усыновили, то по-прежнему не могла простить Виктории то, «что она сделала с семьей», вернувшись домой до того, как избавилась от младенца. То, что японцы сорвали все их планы, или то, что Виктория проявила исключительное мужество при родах, спасла и ребенка и себя, она в расчет не брала. Ее даже не успокаивала придуманная Викторией для знакомых история о сиротке, которого она якобы спасла, приняв из рук умирающей матери во время погрома в Порт-Артуре, о котором ходило более чем достаточно слухов.

Что же касается заботы о своей невестке Джоанне, которая по-прежнему находилась в состоянии затяжного нервного срыва...

— Его зовут Мартин, — повторила Виктория с тем упрямством, с которым только начала знакомиться мать... и не просто знакомиться — бояться. — Хорошенько заботься о нем, Су.

— О да, пообещала Су. — Я буду присматривать за ним, как за собственным ребенком.

Присутствие невестки причиняло Люси неудобства. Но позже она почувствовала то же самое с приездом Роберта. С ним прибыли слуги — мужчины и женщины, с которыми, она не сомневалась, он спал в зависимости от настроения. Он стал более циничным, чем кто-либо из его предков — потому что родители разрешили ему жениться на китаянке. Ей невыносима была даже мысль об этом. А что делать с Викторией, которая теперь, когда перестала кормить ребенка, возможно, будет готова прыгнуть в постель к любому поманившему ее китайцу? Эти вопросы ей очень хотелось обсудить с мужем. Но Джеймс был слишком занятым человеком, он старался вникнуть в суть сообщений о войне и по слухам, доходящим из Пекина, пытался определить содержание Симоносекского договора.

— Условия совершенно потрясающие, — сказал он своим сыновьям, — Китай обязуется признать независимость Кореи, а по сути, принять гегемонию там японцев и в дополнение уступить им Формозу, Пескадорские острова и Ляодунский полуостров. То есть японцы устанавливают контроль над заливом Чжили и, таким образом, над морскими подходами к Пекину, а также получают огромный плацдарм, с которого смогут проводить операции на континенте, как и когда сочтут необходимым. И все это сверх контрибуции в триста миллионов таэлей серебра. В свете этого условия Германии, предъявленные Франции двадцать пять лет назад, кажутся просто подарком.

— Мы сможем выжить? — спросил Адриан. Адриану Баррингтону исполнилось двадцать восемь лет, Джеймс был бы счастлив признать, что его мальчик доказал свою способность руководить торговым домом. Однако он до сих пор не женился, по-прежнему курил опиум в уединении своего дома и пребывал в состоянии мрачной депрессии, без сомнения, вызванном наркотиками.

Джеймс всегда старался одинаково любить всех своих детей, но не мог скрыть особую радость от того, что Роберт вернулся. Если бы он мог остаться...

— Каковы твои планы? — спросил он сына, когда они вдвоем сели на веранде, глядя на реку и корабли, многие из которых ходили под флагами Дома Баррингтонов.

— Я приехал только устроить Су в безопасное место, — ответил Роберт. — Сам же собираюсь вернуться в Пекин узнать, что еще на уме у людей Цзунлия. Теперь, когда Дин и его старшие офицеры мертвы, я считаю себя командующим китайским военным флотом.

— Которого уже нет.

Роберт вздохнул:

— Мне следовало умереть с Дином?

— Это бессмысленный жест. Он в любом случае лишился бы головы.

— То было бы преступлением. Он воевал превосходно. Но мы ощущали недостаток во всем, чтобы сражаться успешно.

— Таков китайский путь. Я не очень-то уверен и по поводу твоей головы, Роберт. Быть может, тебе лучше покинуть Китай.

— Бежать? А как же Су и мальчик?

— Бери их с собой.

— И оставить вас расплачиваться за мое преступление? Не говоря уже о Чжан Цзине и его семье.

— Что ж, тогда поживи дома, пока дым уляжется.

Шанхай оставался оазисом стабильности в меняющемся мире. Здесь не праздновали свой триумф японцы, не стреляли пушки, не гибли люди. А если и гибли, то не больше, чем обычно, во всяком случае и к их числу никогда не относились Баррингтоны.

У Роберта даже проснулась прежняя привязанность к Су, поскольку она посвежела и похорошела в атмосфере изысканной, спокойной жизни поместья Баррингтонов и явно полюбила малыша, которого таким необычным образом приобрела. Она и Виктория проводили дни напролет с ребенком, суетясь над ним, меняя пеленки, разговаривая с младенцем... Вероятно, самым трогательным во всей ситуации была дружба, вспыхнувшая между двумя женщинами, Чжан Су и Викторией.

Разумеется, среди знакомых не прекращались самые нелепые сплетни. Однако Роберт считал, что его мать излишне драматизирует ситуацию. Его предок, Роберт Баррингтон, первым нарушил все правила и своим пиратством, и последующим принятием китайского гражданства в маньчжурском государстве. Потомки его ничего не могли сделать, чтобы изменить положение, когда настоящей сенсацией в Шанхае стало бы отсутствие сплетен о Баррингтонах. А если когда-нибудь их заставили покинуть Китай, возник бы настоящий кризис.

Он был полон решимости не допустить этого. Поэтому предпочел пересидеть период неразберихи на севере. Но он не мог просто скрываться. Роберт написал письма Ли Хучжану и Чжан Цзиню, объявив о своей готовности служить и ожидании распоряжений. Уже отправив письма, он получил послание от Чжан Цзиня с вызовом в Пекин.

— Как ты думаешь, что бы это значило? — спросил Роберт отца.

Джеймс перечитал письмо.

— Это от Чжан Цзиня, но он писал по поручению вдовствующей императрицы. Она официально в отставке. Так что, я полагаю, это не вызов для допроса о причинах ваших военных неудач. Здесь личный вопрос.

— Мне отказаться?

— Думаю, так поступать неразумно, Роберт. Если ты все-таки собираешься в Пекин, хорошо бы увидеться с ней. Я не допускаю, чтобы она добровольно ушла со сцены. Это не в ее характере. Ты оставишь у нас Су и мальчика? Им было бы безопаснее здесь.

Но Су отказалась остаться в Шанхае.

— Ты мой муж и едешь повидаться с моим отцом, — заметила она.

— А мальчик?

— Он мой сын, Роберт.

Роберт взглянул на Викторию. Но она всегда знала, что этот момент рано или поздно придет.

— Можно я буду его навещать? — только и спросила она.

— Конечно, — заверила ее Су. — Я буду писать и рассказывать тебе о нем.

Они отправились в путь по Великому каналу, который Роберт счел наиболее безопасным, несмотря на мирный договор, подписанный в Симоносеки. Как оказалось позже, он ошибся. На третий день после выхода из Чжэцзяна они пришвартовались на ночь неподалеку от маленького городка, где канал соединялся с Янцзы. Роберт отправился на берег, как обычно пройтись перед сном. Су предпочитала не сопровождать его, поэтому он взял с собой своего доверенного слугу Чжоу Лидина.

Мужчины не торопясь шли в сторону городка, когда их внимание привлекла группа молодых людей, занимавшихся гимнастическими упражнениями в поле у городской стены. Выстроившись в шеренгу, они по команде старшего проделывали серию упражнений: выбрасывали ногу вперед и резко ударяли ею о землю, затем вращали другой ногой вокруг тела и перемещали ее вперед, при этом тело оставалось прямым, после этого они выбрасывали руки вперед и попеременно сжимали кулаки, издавая при этом воинственный клич.

— Их называют ихэцюани. Общество кулаков справедливой гармонии, — объяснил капитан охраны у ворот. — Они ставят своей целью отомстить японцам за наше поражение.

— Ну что ж, они пригодятся, если речь пойдет о новой схватке, — заметил Роберт.

— Слишком уж от них много беспокойства, — пожаловался капитан. — Эти юнцы считают: чтобы разгромить японцев, прежде необходимо искоренить все элементы китайского общества, которые ослабляют нацию, и вернуться к нетронутой чистоте прошлого.

— Когда это Китай был нетронуто чист? — усмехнулся Чжоу Лидин.

— Кулаки справедливой гармонии заявляют, что ослабил Китай приход иностранных дьяволов. По их словам, первый долг китайцев — изгнание варваров. — Он запнулся, вспомнив, с кем разговаривает, хотя Роберт и носил китайскую одежду.

Роберта рассказ капитана не очень-то и тронул. Всю свою жизнь он знал о пресловутых группах фанатиков, требующих изгнания длинноносых, волосатых варваров, которых теперь называли заморские дьяволы. Фанатики появлялись и исчезали. Он не считал, что эти молодые люди, похожие на боксеров во время тренировки, чем-либо опаснее предшественников.