Умри сегодня и сейчас - Сергей Донской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидящий по левую руку от него водитель имел характер более живой и общительный. Он с удовольствием поболтал бы с братьями Лаахт, охранявшими пленницу. Но командир не любил, когда ему докучали болтовней. Вот Петер и отмалчивался, сосредоточившись на управлении машиной.
Дедуля этого Петера, бойкий газетчик, убежденный социал-демократ и политический остряк, году эдак в тридцать девятом смылся из Эстонии не то в Данию, не то в Исландию, где и жил припеваючи до самого конца войны. Чему впоследствии был несказанно рад, поскольку иначе загудел бы прямиком в Воркуту.
Однако дедуля Петера был не только социал-демократом, но большим выдумщиком. Внуку он рассказывал совсем другой вариант своих похождений. Мол, он, дедуля (тогда еще видный молодой человек), не собирался ни служить в Красной армии, ни пропадать за колючей проволокой сталинских лагерей. Сделав свой выбор, он ушел в лес и самозабвенно сражался там с русскими оккупантами, не щадя живота своего.
Россказни старика, черпавшего вдохновение в здоровенном жбане позапрошлогоднего вина из красной смородины, произвели на юного Петера неизгладимое впечатление. Повзрослев, он понял, что тоже хочет защищать родину с оружием в руках. Такая возможность ему представилась. Год назад Петер был принят в ряды «Эстонской Лиги борцов за свободу». С тех пор собственный подбородок, который насмешники сравнивали с мягким лобком юной девственницы, казался Петеру не таким уж безвольным.
На задних сиденьях разместились рослые, рукастые и головастые Братья Лаахт. Были они совершенно не похожи друг на друга. Лунообразная физиономия сероглазого Пеэпа не отличалась румянцем, напоминая по фактуре и цвету сырную головку, тогда как столь же круглолицый Яак был краснощек, как младенец на морозе, а глаза имел карие.
Старший брат, Пеэп, был крепко сбит и со школьной скамьи отличался твердостью поступи и характера, за что товарищи прозвали его Леннуком – по имени отважного богатыря из сказания «Калевипоэг». Яак был высок и тощ, как шест для просушки рыбачьих сетей. Не отличаясь силой и мужеством викинга, он обладал редкостным умением увидеть мир в смешном свете там, где другие, в том числе и Пеэп, ничего смешного не видели.
Попадалось ему на глаза, к примеру, имечко принца датского Гамлета… «Ну настоящий Омлет, парни, – орал Пеэп, – ни рыба, ни мясо». Тут же все окружающие замечали, как это смешно и хохотали до упаду, а у весельчака была наготове новая шутка: про русских, у которых лбы крепкие, потому что они вечно наступают на грабли; про глупых финнов, путающих янтарь с кошачьим дерьмом; про голубей, которые на самом деле являются измельчавшими курами. И все в том же духе, почти на каждом шагу.
Не понимавшая по-эстонски Вера не имела возможности по достоинству оценить искрометное остроумие Лаахта-младшего. Она его даже не видела, как и всех прочих, увозящих ее неизвестно куда, неизвестно зачем.
Ее оглушили в тот момент, когда она раздвигала створки ворот, спеша вернуться в дом, чтобы ополоснуться и одеться перед дальней дорогой. Личность нападавших оставалась для нее полной загадкой. Очнувшись, Вера ощутила, как ее волокут куда-то. Задранная до подмышек шуба превратилась в подобие душного и темного мешка. Сначала ее застегнули на верхние пуговицы, а потом уж укутали полами Верину голову, крепко-накрепко стянув их с внешней стороны.
Поскольку поднятые к голове руки оказались внутри мехового кокона, Вера попыталась просунуть их наружу. Ничего не получилось. Шуба была многократно проткнута проволокой, стянутой над головой. Металлическая «шнуровка» получилась прочной.
Чтобы пленница не задохнулась, похитители прорезали в шубе пару дырок, но сквозь них ничего не было видно. Наверняка Вера знала только одно: она валяется на полу микроавтобуса, а по обе стороны от нее сидят два молодых, судя по голосам, эстонца, способные сотворить с ней что угодно.
На чудесное спасение она почти не надеялась. Перед тем как ее спеленали окончательно, Вера успела прийти в себя, и до ее ушей донеслась стрельба в доме. Неужели Бондарь убит? Если нет, то почему он не преследует микроавтобус? В речи похитителей не прозвучало ни одной тревожной нотки. Это означало, что они не наблюдают за собой погони. А еще это означало, что надеяться можно лишь на свои силы. На те самые силы, которых почти не осталось.
Вера втянула живот, почувствовав грубое прикосновение чужих мозолистых пальцев. Ущипнув ее за живот, пальцы сместились ниже, и оттянули резинку Вериных трусов. Проделавший это парень что-то сказал соседу, после чего они беззаботно расхохотались. Дважды щелкнуло колесико зажигалки, потянуло ароматным сигаретным дымом. Потом зажигалка вспыхнула еще раз – в непосредственной близости от подрагивающего Вериного живота. Новый взрыв смеха показался ей зловещим. Вере представилось, что ее изнасилуют и сожгут, а обгоревший труп утопят в море.
На самом деле братья Лаахт ничего подобного не замышляли. Просто весельчак Яак сравнил пленницу со свиньей, терпеливо ожидающей, когда ее зарежут и пустят на колбасу. Пеэп подхватил шутку, утверждая, что сначала свинью следует хорошенько подсмолить, чтобы на коже не осталось щетинок. Попутно он вспомнил, как аппетитно пахнет подкоптившаяся на соломе свинина, слегка загрустил и заявил, что ужасно проголодался.
– Лучше понюхай, как хорошо морем пахнет, – предложил Яак, приближая нос к приоткрытому окну микроавтобуса.
– Хорошо, да, – согласился Пеэп.
– Когда-то я написал такой стих.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну»! Стих назывался «На Ряймераху морской аромат». Я же тебе его читал. Разве ты забыл, Пеэп?
– А-а… да… было такое…
– Море пахнет не лучше и не хуже свинины, – глубокомысленно произнес Яак. – У него совсем другой запах, особенный.
– Да, – подтвердил брат не менее глубокомысленно. – Море пахнет морем.
– Оно осталось, а вот салаку в нем больше не ловят.
Столь неожиданный поворот беседы заставил Пеэпа долго обдумывать ответ, прежде чем откликнуться, предварительно прочистив горло:
– Да, ничего не поделаешь. Пустеют рыбацкие деревни.
– Жаль, правда?
– Зато мы теперь в Евросоюзе. Знаешь, как пишут о нас в газетах? Мол, гордо развевается над миром сине-черно-белый стяг морской державы!
– Еще как развевается, – мечтательно вздохнул Яак. – Августовская салака была самая жирная, верно?
С этим утверждением нельзя было не согласиться, и Пеэп согласился:
– Это точно.
– Когда коптили, не было слаще рыбы.
– И не говори.
– Жаль. Помнишь, к своему юбилею дед накоптил такую салаку, что ничего больше и не хотелось есть, кроме нее.
– Что толку об этом теперь вспоминать?
– Толк есть. Это было такое объедение!
– Прошлого не вернешь.
– Какая разница! Все равно та копченая салака была ужасно хороша.
– Да, – кивнул Пеэп, – хороша.
– На бабушкины похороны тоже салаку коптили, – оживился Яак. – Но эта была не такой вкусной. Помнишь?
– Помню-помню.
– Гости на поминках вытирали свои жирные пальцы скатертью, потом ее нельзя было отстирать.
– Наверное, среди них были русские, – нахмурился Пеэп, пнув ногой пленницу. – Все они такие. Свиньи, просто свиньи.
– Конечно, – сказал Яак. – Но я вот еще что скажу, очень хорошая копченая салака была на похоронах кузена Кихла Йуви.
– А нашего бедного Айно никто не похоронит.
Мрачное упоминание имени боевого товарища, застреленного во время операции, повергло младшего Лаахта в уныние. Он должен был прикрывать Кихла, ворвавшегося в дом, но, услышав ответную пальбу, дал деру. По его словам, сопротивление оказало не менее трех вооруженных противников. Позднее, выслушав рапорт Яака, Кальмер согласился, что вступать в схватку было неразумно.
«Однако если правда каким-то образом всплывет наружу, то хоронить и поминать будут меня самого», – подумал Яак.
Тревога в его душе усилилась, когда сидевший впереди Кальмер подал голос:
– Эй, братья Лаахт! Я вижу в зеркале фары автомобиля. Кто-то упорно едет за нами. Посмотрите, не та ли это «Ауди», которая стояла во дворе.
Синхронно повернув головы, Яак и Пеэп действительно увидели за задним стеклом две полыхающиея точки. Создавалось такое впечатление, что мчащийся в темноте «Мерседес» преследует волк. Для похитителей это было полной неожиданностью. Ведь хитрый Кальмер приказал водителю сделать изрядный крюк, заметая следы. Каким же образом их выследили и догнали? Не иначе преследователь или преследователи обладали поистине звериным нюхом.
Яаку некстати вспомнилась жуткая легенда про волка-оборотня, рыскающего в здешних краях, но Кальмер велел ему заткнуться.
– Так сколько, говоришь, было русских в доме?
– Трое, – поспешно ответил Яак. – Может быть, даже четверо.
– Они уже совсем близко! – трагически провозгласил Пеэп, уткнувшийся в окно.