Красивая женщина умирает дважды - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ее руки Майк бы с удовольствием «Бандита» отдал. Гоняет нормально, технику понимает и вообще девчонка – топчик. Вступил в переговоры, спросил: за какое время сможет окончательно рассчитаться? Она клялась: по полтиннику в месяц будет отдавать.
Если бы где работала с постоянной зарплатой – даже без сомнений. Но у Люськи типа собственный бизнес. Доход, значит, нестабильный. Да и – от ребят узнал – грудной ребенок на руках, а мужика в наличии не имеется. Поэтому ответил:
– Извиняй, подруга, не прокатит.
Но Люську заклинило – не зря в тусовке «бешеной» зовут. Завалила его сообщениями:
«Майк, ну, поставь хоть в бронь! Мечта всей жизни моей! Попробую денег достать!»
Покупатели все равно в очередь не выстраивались, поэтому пообещал. Да и зима пока, самая активность в продажах все равно только в середине марта начинается.
* * *
Русоволосая, сладкая, пышная. Не «доска», как требует современный стандарт, а настоящая женщина. Бедра, руки полные. Губы манящие, сочные. Раннее утро. Бездонное Монахово озеро…
Всю жизнь его изменила. И пустила под откос.
После нее была Микаэла. Эту не просто видел – жил рядом. Общался. Боготворил.
Тоже пышечка, персик, уютные щечки пухленькие. Хотя профессия у девушки совсем не женственная – инструктор по альпинизму, мастер спорта. Пятую категорию сложности ходила давно, к шестой подбиралась.
Только такая и могла принять, понять, полюбить его. Изгоя.
Самаэль долго не осмеливался приблизиться, познакомиться. Смотрел издалека тоскующим, влюбленным взглядом. И она снизошла. Обратила на него внимание. Сначала разговоры, чай-кофе.
Он объяснился ей в любви. Микаэла погладила по щеке:
– Ты очень милый. Но что ты можешь мне предложить?
Самаэль сам понимал: такую женщину надо холить, баловать, нежить.
Твердо ответил:
– Я ради тебя мир переверну.
– Валяй, – усмехнулась, – подожду.
И сама поцеловала в губы.
А он только ради Микаэлы стал никчемную свою жизнь подгонять под успешные стандарты.
Доверял любимой тотально. Не сомневался: дождется. Тем более что писал ей. Рассказывал: и профессия теперь имеется, и деньги нормальные зарабатывать начал.
Встретиться должны были осенью, когда закончится сезон и Микаэла вернется из альпинистского лагеря в город.
Он смог приехать раньше. Не предупреждал – хотел сделать сюрприз.
Поздней ночью под проливным дождем добрался до ее палатки. Ливень, как бывает в горах, внезапно утих, из обрывков туч явилась полная луна – когда высота больше трех тысяч, она всегда удивительно яркая.
Лагерь спал. Самаэль тихонько прошел в ее палатку. Любовался любимым лицом в серебристом свете ночного светила. А потом взгляд скользнул ниже. Микаэла – в спальном мешке, на боку, улыбается во сне. Всегда была полненькая, но сейчас черты лица заострились, ручки совсем худенькие стали. Зато животик округлился, отчетливо проступал сквозь покров.
Он побледнел. Прошептал:
– Микаэла!
Вздрогнула, распахнула глазищи. Прошептала в ужасе:
– Что ты здесь делаешь?
– Я… пришел к тебе.
Резко села – живот теперь казался совсем огромным. Жестко сказала:
– Как видишь, ты опоздал.
Почувствовал себя совсем маленьким, слабым. Прошептал в отчаянии:
– Но почему?
– В горах время быстро летит. А тебя слишком долго ждать пришлось, – усмехнулась.
И накатило.
Мелькнули в памяти тускнеющие глаза той красотки с Монахова озера. Прошелестели в ушах все заверения Микаэлы, что любит и они будут вместе.
Уставил взгляд на ее когда-то прекрасную, а теперь расплывшуюся талию. Предала. В ней теперь – чужой ребенок.
Как выхватил нож – сам не понял. Микаэла успела вскочить на ноги, вскрикнуть – но ее вопль слился с ночным многоголосьем шакалов. А дальше – лезвие вонзилось в шею, любимое тело окрасилось багрянцем, и ему стало хорошо, как никогда в жизни.
Шакалы завывали, скулили. Микаэла хрипела. А он чувствовал себя безжалостным, всесильным и одиноким волком. Одиноким – теперь навсегда.
* * *
Савельев выглядел усталым:
– Дима, ну, что у тебя опять?
– Рокотов в Москве. – Полуянов выглядел неприкрыто встревоженным.
Кто сей персонаж, Савельев помнил. Но хотя о возможных врагах из прошлого сам спрашивал, Николая в роли убийцы не представлял. Простой деревенский парень. Да, отсидел почти три года по ложному обвинению, но был оправдан. И Дима ему реально помог. Руки целовать настоящий мужик не будет, но мстить журналисту точно не за что.
А Полуянов нервно продолжал:
– Рокотов безвылазно сидел в своем Монахово несколько лет. А шестнадцатого января вдруг уехал. На работе взял за свой счет. Я ничего, конечно, не утверждаю. Даже не уверен, что он именно в столицу направился. Но странное совпадение. Двумя днями раньше в «XXL» вышел разворот о звездных семействах, кто ждет пополнения. Мы с Надькой тоже удостоились чести. Газета продается по всей стране, доступна в Интернете. А восемнадцатого – на Надю напали.
– Но зачем это Николаю?
– Сам голову сломал. Весь свой архив пересмотрел. И нашел любопытное письмо. От Рокотова. – Дима с выражением зачитал: – «Ты можешь умишком своим понять, как тяжело, когда твоей любимой и твоего сына будущего больше нет, а всем кругом все равно?! Да куда тебе! Что взять с успешного, жирного, столичного кота, который никогда не любил и не страдал». – Тихо добавил: – Николай прав. Теперь я действительно его понимаю лучше.
– Да ну, Дима! Это надо совсем сумасшедшим быть. Рокотов на роль маньяка никак не тянет. Ай-кью по нижней границе, у психиатров к нему претензий нет.
– Я Надьку еще раз подробно расспросил про нападавшего. Рост, фигура – в принципе, совпадают. Показал фото Николая. Она не уверена – в балаклаве был. Но считает – может, и он. Надо выяснять, где Рокотов сейчас.
– Надо, – вздохнул тяжело, – что еще остается?
* * *
От Люськиной депрессии не осталось и следа. Летала по дому весенней птичкой, сияла, тетешкала Егорку, щебетала:
– Надюха, ты только посмотри, какой он классный!
Но речь не про сына – на мониторе огромная фотография, скалится никелем жуткий двухколесный транспорт.
Надя бы на такой
