Комсомолец. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

— Но ты точно за ним вернёшься? — спросил Жидков.

Он огляделся по сторонам — будто хотел убедиться, что я пришёл к нему без сопровождающих.

— Конечно! Тут же все мои вещи! И книга!

Я затолкал в карман бумагу с «адресом тётки».

— Какая книга? — спросил Жидков.

— Про Павку! — сказал я. — Про Павку Корчагина!

Провёл платком под носом.

— Завтра, как токо станет светать, — заявил я, — буду уже у вас, дядечка. Вот увидите! Обещаю!

* * *

От тридцать восьмого дома я уходил едва ли не вприпрыжку — изображал резвого молодого остолопа. Чувствовал между лопатками пристальный взгляд Каннибала. Не сомневался, что Рихард Жидков смотрел мне вслед сквозь прорехи в штакетнике своего забора и уже строил относительно меня планы — не менее коварные, чем мои. Я улыбался, шагал от одной тени дерева к другой. Шаркал по земле подошвами обуви, сбивал носами туфель верхушки трав. Не оборачивался. Чтобы не спугнуть удачу и убийцу.

Историю о том, как спутали улицы Ульянова и Ульяновскую, мне в той, прошлой жизни, рассказала Людмила Сергеевна Гомонова. Вот только в её рассказе фигурировал не деревенский мальчик, а доставленное по неверному адресу письмо (почта умела чудить что в России, что в СССР). Папа Людмилы Сергеевны решил тогда лично исправить недоразумение — отправился на другой конец города. Там он обнаружил улицу, похожую на улицу Александра Ульянова даже внешне — вручил адресатам заплутавшую корреспонденцию.

К дому Каннибала я отправился по нескольким причинам. Во-первых, хотел разведать, напрасно ли я тратился на вечерние поездки к таксофонам — взглянуть, не откопали ли служители правопорядка под окнами Каннибала человеческие кости. И если мои догадки о бездействии милиционеров оправдаются (а они оправдались: убийца-людоед остался на свободе) — последовало бы «во-вторых». И оно случилось. Я обманом проложил себе путь в жилище Рихарда Жидкова: не врываться же к нему в дом с криком: «Работает ОМОН!».

Я подумал, что если Рихард Львович Жидков действительно тот, кем я его считал, то он непременно клюнет на мою приманку. Рассудил, что настоящий убийца-каннибал непременно воспользуется возможностью заманить в свои ловчие сети придурковатого деревенского парня. Которого никто не станет в доме Жидкова искать. И который буквально напрашивался, стать очередной жертвой… а возможно и обедом. Я надеялся, что Жидков меня не подведёт. И тот оправдал моё доверие — во всяком случае, я в это уверовал.

Мой чемодан стал связующей нитью между убийцей и жертвой. И моим ключиком к дому Каннибала. Я специально упомянул о том, что оставлю вымышленную тётю в неведении относительно своего завтрашнего визита в дом Жидкова. Намекнул, что о моём завтрашнем походе на улицу Александра Ульянова дом тридцать восемь никто не узнает — искать меня там не станут. А значит: убийце оставалось только захлопнуть за моей спиной ловушку. Но прежде ему придётся меня в неё впустить.

Самая лёгкая добыча — это та, которая мнит себя охотником.

Я надеялся, что в данном случае добычей мне стать не придётся.

* * *

— Усик, погоди! — окликнула меня вахтёрша.

Я замер, отойдя всего на пару шагов от приоткрытого окошка. Вдохнул уже ставший привычным запах хлорки. Посмотрел сквозь стекло на чуть полноватую, крупную, румяную женщину — ожившую иллюстрацию к словам «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Та махала мне рукой, призывая подойти ближе. Махала активно — закреплённые на стекле листочки с записями трепыхались и шелестели. Привлекла моё внимание — указала на дверь, что вела в комнату вахтёров.

— Усик, зайди.

Я почему-то решил, что снова услышу лекцию на тему того, что должен оставлять ключ от комнаты перед уходом из общежития на вахте. Устало вздохнул. Я не испытывал желания затевать спор после часовой тряски в салоне автобуса, пропахшем потом и выхлопными газами. Чего я сейчас хотел — так это поесть, помыться и завалиться на кровать — с учебником немецкого языка в руках. Но проигнорировать просьбу вахтёрши не решился: пытался поддерживать хорошие отношения с дежурившими у входа в общежитие женщинами.

Заглянул в каморку вахтёров — уловил там излишне резкий запах духов, аромат свежезаваренного чая и запашок выпечки (беляшей?). Мой желудок жалобным урчанием напомнил о том, что мы с ним ещё не ужинали. Я сглотнул слюну, бегло осмотрел тесную дежурку. Отметил, что в комнате царил идеальный порядок: каждая вещь лежала «на своём месте» — не валялась, а именно лежала (стопка журналов «Огонёк» на столе, стакан с карандашами, ни единой крошки на столешнице).

Пробежался взглядом по окну без решёток, но с пышными фикусами на подоконнике. «Герань или пеларгония?» — промелькнул в голове вопрос: слышал названия этих цветов от бывшей жены — та мечтала украсить наш дом цветущими растениями… но так этого и не сделала. Сам же я в комнатных растениях я плохо разбирался (в прошлой жизни не находил времени ухаживать за ними — предоставлял эту честь подружкам и секретарям), разве что был способен отличить фиалки от кактусов.

Вахтёрша заметила мой интерес к растениям.

— Любишь цветы? — спросила она.

— Всегда хотел выращивать их. У себя дома.

— Какие твои годы, Усик, — сказала вахтёрша. — Парень ты с виду толковый. Будет у тебя и дом, и цветы на подоконниках.

— Очень на это надеюсь, — сказал я. И тут же исполнил обязательную программу (назвал вахтёршу по имени-отчеству; отметил, как «великолепно» та сегодня выглядела — «как и всегда»; восхитился запахом духов женщины). Поинтересовался, как поживают дети вахтёрши: нравится ли её сыну ходить в школу, не болит ли горло у дочери — та простыла на прошлой неделе (переела мороженого). В общем, заработал несколько гирек на правильную чашу весов, о которых упоминал Пашка Могильный.

— Ох, и сладкоголосый же ты парень, Усик! — заявила женщина (румянца на её щеках прибавилось). — Поёшь, как тот соловей. А слова как ловко подбираешь! Я хоть и знала, что врёшь — но всё равно заслушалась. Развесила уши, будто та наивная девица. Молодец. Хоть и не красавец (да какой толк от этих красавцев?), но умеешь ты задурить девкам голову! То-то они за тобой бегают.

— Скажете тоже…

Я изобразил смущение.

— Отродясь девчонки за мной не бегали.

— Ой, врёшь, Усик! По глазам вижу, что врёшь.

Женщина усмехнулась, покачала головой.

— Я чего позвала-то тебя, скромный ты наш? — сказала она.