Россия за Сталина! 60 лет без Вождя - Сергей Кремлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорее всего утром 29 ноября Ленин и Сталин окончательно обсудили вопросы, связанные с будущим Союзом.
30 ноября 1922 года Сталин от имени комиссии ЦК сделал доклад на заседании Политбюро «О Союзе республик», и Политбюро одобрило проект Конституции СССР. Хотя Ленин был в Москве и даже в тот день работал, его на заседании Политбюро не было, но он ознакомился с протоколом заседания и возражений не высказал.
После этого началась подготовка к I Всесоюзному съезду Советов.
Но между 30 ноября и 30 декабря 1922 года произошел тифлисский «инцидент» с оплеухой Орджоникидзе, о котором в свое время знали все советские студенты, изучавшие историю партии и который, как сейчас понятно, был раздут уже послесталинскими «историками ЦК КПСС» в русле общей установки на дискредитацию Сталина.
Ну в самом-то деле!..
Комиссия во главе с Дзержинским выехала в Тифлис по жалобам Мдивани на Орджоникидзе в конце ноября 1922 года, когда все основные вопросы по будущему Союзу были решены. И если бы не оплеуха Орджоникидзе (а точнее, если бы черт не дернул Дзержинского сообщить об этом Ленину), то вряд ли Ленин – уже после приступов, после обострения болезни и как раз в день провозглашения СССР 30 декабря – стал бы диктовать в Горках секретарям свои записки «К вопросу о национальностях или об «автономизации».
Только работая над той книгой, которую сейчас держит в руках читатель, я со всей ясностью осознал, что «знаменитыми» и «классическими» эти записки сделали хрущевцы, потому что впервые эти записки были опубликованы в сентябрьском номере журнала «Коммунист» – теоретического органа ЦК КПСС, за 19 56 год.
То есть после антисталинского ХХ съезда КПСС.
В помянутых выше ленинских записках все крутилось вокруг «инцидента», а главное (главное для хрущевцев) – там не лучшим образом поминался Сталин…
Все это было Хрущеву и хрущевцам очень кстати.
Ленин начал так:
...«Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик».
Должен предупредить читателя, что слова «…союзе советских социалистических республик» написаны со строчных букв в соответствии с орфографией 45-го тома Полного собрания сочинений Ленина издания 1978 года (т.45, стр. 356), а почему они написаны так, знала, очевидно, та из дежурных секретарей, которая вела запись, то есть Володичева. При этом употребление слова «кажется» позволяет предполагать, что Ленин к тому времени был уже, что называется, не совсем «в теме».
С другой стороны, подобное странное написание нового названия государства позволяет предполагать, что авторство окончательного названия союзного государства принадлежало не Ленину, а Сталину.
Ленин, диктуя свои записки, явно волновался и был взвинчен, а причинами были его болезненное состояние и наложенные на недомогание «тифлисские» эмоции.
Ленин возмущался:
...«…Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог зарваться до применения физического насилия, о чем мне сообщил тов. Дзержинский, то можно себе представить, в какое болото мы слетели. Видимо, вся эта затея «автономизации» в корне была неверна и несвоевременна…»
Как видим, Ленин в волнении забыл, что «эта затея» уже отставлена и как раз 30 декабря провозглашается Союз равноправных Республик, имеющих право выхода из Союза.
В целом ничего особо конструктивного заметки «К вопросу о национальностях или об «автономизации» не содержали. Но как же хрущевцы могли не извлечь их из архива и не обнародовать, если «сам Ленин» надиктовал такие слова, которые для Хрущева были слаще меда, а именно:
...«Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма». Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль…»
И еще:
...«Политически-ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию (а речь-то всего об оплеухе, данной грузином Орджоникидзе грузину же и несомненному негодяю Кобахидзе. – С.К. ) следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского…»
Я уверен, что именно осуждающие Сталина строки и сделали с 1956 года эту явно неудачную и «проходную» ленинскую диктовку «хрестоматийной», хотя там содержалась уж просто ошибочная мысль о том, что на следующем съезде Советов стоило бы «вернуться… назад, т. е. оставить союз советских социалистических республик (орфография опять Володичевой. – С.К. ) лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов…»
Однако все это не дает оснований говорить о конфликте Ленина и Сталина по вопросу о форме и содержании Союзного государства. На всех этапах практического движения к СССР оба лидера мыслили примерно одинаково, а в самом конце 1922 года в конфликте оказались не Ленин и Сталин, а Сталин и болезнь Ленина.
Маленькая деталь – к слову…
Ленин отношение Сталина к Мдивани охарактеризовал как «озлобление против пресловутого «социал-национализма»…». Простая перестановка частей в слове «социал-национализм» дает нам вариант, который с некоторого момента приобрел в мировой истории более чем одиозный характер. То есть Сталин, не приемля позиции группы Мдивани, был абсолютно прав – Мдивани уже тогда вполне можно было охарактеризовать как грузинского «национал-социалиста». Только грузинский «национал-социалист» Мдивани не был последователем национал-социалиста Гитлера с его «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес!», поскольку Мдивани авантюристически считал, что «превыше всего Грузия, Грузия!».
В 1937 году Мдивани расстреляли, и, насколько известно, его последние слова были проклятиями Сталину, якобы «погубившему Грузию»…
Что ж, о «Великой Грузии» в духе химер Мдивани Сталин действительно не грезил никогда.
А вот цветущую и развитую Грузию народ Грузии под руководством Сталина и его соратника Берии в составе СССР создал.
ПОСЛЕДНИЙ период политической деятельности Ленина – это время с 23 декабря 1922 года по 2 марта 1923 года. Именно в этот период Ленин продиктовал свои «последние статьи и письма», то есть: «Письмо к съезду», «О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу об увеличении числа членов ЦК», «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин».
«Грузинское дело» волновало Ленина чрезвычайно, и дневник его дежурных секретарей то и дело фиксирует его постоянное внимание к этому «делу». Оплеухе, которую дал Серго в сердцах негодяю Кобахидзе, Ленин даже название особое придумал – «биомеханика».
30 января 1923 года Фотиева записала:
...«24 января Владимир Ильич вызвал Фотиеву и дал поручение запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии по грузинскому вопросу и детально их изучить… Он сказал: «Накануне моей болезни Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло»…»
Увы, да – повлияло.
Да еще и как!..
А можно ли винить Дзержинского в том, что он осведомил больного Ленина об оплеухе? Да, пожалуй, что и нет…
Не сделал бы этого Дзержинский, сделали бы другие – нашлись бы информаторы. В результате Ленин еще больше разволновался бы, да еще и доверие к Дзержинскому утратил бы…
Нет, добивала здоровье Ленина (при этом, думаю, сознательно) одна группа – Троцкого.
3 февраля 1923 года Ленин опять возвращается к «грузинской комиссии»…
И 5 февраля…
И 7-го…
И 14-го…
Ту настойчивость, с которой Ленин раз за разом возвращался мыслью к этому дутому «вопросу», иначе как болезненной не назовешь! Но ведь Ленин и был тогда болен. Он еще сохранял ясность мысли, однако эмоции, судя по «тревогам» Ленина, оказывались уже спутанными.
А вот настойчивость, с которой хрущевцы в 1956 году начали раздувать якобы конфликт Ленина со Сталиным в начале марта 1923 года, надо назвать подлой и по отношению к исторической истине преступной .
Имеется в виду якобы грубость Сталина по отношению к Крупской…
Дело это, надо сказать, представляется темным, поскольку вытащили его на свет божий все те же хрущевцы, а до них его мусолили Троцкий, Каменев и Зиновьев.
Мол, Сталин якобы накричал на Крупскую за то, что она нарушает решение пленума ЦК о соблюдении режима, установленного врачами для Ленина, а Крупская якобы обиделась, пожаловалась Ленину, и Ленин якобы вскипел…
Собственно, издерганный-то болезнью Ленин, похоже, и вскипел, но подогревала-то его явно не Крупская! Беспокоить тяжело заболевшего Ленина подобными вещами мог лишь враг Ленина, а Крупская была женщиной умной и мужа любила.