К черту любовь! (СИ) - "Nogaulitki"

Вот она, моя любимая сука.

— Есть, — выравнивая дыхание, проговорила я. – Почему ты пришла?

Я увидела на ее лице растерянность. Железная леди, не позволяющая себе расслабиться, дала слабину, придя в дом к своей бывшей ассистентке. Ведь… Было бы ей плевать, ее бы тут не было, верно? Она бы не стала рассказывать мне секреты своей прошлой жизни. Не явилась бы под вечер, открывая дверцы своего шкафа со скелетами.

— Почему я пришла? – переспросила Волжак, словно не расслышала вопрос. Я же поняла, что она просто пыталась выиграть время для ответа. Едкого, циничного, язвительного. В ее стиле. – Потому что не люблю упускать хороший секс. А времени на поиски нового партнера у меня нет.

Ну да, конечно. Видимо, я должна была в это поверить. И поверила бы. Может, с месяц назад. Или не слышав ее историю. Но не теперь. Поэтому я решила ставить все на «зеро».

— Каково это? – спросила я, чуть наклонив голову и улыбаясь, почти как она.

— Что именно? – я клянусь, растерянная Волжак – мое самое любимое зрелище.

— Врать самой себе? Заведомо говорить неправду, чтобы держать меня на расстоянии ружейного выстрела?

— О чем ты… — нахмурилась она, но меня уже было не остановить.

— Катя, — прервала я ее, наверное, только второй раз в жизни назвав ее по имени. В сокращенном варианте. До этого было только «ты». – Я знаю, что если бы тебе было плевать и дело было только в сексе, тебя бы здесь не было. Ты всегда возвращаешь меня. Под прикрытием удобства, выгоды, чего-то еще. Но… Я же не слепая. Я знаю, что… — а теперь самое сложное. Шарик крутится, замедляясь. – Я нужна тебе, – зеро.

Лицо Волжак исказилось, как от зубной боли. Она сжала зубы, поставила бокал на стол, поднялась с места.

— Спокойной ночи, Ирина Николаевна, — сталь в ее голосе напомнила мне ту, прошлую Волжак. Которая отчитывала меня за косяки и ругала, когда я лажала. Но я больше не намерена была терпеть это, и, более того, я не собиралась ее упускать. Пусть она мне ничего не сказала, пусть она даже будет опровергать сейчас мои слова, я знаю, я чувствую, что я – не просто сексуальный партнер, не просто еще одна постельная победа и не еще одна девчонка в длинном списке. Я. Просто. Это. Знаю.

— Стоять, — я резко поднялась и взяла ее за локоть. – Если ты снова уйдешь, уйдешь сейчас, ты никогда не шагнешь дальше. Я не прошу у тебя ничего взамен, не требую ничего. Я просто… Просто хочу быть рядом. Просто позволь мне это. Просто доверься.

Она смотрела на меня с минуту, потом перевела взгляд на мою руку, впившуюся в ее локоть, и медленно убрала мои пальцы. Отпустила руку и сказала:

— Я не могу.

Глава 34

Странно, но, понимая, что это конец, у меня не было слез. Серьезно, я-то думала, что от души наревусь, в очередной раз кромсая сердце о шипы и лезвия своей бывшей начальницы, которыми она окружила себя, но… нет. Слез не было. Было… никак. Пусто. Ровно. Как линия кардиограммы при остановке сердца. Вообще ничего.

Я провела все выходные в полном уединении, а в понедельник отправилась к Михаилу Андреевичу с требованием об отпуске. Ну, не с требованием, а с просьбой, конечно. Удивительно, но он позволил мне взять отпуск раньше, чем через две недели. Добрейшей души человек. Может, его смутили мои пустые глаза или абсолютная безэмоциональность в голосе, но со среды мне было позволено отчалить на две недели на все четыре стороны. Вместо меня должна была выйти девочка из нашего же подразделения. Поэтому я позвонила Оксанке и протараторила в трубку о том, что в среду я уезжаю к родителям, и что отключу телефон, так как хочу побыть одна и разобраться в своей жизни. Оксанка, конечно, попыталась выяснить, что у меня случилось, но, натолкнувшись на мое «все объясню потом», сдалась и пожелала хорошего отдыха.

Да уж, отдых. Мама, папа, вечные вопросы о том, когда я выйду замуж и рассказы, как «Люба из второго подъезда уже третьего ждет» и «Наташка из твоей школы во второй раз разводится». Но вся эта кутерьма и суета должны были сработать. Лучше я буду в вечном раздражении от надоевших вопросов, чем постоянно думать о той, что не только растоптала мое сердце, но еще и сплясала на нем. Поэтому я купила билет на поезд, собрала свои вещи и уже в пятницу утром стояла на вокзале родного города, пытаясь найти среди толпы приехавших и встречающих своего отца.

Папа нашел меня первым. Обнял, похлопал по плечу и, схватив сумку, в которой была в основном сменная одежда, взял меня под руку, направляя к стоянке.

Дома ждала мама, наготовившая разных вкусностей, и которая с порога запричитала, как сильно я исхудала, и что меня нужно непременно откармливать.

И, находясь в родном доме, среди знакомых всю жизнь вещей, плакатов на стене своей комнаты, рабочего стола, все еще заваленного книгами и журналами, будто я никуда и не уезжала, я почувствовала себя лучше. Значительно лучше. Да, мое сердце разбито всмятку, пропущено через мясорубку и старательно превращено рукой Волжак в фарш, но… жизнь на этом не заканчивается. Я жива, я дышу, я выросла, я изменилась, и я не могу не быть благодарной ей за это. Мой запрос сработал, по большей части. И какое-то время я действительно наслаждалась нашим «общением», пока оно не стало меня убивать. И я поняла, что, в общем-то, все не так уж и плохо.

Я гуляла по знакомым местам, аллеям и паркам. Ходила в кафе, небольшие рестораны, встречалась с одноклассниками, с которыми еще более-менее поддерживала связь, навещала родственников, которые непременно хвалили меня за амбиции и то, что я хорошо устроилась в новом для меня городе, что не сбежала, что не вернулась. Было приятно. И я, кажется, впервые не ругалась с мамой по поводу и без. Она перестала меня воспитывать, поучать. Нет, иногда, конечно, у нее это проскакивало, но уже не так, как раньше. Может, поняла, наконец, что я выросла и стала самостоятельной.

Еще я много читала. Перечитывала старые книги, которыми увлекалась в школе, просматривала фотографии, сделанные в подростковом возрасте, и, глядя на все это, понимала, как я изменилась. Я уже не была забитой серой мышкой, у меня появилось собственное мнение, которое я научилась отстаивать, появилась сила воли и смелость, которых мне так не хватало в детстве. Я сравнивала себя прошлую и настоящую, и не могла поверить, что всего за несколько месяцев я стала практически другим человеком. И мне это нравилось.

***

Через полторы недели отпуска я поняла, что соскучилась. Соскучилась по Оксанке, по работе, по своему дому, и по… Волжак. По этим серым холодным глазам, по ее голосу, по ее мерзким шуточкам. А еще мне позвонила Маша, сказала, что приезжает и у нее будет выставка. Та самая. Какой-то владелец галереи увидел ее работы в Москве и захотел выставить их у себя. И я была приглашена. Мне ничего не оставалось, как согласиться посетить сие мероприятие, учитывая то, что я тоже «приложила к нему свою руку». Поэтому, мне пришлось вернуться на пару дней раньше, чем я собиралась. Мама и папа, провожая меня, даже всплакнули, когда махали мне, уезжающей к себе домой. А я за это время поняла, что очень люблю свою семью. Но все же мой дом не тут.

***

— Ты серьезно в этом пойдешь? – Оксанка, стоя в красивом платье с одним открытым плечом, практически убивала меня взглядом.

— А чем тебе не нравится мой костюм? – возмутилась я, оглядывая брюки, блузку и пиджак. По-моему, я выглядела очень хорошо.

— Во-первых, он не женственный. Во-вторых, надень платье. Это же культурное мероприятие, Ира! – подруга отодвинула меня от гардероба и начала раздвигать вешалки. – Ты же там сама на этих фотокарточках! Ты должна выглядеть и-зу-ми-тель-но!