Закон мести - Дженнифер Блейк

Рефухио, видевший это, встревожился, однако не был удивлен. Он видел, какое впечатление производит Пилар на его друзей, но винить за это мог только себя. Она была прекрасна, она подвергалась гонениям и была совершенно одинока: результат был предсказуем. Он чувствовал, как борется в нем желание защитить ее с желанием подчинить себе, обладать ею. Почему его друзья должны испытывать другие чувства?

Но что ощущала Пилар? О, как бы он хотел знать это! Она раскраснелась от жары и танцев, на ее лице выступили бисеринки пота, дыхание участилось. Он заставил ее взять себя под руку и пошел к дверям. Не дав Пилар опомниться, он заговорил вежливым тоном, предупреждая:

— Обилие поклонников улучшает цвет лица и заставляет сердце быстрее биться, но за все приходится платить.

Пилар бросила взгляд на Чарро, зная, что Рефухио намекает на него. Она видела, как настойчиво юноша ищет ее общества, но была уверена, что их просто сблизило долгое путешествие. Отношения же Рефухио и доньи Луизы отнюдь не были столь невинны.

— Разумеется, ты говоришь так, исходя из собственного опыта, — холодно парировала она.

— Конечно.

— И как обычно приходится платить?

— Поклонники разрывают предмет обожания на кусочки. — Сравнение было точным и едким.

Он предпочитал избегать конкретных обвинений. Может, он думал о прошлом? О потерянной невесте?

— А как защититься от этого? — спросила Пилар.

— Нужно быть сильным и уметь причинять боль.

— И, напротив, не отвергать никого?

— Да, если ты избегаешь мучить других.

— Или если любишь мучиться сам?

— Таков выбор.

— За исключением тех случаев, когда замешаны интересы других.

— Даже тогда. Чистые раны залечиваются. Младенцы, отнятые от груди вовремя, не плачут, и быстрая обдуманная смерть лучше, чем медленное угасание, приводящее к тому же концу.

Он говорил о многом, но она не была уверена, что понимает все правильно.

— Я вижу теперь, почему ты не хочешь, чтобы тебя любили, — медленно, с расстановкой произнесла она.

— Кто говорит о любви? — возмутился он. — Это совершенно другое дело.

Танец с Рефухио был для нее праздником. Он танцевал умело, его движения были отточены, в нем чувствовалась неукротимая сила, и изысканная грация сквозила в каждом его жесте. Он наслаждался танцем. Чувства, которые будила в нем музыка, воплощались в изысканных па и передавались партнеру.

Пилар ощущала, как наслаждение, получаемое ею от танца, растет. Его чувства будили в ней отклик. Ее несказанно радовала удивительная согласованность их движений. Она глядела в его серые глаза, то приближавшиеся, то отдалявшиеся во время танца. И то, что она читала в этих глазах, затененных длинными ресницами, заставляло ее пальцы судорожно сжиматься. Он мог не хотеть любить ее или быть любимым ею, но он не был, не был равнодушен к ней! Это было огромным утешением для Пилар.

Время неумолимо приближалось к полуночи. В этот момент Марди Гра, последний день карнавала, должен был закончиться, уступив место первому дню Великого поста. Затем все должны будут сбросить маски. Присутствующих ждали сюрпризы. Незадолго перед этим был подан ужин, включавший в меню мясные блюда, сладости и прочие яства, которые будут затем строго запрещены на все время поста. Губернатор острова был великолепен в своем наряде, отделанном серебряным кружевом, его парик из белого шелка был щедро напудрен. Картину довершали туфли на красных каблуках. Он прошествовал в столовую, сопровождаемый одетыми в ярко-красные ливреи лакеями, которые несли серебряные булавы. За губернатором потянулись гости, смеясь и перебрасываясь шутками. У всех разыгрался аппетит, вызванный танцами и весельем.

Рефухио сопровождал Пилар и сам нашел для нее стул. Когда он повернулся, намереваясь позаботиться о еде для них обоих, Филипп уже протягивал наполненную тарелку. За ним сразу появился Чарро с богатым выбором деликатесов. Энрике также спешил предложить Пилар огромный бокал вина. Ей было приятно находиться в окружении мужчин, несмотря на то что намерения большинства из них были чисто дружеские.

Пилар рассмешило, что ей было предложено гораздо больше, чем она могла съесть. Единственным возможным путем предотвратить обиды оказалось попробовать понемногу от каждого блюда. Все это ей пришлось проделать под насмешливым взглядом Рефухио. Тем не менее она откусила от одного пирожного, от другого, пригубила вина, ни на минуту не прекращая весело болтать, чтобы смягчить неловкость, возникшую между мужчинами.

Энрике и Чарро, казалось, мало заботило присутствие Филиппа. Они отпускали едкие замечания насчет провинциальности острова, скромного выбора продуктов и бледности женщин на Кубе. Сначала их выпады были шутливыми, затем они стали более серьезными.

Они критиковали выращиваемых на острове лошадей, умение местных жителей ездить верхом и осмелились усомниться в их искусстве владеть шпагой. Филипп, сперва во всем соглашавшийся с гостями и восторженно стремившийся пожить в Испании, начал краснеть.

Пилар взглянула на Рефухио в надежде, что тот положит конец пререканиям. Поссориться во дворце губернатора с сыном человека, пригласившего их погостить, было бы по меньшей мере неразумно. Но предводитель разбойников, казалось, нашел на дне бокала что-то чрезвычайно интересное и не отрывал от этого глаз. Он не обращал внимания на происходящее.

Энрике и Чарро продолжали отпускать колкости. Пилар безуспешно пыталась сменить тему разговора. Когда Филипп, побагровев, яростно принялся защищать родной остров, она нахмурилась и с досадой взглянула на Рефухио.

Воспользовавшись временным затишьем в общей беседе, раздраженно и уверенно заговорила какая-то немолодая дама:

— Точно говорю вам: это самозванец! Во-первых, он чересчур красив, а во-вторых, ему не хватает огня. Если бы это действительно был граф Гонсальво, вокруг его Венеры не увивалось бы столько народу. О, нет, если бы это был настоящий граф Гонсальво, мы бы уже слышали звон шпаг!

Рефухио, остолбенев, медленно повернулся, чтобы взглянуть в лицо говорившей. В эту секунду в нем соединились гордость поколений грандов и небрежное холодное высокомерие мавританского принца, которого он изображал. Лицо его под маской потемнело от гнева.

Вокруг них воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим перешептыванием. Гости, бывшие поблизости, застыли с тарелками в руках, глядя на Рефухио.

Пилар внезапно поняла, как Рефухио намеревается ответить придирчивой даме и какая опасность вдруг нависла над ними. Яростная защита или холодное пренебрежение одинаково могли сослужить дурную службу, придав вес возникшим предположениям старой дамы.