Закон мести - Дженнифер Блейк

Сеньора Гевара обратилась к Пилар. С ней она не была так холодна, как с доньей Луизой:

— Простите, сеньорита, но возникли осложнения. Боюсь, что я буду вынуждена просить вас поехать с нашими добрыми друзьями, нашими соседями…

Вдруг заговорил ее сын:

— Прошу прощения, мама, но я отвезу эту даму. Запрячь лошадей в мой экипаж не потребует много времени.

Хозяйка нахмурилась, но, поглядев на остальных гостей, наблюдавших за происходящим с живым интересом и достаточно неодобрительно, раздосадованно поинтересовалась у Пилар:

— Вас это устроит?

Пилар чувствовала, что Рефухио, уже сидящий на вороном пританцовывающем от нетерпения жеребце, смотрит на нее. Да и добрая половина собравшихся напряженно прислушивалась в ожидании ее ответа. Собравшись с духом, Пилар твердо ответила:

— Да, благодарю вас. Я как раз собиралась взять с собой Исабель, свою горничную, на тот случай, если мне надо будет поправить костюм. В экипаже ей будет гораздо удобней, чем на козлах рядом с кучером.

Филипп выглядел расстроенным, но не отменил свое предложение. Он явно не был в восторге, когда Рефухио, Чарро и Энрике поскакали рядом, образовав эскорт маленького экипажа. Дорога, ведущая ко дворцу губернатора, была приятной. И проходила рядом с гаванью, в виду старой крепости Ла-Фуэрца, чью сторожевую башню венчал флюгер в форме фигуры индейской девушки — «Ла Гавана». Они проезжали мимо двух укреплений, охранявших вход в гавань, замка Морро и Ла-Пунта. Как сообщил Филипп, все эти укрепления, находящиеся за замком Морро и тянущиеся до стен города, были выстроены для того, чтобы запугать пиратов и привести в замешательство англичан. Если с первым заданием они вполне справлялись, то со вторым дело обстояло гораздо хуже. Гавана была захвачена англичанами чуть больше двадцати пяти лет назад, во время Семилетней войны, и годом позже, после окончания войны, возвращена Испании в обмен на земли Флориды.

Дворец губернатора представлял собой величественное здание в стиле барокко, радующее глаз пышностью и великолепием. Он находился в восточной части центра города, известного под названием Оружейной площади, Пласа-де-Армас. Это название было обычным в городах испанских колоний. Дворец был построен недавно, кое-где строительство еще не завершилось. Комнаты были просторны и богато украшены. Это было жилище, достойное человека, держащего в руках всю юридическую власть над обширными владениями Испании в Новом Свете.

Бал во дворце губернатора являлся событием незаурядным, ибо Марди Гра — последний день карнавала — был последним праздником радости и веселья, главной пирушкой перед долгим воздержанием поста. Низкий потолок узкого и длинного бального зала был расписан фресками на религиозные сюжеты и украшен позолотой. Застекленные створчатые двери в обоих концах зала распахнуты настежь, открывая доступ воздуху. Подвески огромных хрустальных люстр еле слышно позванивали от сквозняка. Волшебные звуки скрипок, гитар, клавикордов, флейт, барабанов и кастаньет страстно вибрировали в пространстве. Гости сверкали драгоценностями и шуршали шелками, колыхались бархат и страусиные перья. Все танцевали постоянно, повинуясь звучанию музыки. Мужчины кланялись, женщины, обмахиваясь веерами, улыбались. Взгляды сверкали в прорезях масок.

Несмотря на веселье, приличия соблюдались. Чопорные дуэньи и мамаши, мерно колыхая веерами, сидели вдоль стен, зорко следя за своими подопечными. Строгие мужья были начеку. Подобный надзор лишь усиливал страсть, делал ее более притягательной, поощрял намеки и недосказанность, прикрывая соблазн налетом благопристойности.

Пилар танцевала первый танец с сеньором Геварой. Она догадывалась, что, исполняя долг хозяина по отношению к гостье, он надеялся сделать ее присутствие на балу более законным в глазах общества. Он был сдержан и почтителен, добросовестно следуя правилам, принятым в светском обществе. Сразу же после этого Филипп настоял, чтобы Пилар станцевала с ним кадриль. После благородного жеста его отца отказать было невозможно. К тому же именно Филипп отвез Пилар на бал. Тем не менее она сразу же пожалела о своем согласии. Он демонстративно хвастался полученной наградой. На нем был костюм конкистадора, который очень шел ему: бархатный камзол, обтягивающие штаны, нагрудник и шлем. Настроен он был весьма решительно. Хотя временами Пилар и чувствовала себя неловко, играя роль Венеры, любовницы графа, но до сих пор она ни разу не ощущала себя униженной. Горящие взгляды, которые бросал на нее Филипп, смелые прикосновения его рук, когда он вел ее в танце, — все недвусмысленно говорило о том, что он считает ее женщиной определенного рода и твердо вознамерился добиться ее.

— Если вы не прекратите так пялиться на меня, — процедила она сквозь зубы, — я дам вам пощечину.

— Я не понимаю, о чем вы. — Блеск глаз явно выдавал его.

— Думаю, что понимаете. Я не из тех глупых девиц, что готовы упасть без чувств у ваших ног. Предупреждаю, вы затеяли опасную игру.

— Вы уверены? Мне кажется, вы слишком высоко себя цените. Что-то не видно, чтобы граф хотел увести вас.

— Он не желает делать всеобщим посмешищем ни себя, ни меня.

— Или же ему просто нет до вас дела. Мужчинам быстро надоедают их любовницы.

Разумеется, подобная опасность существовала, но Пилар предпочитала не думать об этом.

— Удивляюсь, что вы так интересуетесь ненужной вещью.

— О, для меня вы будете в новинку. К тому же вы прекраснее всех ночных бабочек Гаваны.

Ее лицо застыло.

— Уверена, что вы мне польстили, — гневно произнесла Пилар.

— Нет, нисколько. Вам невозможно польстить.

— Вы невыносимы, — холодно бросила она и больше не разговаривала с ним.

Музыка смолкла. Чарро, случайно или намеренно, оказался рядом и, поклонившись Филиппу, предложил Пилар руку, чтобы увести ее. На секунду показалось, что Филипп откажется отпустить ее. Он хмуро глядел в глаза Чарро, о чем-то раздумывая, но, по-видимому, прочел в этом взгляде нечто, заставившее его отказаться от своих намерений, и, сухо кивнув, отвернулся.

Пилар, как только музыка зазвучала снова, закружилась в танце с новым партнером, тепло улыбнулась ему:

— Спасение подоспело вовремя. Благодарю.

— Этот тип нам надоедает?

— Это неважно. Просто он слишком молод и самоуверен.

— Если хотите, я отправлю его домой.

— Лучше не надо привлекать к этому внимания.

Чарро засмеялся, его худое лицо сморщилось от удовольствия.

— Боюсь, слишком поздно. — Он уверенно вел ее в народном танце.

Чарро был наряжен тамплиером, рыцарем христианского монашеского ордена, основанного в средние века на Мальте. Туника с красным крестом и воинственный вид красили его. Он остроумно и едко вышучивал гостей. Его манеры были восхитительны и рассчитанно-безлики, даже, пожалуй, слишком безлики. Поклон, отвешенный им по окончании танца, был глубоким и непринужденным. Это было больше, нежели простая вежливость. В его голубых глазах, видных через прорези полумаски, читалась искренняя преданность и, пожалуй, сожаление.