Торговец пушками - Хью Лори

– Нормально, – ответил он. – С ней все хорошо.

Он разлил бурбон в два стакана и пустил один ко мне по паркетному полу.

– Я хочу поговорить с ней. (Он даже не поморщился.) Мне нужно точно знать, что она в порядке. Что она жива и здорова.

– Я же сказал: с ней все хорошо. Он глотнул виски.

– Я слышал, что вы мне сказали. Но вы – психопат, чье слово не стоит и жалкого ошметка блевотины.

– Вы мне тоже не очень-то симпатичны, Том.

Мы сидели друг против друга, пили виски и курили, но атмосфера явно выпадала за рамки идеальных отношений «агент – куратор» – и с каждой секундой выпадала все дальше и дальше.

– Знаете, в чем ваша проблема? – спросил вдруг Барнс.

– Да, я прекрасно знаю, в чем моя проблема. Моя проблема покупает одежду по каталогу «Л. Л. Бин» и сидит сейчас прямо передо мной.

Он сделал вид, что не слышал. А может, так оно и было на самом деле.

– Ваша проблема, Томас, в том, что вы – британец. – Он принялся забавно вращать головой. Время от времени в шее хрустела какая-нибудь косточка, и Барнс буквально расплывался от удовольствия. – Все, что неправильно в вас, неправильно и на всем вашем богом забытом, зассанном и засранном островке.

– Минуточку, – вставил я. – Я не ослышался? Какой-то придурочный америкашка указывает, что не так в моей стране?

– Вы – нация кастратов, Томас. Куда делись нормальные мужики с яйцами? Возможно, когда-то они и водились, но потом вывелись. Я не знаю, да мне и по фиг.

– Но-но, Расти, полегче. Должен предупредить, что в моей стране под словом «яйца» мы понимаем мужественность. Мы не хотим знать, что под этим понимают американцы, у которых встает каждый раз, когда они произносят «дельта», или «удар», или «надрать задницу». Тут между нами серьезные культурные различия. А под культурными различиями, – должен признаться, кровь у меня чуток вскипела, – мы имеем в виду не расхождения по части нравственных ценностей. Мы имеем в виду: ебать вас всех в жопу посудным ершом!

Ту т он не выдержал и расхохотался. Какой-какой, но подобной реакции я от него не ожидал. На самом деле я очень надеялся, что он попытается ударить меня, так чтобы я смог врезать ему кулаком в шею и умчаться на своем мотоцикле в ночную тьму и со спокойной душой.

– Что ж, Томас, надеюсь, мы достаточно выпустили пар? Как вам, получше?

– Гораздо лучше, спасибо.

– Мне тоже.

Он встал, чтобы наполнить мой стакан, а затем бросил мне на колени сигареты и зажигалку.

– Я буду говорить прямо, Томас. Сейчас вы не можете ни увидеться, ни поговорить с Сарой. Это просто невозможно. Но я прекрасно понимаю, что вы и пальцем не пошевелите, пока не увидите ее. Логично?

Я отхлебнул виски и выбил сигарету из пачки.

– Она ведь не у вас, да?

Он снова рассмеялся. Пора было с этим заканчивать. Как угодно.

– А я никогда и не говорил, что она у нас. А вы что думали? Что мы держим ее в каком-нибудь тайном месте, прикованной наручниками к батарее? Ну же, окажите нам хоть немного доверия, а? Мы этим на жизнь зарабатываем. И дело свое знаем.

Он плюхнулся обратно на стул и вновь принялся хрустеть шеей. Жаль, что я не мог ему помочь. Хотя бы самую малость.

– Сара там, где мы всегда сможем достать ее, если понадобится, – продолжал он. – Скажем, сейчас, когда вы ведете себя как настоящий британский пай-мальчик, такой надобности у нас нет. О’кей?

– Нет, не о’кей. – Я вдавил окурок в пепельницу и выпрямился во весь рост. Похоже, Барнса это ничуть не взволновало. – Или я увижу ее собственными глазами – удостоверюсь, что с ней все в порядке, – или я выбываю из игры. Причем не просто выбываю. Возможно, я даже прикончу вас прямо здесь – просто чтобы доказать, насколько серьезно я выбываю из игры. О’кей?

И я начал медленно приближаться. Я предполагал, что он может позвать Карлов, но меня это ничуть не беспокоило. Дойди дело до худшего, мне хватило бы и пары секунд, тогда как Карлам понадобилось бы не меньше часа, чтоб привести в действие свои потешные туши. Вот тут-то я и понял, почему он так спокоен.

Все это время рука его была в портфеле, стоявшем сбоку, и, когда она вынырнула снова, я отметил, как блеснул серый металл. Пистолет был большой. Барнс небрежно держал его в районе своего паха, нацелив точно в область моего живота, а расстояние между нами было не больше восьми футов.

– Смотри-ка, Пиноккио! – воскликнул я. – Кажется, у мистера Барнса вот-вот случится эрекция. Это у вас там на коленках случайно не «кольт-дельта-элит»?

На этот раз он не ответил. Просто смотрел.

– Десять миллиметров, – не унимался я. – Пушка для тех, у кого либо пенис с ноготок, либо проблемы по части стрельбы.

Я лихорадочно соображал, как преодолеть эти восемь футов, чтобы он не успел всадить в меня пулю. Задача сложная, но, в принципе, выполнимая. Конечно, если ты мужик с яйцами. И останешься с ними.

Должно быть, он прочел мои мысли, так как взвел курок. Очень медленно. Надо признать, щелчок прозвучал убедительно.

– Вы знаете, что такое «Глейзер», а, Томас? Он говорил очень мягко, почти мечтательно.

– Нет, Расти. Я не знаю, что такое «Глейзер». Это, случаем, не ваша надежда уморить меня занудством, вместо того чтобы просто меня пристрелить? Кончайте!

– Пуля «Глейзер», Томас, – это такая маленькая чашечка из меди. Заполненная зарядом чистого свинца в жидком тефлоне. – Он подождал, пока я переварю, хотя прекрасно знал, что все это мне хорошо известно. – При ударе «Глейзер» гарантированно отдает мишени девяносто пять процентов своей энергии. Никаких ран навылет, никаких рикошетов – один сплошной нокдаун. – Немного помедлив, он глотнул виски. – Большие-большие дырки, Томас.

Должно быть, мы оставались в таком положении довольно долго: Барнс – вкушающий виски, и я – вкушающий жизнь. Я чувствовал, что вспотел, лопатки нещадно чесались.

– О’кей, – сказал я наконец. – Возможно, я не стану убивать вас именно сейчас.

– Рад слышать, – ответил Барнс после довольно долгого молчания. Но «кольт» даже не шелохнулся.

– Большая дырка в моем теле вряд ли вам сильно поможет.

– Но и не сильно навредит.

– Мне нужно поговорить с ней, Барнс. Я здесь только из-за нее. Если я с ней не поговорю, то ваша затея потеряет всякий смысл.

Прошла еще пара сотен лет, прежде чем мне вдруг показалось, что Барнс улыбается. Я не знал – чему и когда появилась улыбка. Это было все равно как сидеть в кино перед началом сеанса и пытаться определить, действительно свет потихоньку гаснет или тебе это только кажется.

И тут меня словно стукнуло. Вернее сказать, приласкало. «Флер де флер» от Нины Риччи, в концентрации один к миллиарду.

Мы сидели на берегу реки. Только я и она. Само собой, Карлы тоже топтались где-то неподалеку, но Барнс велел им держать дистанцию, и они ее держали. Лунный свет разрезал воду прямо до места, где мы сидели, озаряя лицо Сары теплым, молочным сиянием.

Она выглядела ужасно и в то же время потрясающе. Чуть похудела и явно плакала больше, чем нужно. Они рассказали ей о смерти отца двенадцать часов назад, и сейчас мне больше всего на свете хотелось обнять ее за плечи. Но почему-то я подумал, что это будет не к месту. Сам не знаю почему.

Какое-то время мы молчали, глядя поверх речной глади. На прогулочных катерах погасили свет, настало время уток. По обе стороны лунного пятна река была темна и недвижна.

– Вот, – сказала она.

– Да, – сказал я.

Снова наступило долгое молчание. Каждый из нас думал о том, что нужно сказать. Это было как большой бетонный шар, который тебе позарез надо поднять. И вот ты все ходишь и ходишь кругами в поисках подходящего места, чтобы ухватиться, а его там просто нет.

Сара сделала заход первой:

– Скажи честно. Ведь ты не поверил нам? Она едва не засмеялась, и я едва не ответил, что ведь и она не поверила мне, когда я говорил, что не пытался убить ее отца. Но вовремя остановился.

– Нет, не поверил.

– Ты подумал, это шутка? Пара сбрендивших янки, которым всюду мерещатся призраки?

– Что-то вроде того.

Она разрыдалась, и мне пришлось пережидать, пока шквал утихнет. Дождавшись, я прикурил две сигареты и одну протянул ей. Она глубоко затянулась и затем каждые несколько секунд щелчком стряхивала несуществующий пепел в реку. Я же изо всех сил делал вид, что не наблюдаю за ней.

– Сара. Прости меня. За все. За все, что случилось. И за тебя. Я хочу... – Хоть убей, но я никак не мог придумать, что сказать. Просто чувствовал, что должен говорить. – Я хочу все исправить. Хоть как-то. То есть я знаю, что твой отец...

Она подняла на меня глаза и улыбнулась – так, словно хотела сказать, чтобы я не переживал.

– Но ведь всегда есть выбор, – продолжал я нести ахинею, – как поступить – правильно или неправильно. И неважно, что произошло. На этот раз я хочу поступить правильно, Сара. Ты понимаешь?

Она молча кивнула. Что с ее стороны было чертовски вовремя, поскольку я не имел ни малейшего понятия, о чем говорю. Мне хотелось сказать ей так много, но моих мозгов катастрофически не хватало, чтобы грамотно рассортировать слова. Почтовое отделение за три дня до Рождества – вот что напоминала сейчас моя голова.