Евроняня - Наташа Нечаева

– Может, папу попросить?

– Нет, Марфи, – грустно обняла ее няня. – У него – цейтнот, а одну меня туда не пустят. Лицо не то.

– В каком смысле не то? – удивилась воспитанница. – Накрасься тогда! Хотя ты и так самая красивая…

– Не в красоте дело, а в статусе. Я же не бомонд, я просто няня. Нет в нашей стране никакой социальной справедливости! Генриетте там вообще делать нечего, а она пойдет, а я – нет!

– Ну, это мы еще посмотрим! – сузила черные глазенки девочка.

В субботу, когда уже почти стемнело, у ворот остановилась черная и длинная, как крокодил, машина. А из нее выплыл… Хреновский. Собственной персоной. В немыслимом розовом пиджаке, ровно в цвет угасающего за деревьями заката, в зеленовато-серых брюках, таком же галстуке и с такой же гвоздикой в петлице. В руках – букет роз. Бордовых. Почти черных. На длинных, чуть ли не до земли, стеблях.

«Только этого мне не хватало!» – затосковала Ника. Юркнула в дом, выставив в качестве живого заградительного щита верного Жана. А Хреновский паренька попросту не заметил. Не останавливаясь, отодвинул оттопыренным мизинцем и вошел в дом. Остановился против Ники, церемонно прищелкнул каблуками, склонил голову:

– Вероника Владиславовна! Ваш брат оказал мне честь сопроводить вас на частное пати и познакомить с известным кутюрье.

Ника настолько растерялась, что чуть не села мимо стула. Из-за спины депутата, подмигивая, корчила рожи довольная Марфа. Хреновский подошел ближе, элегантно приложился к Никиной руке, протянул букет.

– Это вам. Примите в качестве извинения за неподобающее поведение. Свои ошибки понял.

Раскаялся. Больше не повторится. Приехал заранее, чтобы вы спокойно собрались.

В груди Ники бушевала буря. Что там буря! Смерч, ураган, цунами! Казалось, вот оно, счастье. Протяни руку! А с другой стороны…

Как она появится там с этим депутатом? Что о ней подумают? Что она его любовница?

– Вероника Владиславовна, – словно угадал ее мысли Хреновский, – я дал честное благородное слово вашему брату, что обеспечу вам полный комфорт и безопасность. Более того, я должен буду ему звонить, отчитываться, так сказать… Едем?

– Едем! – вместо Ники сообщила Марфа. – А вы ее обратно привезете?

– Обижаете, мадемуазель! – улыбнулся знатный гость. – Еще не успеет пропеть третий петух, как Вероника Владиславовна будет дома. А вы, дети, хотите помочь России? – вдруг серьезно уставился он на двойняшек.

– Хотим! – дружно заверили юные патриоты.

– Тогда завтра разнесите это по почтовым ящикам! – Хреновский вытянул из багажника автомобиля увесистую пачку каких-то брошюр, с обложек которых орлиным взором смотрел в будущее он сам.

Ника лихорадочно перебирала свой гардероб, прикладывая перед зеркалом к плечам платье за платьем. По правде сказать, вечерних туалетов у нее было немного. Всего четыре. И в самом удачном из них – голубом – она в свете уже была.

Хреновский в гостиной смотрел телевизор, наслаждаясь собой же, любимым, красующимся на экране. Ника из-за двери слышала, как он комментировал выступления коллег-депутатов, которые, конечно, не шли ни в какое сравнение с его собственным.

– Нет, ну ты только послушай! – обращался Хреновский неизвестно к кому. – Что это пугало несет! Ему, значит, плевать, что наша молодежь погрязла в наркомании и проституции! Его совершенно не волнует будущее нации! Жалко, что я ему морду не набил!

Наконец платье было выбрано. Скромное. Темно-синее. Украшенное собственноручной вышивкой в виде двух березовых листочков. Один – на груди, второй – на подоле. Умеренной длины, чуть выше колена, а к открытым рукам и декольтированной спине полагался зеленоватый шифоновый шарф с редкими листочками по всему прозрачному полю. Туфли. Сумочка. Ника вышла в гостиную:

– Я готова.

Депутат обернулся, скользнул по ней взглядом и снова уставился на экран:

– Минуточку!

В телевизоре как раз витийствовал его всегдашний оппонент.

– Ну гаденыш! Ну лицемер! – снова взвился известный парламентарий. – Были бы у него волосы, точно бы башку прополол! А так – придется ноги повыдергивать! Надо что удумал: легализовать легкие наркотики! Эх, зря меня ребята удержали!

– Как можно! – возмутилась Ника. – От этих наркотиков столько бед!

– Вот! – Хреновский вскочил. – Глас народа! Все! Завтра же вношу законопроект о запрещении коммунистов! Хватит!

– Правильно, Петр Адольфович! – одобрила девушка. – А еще надо автоматы запретить!

– Что? – не понял Хреновский. – Оружие запрещать нельзя, оно нам еще понадобится, когда мы будем сметать с лица земли американскую сволочь…

– Я не об оружии! – остановила его Ника. – Я об одноруких бандитах!

– Инвалиды, что ли? Банда? Одной рукой с автоматами?

– Я об игровых автоматах! – разозлилась на депутатскую тупость Вероника. – Запрещать надо все сразу: спиртное, наркотики и автоматы.

– Так-так-так, – заинтересовался Хреновский. – Поподробнее. Интересная точка зрения!

И пока Ника вкратце объясняла ему, какой вред наносят отечественной экономике и неокрепшему юному сознанию однорукие бандиты, парламентарий менялся просто на глазах. Остановил свой бег по комнате, исподлобья уставился на девушку.

– Мафия! – вынес приговор. – Мой самый злейший враг. Откуда эти автоматы к нам пришли?

– Не знаю, – пожала плечами Ника, – из Америки, наверное!

– Правильно, деточка! Вся зараза, весь смрад идет к нам из-за океана! Я завтра же внесу законопроект о запрещении игровых автоматов на территории России!

– Вы же завтра хотели про коммунистов…

– Коммуняки подождут! – отмахнулся он. – Есть проблемы поважнее! Веришь, – пожаловался он Нике, – столько неотложных дел, что до этих уродов просто руки не доходят! Слушай, детка… – Глаза Хреновского вдруг жадно вспыхнули. – А если я тебя приглашу выступить перед нашим дебильным парламентом?

– Ой, нет, что вы, – перепугалась Ника. – Я не могу!

– Да тебе и говорить ничего не придется! – радостно уверил ее депутат, жадно обшаривая глазами ее фигуру. – Выйти, себя показать, а все самое главное я сам скажу. У нас же там мужики, как тебя увидят, за любой закон проголосуют!

– Если только брат разрешит, – осторожно кивнула Ника.

Хреновский мгновенно сник. Грустно посмотрел на девушку:

– Жалко. Владимир Владимирович точно не позволит. Он давно хочет на наш парламент маленькую бомбочку скинуть… Честно сказать, я и сам не против, но тогда мне надо куда-нибудь уехать с визитом. А кто за порядком проследит?

Кто всколыхнет это вонючее болото? Вот так и живу, страдая…

– Петр Адольфович, нам не пора? – Ника все-таки очень боялась опоздать. Перед предполагаемой встречей с Малентино меркла даже проблема неминуемой бомбежки парламента.

– Да-да, – спохватился Хреновский. – Пора. Через час время доклада Владимиру Владимировичу.

– Петр Адольфович, а что за вечеринка? – наконец, уже в автомобиле, решилась спросить Ника.

– Вы не в курсе? – оживился Хреновский. – Наш общий друг, Ркацители, устраивает презентацию своего нового проекта «Спартак, побеждающий волчицу». Гигантская скульптура будет установлена в центре Колизея! Высота 48,7 метра! Представляете?

– Нет, – помотала головой Ника. – А почему?

– Потому что Спартак был итальянцем, а волчица спасла Ромула и Рема, которые основали Рим.

– Нет, почему высота такая странная? Еще чуть-чуть и пятьдесят метров было бы…

– Ну, на этот вопрос я не отвечу. Таков замысел художника. А может, – Хреновский задумался, – просто денег не хватило. Знаете, как бывает, спонсоры всегда стараются сэкономить, а страдает величие общей идеи.

– А зачем Спартаку бороться с волчицей? – вслух подумала девушка. – Он же против рабовладельческого строя выступал? При чем тут Ромул и Рем?

– О, деточка, в этом и есть гениальность великого Зураба! – восторженно выкрикнул депутат. – Стоит поразмыслить, вникнуть в глубь исторических процессов, и аллегория становится понятной. Именно с Ромула и Рема началось порабощение свободолюбивых итальянцев! Вскормленные молоком дикого зверя, они и вели себя как алчные, ненасытные хищники! Спартак, борясь со свирепой волчицей, пытается переломить ход истории, заставить ее идти цивилизованным путем!

– А вы знакомы с Малентино? Депутат самодовольно хмыкнул:

– Лучше спросите, знаком ли он со мной…

За этими интересными и познавательными разговорами они незаметно доехали до ночного клуба «Рим».

Убранство внутри помещения было помпезным и просто вопило о вкусе хозяев: египетские обелиски перемежались натуральными развалинами Помпеи, стены представляли собой малое собрание галереи Уффици.

Хреновский элегантно усадил Нику за столик:

– Я вас оставлю ненадолго, отыщу Зураба.

Осторожно оглядевшись, девушка совершенно ничего не увидела. То есть не увидела людей. Подсвеченные стены, серебристый небольшой подиум по центру, видимо, специально собранный по случаю приезда Малентино. Овальные светящиеся озерца столов симметрично разбросаны по всему залу. Свет струится будто бы из самих голубоватых столешниц, выделяя аккуратные букеты цветов, приборы, белоснежные салфетки, руки со сверкающими драгоценностями. Лица же совершенно скрыты в полумраке. Ника сообразила, что и ее собственное лицо пребывает в такой же недосягаемой для глаза тени, успокоилась и сосредоточилась на подиуме.