Никогда не предавай мечту - Ева Ночь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шаг. Ещё шаг. Замереть, не дойдя до цели. Смотреть, как цель удаляется. Как покачиваются призывно бёдра. Как классически ступают ноги, будто просчитывая такты тягуче медленной музыки. Он слышит в ней Чайковского. Отголоски Брамса. Каприз Паганини. Так и хочется сказать: «Замри!», чтобы запомнить, запечатлеть, продлить очарование. Но Грэг не смеет.
– Я стала старше, – в глазах её – тревога и неуверенность.
– Ты прекрасна, Юла. В каждой поре женщины – своя особенная красота. Ты для меня не изменилась. Такая же живая и непосредственная. Я помню каждое твоё движение. Жесты. Улыбки. Хвостики во все стороны, как у Евы. Пальцы твои и ноготки овальные. Я помню, как ты дышишь. Как любишь напевать в душе. Как по-особенному жаришь омлет. Помню и никогда не забывал. Я жалею, что не умел ценить. Но, может, для того и пройдет путь, чтобы понять. Юла… я не отпущу тебя, так и знай. Не отдам никому.
– А никого и нет, Грэг, – прикасается она к кулону на груди. Привычно прокручивает обручальное кольцо на пальце.
– Я… возвращался за вами. Когда очухался, пришёл в себя. Мать твоя сказала, что ты замуж вышла. Уехала.
Юля удивлённо приподнимает брови. Смущённо качает головой.
– Она, наверное, солгала, чтобы… кто знает, зачем мамы делают это? Никуда не уезжала. И замуж не выходила.
Какая теперь разница? Зачем копаться в прошлом, когда настоящее – вот оно, стоит лишь руку протянуть.
– Юля…
– Что?
– Может, чаю попьём?
– Потом, Грэг, потом…
Пальцы её касаются щеки. А после мир взрывается. Летит по спирали в космос. В неизведанную галактику её голубых глаз. В бархатистость тёплой кожи. В сплетение пальцев, что смыкаются, как детали единого целого. И сложно оторваться. Кажется: убери руку – и они потеряются снова, как дети теряются в больших магазинах.
– Юлька моя… – вдох и выдох. Волосы её размётаны по плечам. Губы горят и манят. Жакет и кофту – с плеч. Не рывком, а медленно, осторожно, будто эта женщина – хрупкое стекло.
– Поцелуй меня, Грэг. Так, как можешь только ты, – просит она шёпотом и привстаёт на цыпочки, чтобы прильнуть, приклеиться, вплести пальцы в хвост. Стянуть резинку, растрепать пряди.
И больше не нужно ждать. Впиться голодным ртом. Выпить её жар и дыхание. Выбить стон, вызвать дрожь.
Ничего не забылось. Нет никакой неловкости. Они созданы друг для друга – и теперь он не просто думает так, а знает, уверен. Две детали, с идеальными впадинами и пазами, подогнанными шестерёнками. Одно движение – и механизм оживает, дышит, превращается в омут чувственности.
Он касается её груди – налитой, желанной. Проводит ладонями по соскам, что рвутся сквозь кружево бюстгальтера. Юля стягивает с него футболку. Удовлетворённо мурлычет, ощупывая мышцы.
– Мне так этого не хватало, – бормочет, задыхаясь, она.
Они раздеваются, отбрасывают одежду, как шелуху. Любуются друг другом. Не пропускают детали. Не могут насмотреться. Он – смуглый и сильный. Она – алебастрово-белая и нежная. Тонкие ручейки-венки растекаются по груди. Он – связка мускулов. Она – воплощение его мечты. Чуть округлый животик. Мягкая линия бедёр.
– Пойдём, – протягивает Грэг руку.
– Подожди, – мечется она вдруг торопливо, отыскивая в ворохе одежды телефон. – Ева. Я должна позвонить. Сказать…
И он не спешит. Смотрит на неё во все глаза. Как она движется. Руками её любуется, грацией. Только она, полностью обнажённая, может быть такой раскованной и естественной.
– Ева… я буду поздно. Мы тут с папой твоим…
Грэг слышит, как фыркает его дочь.
– Мам, ты как маленькая. Я поняла, поняла. Налаживаете контакт. Ну, я рада за вас. Не спешите. В кои веки я осталась дома сама. Свобода!
Грэг забирает телефон. Мягко, но настойчиво.
– Мы будем дома к ночи. Так что не очень увлекайся свободой.
– Ладно-ладно, – ворчит его дочь. – Уже и пошутить нельзя. Ты ж не знаешь, а я, между прочим, образец примерной малышки. Учусь хорошо – раз. Танцами занимаюсь – два. Три языка учу – три. И люблю вас, родители, – четыре. Не балуйтесь, хорошо? И не ругайтесь, ага?
Грэг ловит пристальный взгляд Юли.
– Я помню её маленькой. А теперь у меня почти взрослая дочь. Независимая и сильная личность.
– Очень на тебя похожа, – вздыхает Юля. – И не только внешне.
– Я столько пропустил всего.
– А я часто думаю, что виновата. Что ушла тогда. Смалодушничала. Не смогла помочь тебе и поддержать. Бросила.
– Не говори так, – качает Грэг головой. – Я сам себя терпеть не мог. Ты тогда сделала правильно.
– Лучше не думать об этом.
Он чувствует её боль. Хочется разгладить горькую складочку у рта. Провести пальцем по страдальчески сведённым бровям. Ничего. Он сможет объяснить ей, что она не виновата. Сможет силой своей любви высушить слёзы и горечь. Заставит забыть плохое.
– Юль… чаю или всё же потанцуем?
Он улыбается ей лениво и с намёком. Это тоже маленький штришок из прошлого. Однажды она сказала, что в постели тоже можно танцевать. Только этот танец тел – для двоих. Не на публику. Потому что слишком откровенный и вызывающе красивый. А тот, кто осмеливается следить за подобными танцами, рискует ослепнуть.
– Потанцуем, – смеётся она бархатно, рвёт низкими тонами душу, зажигает огонь внутри, от которого поднимается всё. И настроение, и плоть.
Он узнавал её заново. Он вспоминал забытое. И то, как нетерпеливо она закусывает губу. Как жадно притягивает к себе его бёдра, раскрываясь, приглашая войти, Её движения, вздохи, вскрики. Её распухшие от поцелуев губы. Голова её, что мечется по подушке, и трепет ресниц.
– Грэг! – вскрикивает она и сжимается, сокращается, пульсирует, впитывая волны оргазма. И можно больше не сдерживаться – плыть по её стихии, добавляя в танец страсти свои па, свои элементы, свой стон освобождения, в котором – и экстаз, и радость, и любовь, и начало новой жизни…
