Проигравший получает все - Анна и Сергей Литвиновы

– А у него даже компьютера не было?

– Не было, не было у него этого бесовского ящика!

– Ни на работе, ни дома?

– Нигде! Только личная машинистка! И даже, ходят слухи – не одна.

Глава 7

Зависть и некомпетентность правят миром.

Они неотделимы друг от друга – как шерочка с машерочкой, электрическое поле с полем магнитным и кобура с пистолетом.

Некомпетентность вызывает зависть.

Чем больше человек завидует – тем меньше у него времени на самосовершенствование. А раз так – тем сильнее его некомпетентность. И еще мощнее зависть…

Круг замыкается. И все начинается по новой. И с каждым витком – все сильнее и сильнее…

Об этом я думал, следуя из Медведок по кольцевой назад в Орехово-Борисово.

Какого дьявола, думал я, следовательша из прокуратуры с такой бультерьерской хваткой вцепилась в версию, что несовершеннолетнюю потаскушку зарезала моя клиентка? Отпечатки пальцев Татьяны на рукоятке ножа? Крик:

«Прости меня, Танечка!», который слышала соседка?

Не слишком ли несет мелодрамой? Не переела ли следовательница «мыльных опер»?

Хорошо – подозревать Татьяну можно. Но не До такой же степени, чтобы мерой пресечения избирать заключение под стражу! Сразу в ИВС – ее, интеллигентную девушку из хорошей семьи! Миллионершу! Неужели нельзя было обойтись подпиской о невыезде? Хорошо еще, что у Татьяны такие боевые родители – а то куковать бы ей сейчас в ИВС на нарах вместе с бродяжками и проститутками.

Может, дело в другом? Может, следовательнице – судя по рассказу Тани, толстой климактерической тете, – просто не понравилась моя клиентка? Не понравились ее молодость, красота? Следовательница позавидовала ее независимому, богатому виду? И – в рамках своих возможностей и полномочий – просто отомстила ей?

За свою не-молодость, не-красоту и бесталанность?

А что очень может быть. Очень даже это по-женски.

К тому же как удобно для следователя заключить мою героиню под стражу!

«Подержу-ка я ее под замком – глядишь, сознается балованная богачка, что девушку зарезала!» А как же Дима? Как же его исчезновенье? «А может, она и в этом преступлении сознается!»

Так, мысленно дискутируя со следовательницей, я миновал повороты сперва на Щелковское, потом на Горьковское шоссе и приближался к Рязанскому проспекту. Потом оборвал себя: «Возможно, я не прав. Я ж следователя не знаю. И досконально всех обстоятельств дела не знаю. Пока не знаю… Возможно, незнакомая мне работница с Петровки – перл ума, доброты и профессиональных знаний. Что возводить на нее напраслину!..»

Однако чувствовал я, что объяснять исчезновение Димы следует не бытовыми причинами, а скорее его профессиональными обязанностями. Разве мало у нас убивают и похищают журналистов!..

Хотя, конечно, режут собутыльнику горло после бутылки «беленькой» куда чаще…

Разговор с матерью Полуянова пока работал на «профессиональную» версию.

Мать Полуянова, Евгения Станиславовна, проживала в однокомнатной квартире на проезде Шокальского. Сперва она оказалась не более разговорчивой, чем наглый и жирный ее кот Бакс. Исчезновение сына и труп девушки, обнаруженный в его квартире, так подействовали на нее, что она все время плакала. От зрелища слез, почти непрерывно текущих по нестарому еще лицу, щемило сердце.

Евгения Станиславовна недавно вышла на пенсию, поэтому ничем другим, кроме как мыслями о сыне, занять себя не могла.

Разговорилась она только после того, как я прикрикнул на нее:

– Заварите мне, наконец, чаю!

Только тогда она спохватилась, пригласила меня на кухню и принялась потчевать коврижкой, которую, по ее словам, только что испекла. Коврижка оказалась жесткой, как камень. Пекли ее никак не раньше, чем неделю назад. Я понял, что после исчезновения сына все дни для бедной женщины слились в один.

Оставаться ей одной в пустой квартире в таком состоянии никак было нельзя, и я спросил, есть ли У нее в Москве друзья или родственники. Оказалось: только двоюродная сестра, прочие проживают в Петербурге. Я настоял, чтобы Евгения Станиславовна немедленно позвонила сестре. Женщина и сама, как она призналась мне, хотела это сделать, да ей было стыдно рассказывать родственнице о том, что приключилось с Димой.

Кремни, а не люди – эти наши старики!

Пока сестра добиралась до проезда Шокальского, Евгения Станиславовна разговорилась. Вскоре я узнал о Диме даже то, что, как я подозреваю, он никак не хотел бы делать достоянием гласности. К примеру, как маленький Димочка, посетив первый раз детский сад в четырехлетнем возрасте, тут, же стал без умолку распевать песенку, состоящую из одного слова: «Б…дь!»

Помимо воспоминаний розового детства (никакой оперативной нагрузки не несущих), я вынес из разговора с Евгенией Станиславовной и полезную информацию.

А именно.

Никаких особых ценностей, а также денег Дима дома не держал.

– Какие могут у него быть деньги, молодой человек! Дима получает всего пятнадцать тысяч рублей ежемесячно! И это – золотое перо редакции, представьте себе!

Про себя я отметил, что Дима на пятнадцать тысяч рублей вполне мог бы делать накопления и приобретать ценности, когда бы не его рассеянный образ жизни. Но вслух этого, разумеется, говорить не стал.

Вместо этого я осторожно спросил, не поступало ли к ней – либо, быть может, в редакцию – требований о выкупе за Дмитрия.

Евгения Станиславовна решительно ответила:

«Нет!»

Кроме того, я выяснил, что новую квартиру на Новороссийской улице Дима получил от редакции полгода назад. До этого они с мамой жили вдвоем в этой однокомнатной квартирке на проезде Шокальского:

– Что, согласитесь, молодой человек, не вполне удобно – ведь Дима уже юноша!

Свои журналистские архивы Дима, оказывается, на новую квартиру не потащил:

– Ими здесь забиты все полати. Надеюсь, эти архивы помогут Диме в работе над романом.

– А что, он пишет роман? – поинтересовался я.

– Вы меня удивляете! – с непоколебимой твердостью заявила Евгения Станиславовна. – Пока нет, но когда-то ведь непременно напишет!

– Много ли у него бывает черновиков, блокнотов? – поинтересовался я.

– Дима работает очень вдумчиво. Он тщательно оттачивает каждое слово.

– Но он свои блокноты не выкидывает?

– Да как же можно!

– Вы видели его архив в новой квартире?

– Ну, я в нем, конечно, не рылась…

– Где он лежал?

– На верхней полке в стенке. И в его столе.

– А когда вы приехали к нему в то утро – архив был на месте?

Евгения Станиславовна на секунду замолчала. Мучительная мысль промелькнула на ее лице. Потом она заплакала.