Неведомому Богу. Луна зашла - Джон Стейнбек

«Она победит, — громко сказал он. — Засуха войдёт в нас». Он испугался.

Вечером, выйдя на тропинку, он посмотрел на солнце, садящееся за Пуэрто-Суело. Застилая море, поднялся туман и скрыл солнце. В тот холодный зимний вечер Джозеф набрал охапку сухих сосновых веток и мешок шишек для вечернего костра. Ночью он разжёг огонь возле ямы с водой, так что его свет падал на узкую струйку потока. Закончив свой скудный ужин, он лёг, подложив под голову седло, и стал наблюдать за водой, медленно стекавшей в углубление. Порывы ветра спали, сосны притихли. Джозефу было слышно, как со всех сторон, ведя разведку по краям, на поляну, скользя по превратившейся в шелуху поверхности земли, вползает засуха. Он слышал, как стонет сопротивляющаяся засыханию земля, когда засуха распространяется по ней. Тогда он встал, опустил ведро под текущую воду, и каждый раз, когда оно наполнялось, выливал его на скалу и присаживался, ожидая, когда ведро наполнится снова. Казалось, что с каждым разом промежуток времени, за который наполнялось ведро, увеличивался. В воздухе в поисках какой-нибудь мелкой живности беспрерывно кружили совы. Тут Джозеф услышал тихие медленные удары по земле. Вслушиваясь, он затаил дыхание.

«Вот она взбирается на холм. Она придёт этой ночью».

Он сделал вдох, снова прислушался к ритмичным ударам и прошептал: «Когда она доберётся сюда, земля умрёт, а ручей прекратит течь». Звук постепенно достиг вершины холма, и Джозеф, словно в засаде, укрывшись за скалой, слушал, как он приближается. Внезапно его лошадь, вскинув голову, издала негромкое протяжное ржание, и от подножья холма на поляну донеслось ответное ржание. Джозеф вскочил на ноги; встав рядом со своим костерком, он сжал плечи, вытянул голову вперёд и, готовый отразить нападение, стал ждать. В тусклом ночном свете он увидел въезжающего на поляну всадника, который натягивал поводья своей лошади. Казалось, всадник был ростом выше сосен, а голову его обрамляло бледно-голубое свечение. Затем он позвал негромким голосом:

— Сеньор Уэйн!

Джозеф вздохнул, напряжение его мускулов ослабло.

— Это ты, Хуанито, — устало сказал он. — Узнаю твой голос.

Хуанито спешился, привязал свою лошадь и шагнул к костерку.

— Сначала я заехал в Нуэстра-Сеньора. Там мне сказали, что вы остались один. Я съездил на ранчо, а там — пустые дома.

— Откуда ты узнал, что меня надо искать здесь? — спросил Джозеф.

Опустившись возле костра на колени, Хуанито подбросил в огонь веток, чтобы дать ему разогреться, и отогрел руки.

— Я вспомнил о том, что вы однажды сказали своему брату. Вы сказали: «Это место — как прохладная вода». Я проехал по выжженным холмам, я знал, где вы будете.

Теперь, сквозь прыгающие языки пламени, он заглянул в лицо Джозефу.

— Вы что-то неважно выглядите. Вы похудели, вы нездоровы.

— Со мной всё в порядке, Хуанито.

— Вы как будто перегрелись, вас лихорадит. Вам надо бы завтра показаться врачу.

— Да нет, со мной всё в порядке. Почему ты вернулся, Хуанито?

Вспоминая пережитое, Хуанито усмехнулся.

— То, что заставило меня уехать, ушло, сеньор. Я знал, когда оно уйдёт, и мне захотелось вернуться. У меня маленький сын, сеньор. Как раз сегодня ночью я увидел его. Он похож на меня, с голубыми глазами, и немного говорит. Дед называет его Chango,[16] говорит, что он — маленький piojo,[17] и смеётся. Счастливый человек этот Гарсия!

Его лицо сияло от радости, но через некоторое время он опять проникся печалью.

— А вы, сеньор? Мне рассказывали о вас и о несчастной хозяйке. В её память зажигают свечи.

Отгоняя воспоминания, Джозеф кивнул головой.

— Оно пришло, Хуанито. Я почувствовал, что оно приходит. Я почувствовал, что оно надвигается на нас. Теперь оно захватило почти всё, кроме этого маленького островка.

— Что вы имеете в виду, сеньор?

— Послушай, Хуанито, сначала здесь была земля, а потом приехал я, чтобы охранять её, а теперь земля почти мертва. Остались только скала и я. Эта земля — я.

В его глазах появилась печаль.

— Как-то раз Элизабет рассказала мне о человеке, который убегал от древних богинь судьбы. Он залез на алтарь, и там спасся от них. — Вспоминая, Джозеф улыбнулся.

— У Элизабет были истории на все случаи, которые сопровождали всё, что происходит, до самого конца.

Между ними повисла тишина. Наломав побольше дров, Хуанито бросил их в огонь. Джозеф спросил:

— Куда же ты направился после отъезда, Хуанито?

— Я поехал в Нуэстра-Сеньора. Разыскал Уилли и забрал его с собой, — он пристально посмотрел на Джозефа. — Это все сон, сеньор. Вы ведь помните про сон. Он мне часто рассказывал. Ему снилось, что он лежит на земле, покрытой толстым слоем сверкающей пыли. А в земле — норы. Люди, которые вылезали из нор, разрывали его на куски, как мошку. Это все сон. Я взял с собой несчастного Уилли. Мы поехали в Санта-Крус и работали там неподалёку, на ранчо в горах. Уилли нравились большие деревья, что росли на холмах. Как видите, тот край сильно отличался от места, которое было в снах.

Хуанито остановился и посмотрел вверх, на небо, где из-за вершин деревьев показался лик полумесяца.

— Минутку, — сказал Джозеф и, наполнив ведро, вылил воду на скалу. Хуанито молча наблюдал за ним.

— Мне вообще луна не нравится, — продолжал Хуанито.

— Там, в горах мы работали, пасли среди деревьев скот, и Уилли был рад. Иногда ему снился сон, но я всегда был там, готовый прийти на помощь. Каждый раз, когда ему снился сон, мы ездили в Санта-Крус, чтобы выпить виски и повидаться с девушками.

Хуанито надвинул шляпу так, чтобы лунный свет не падал ему на лицо.

— Как-то раз ночью Уилли увидел свой сон, и на следующий день вечером мы поехали в город. На пляже в Санта-Крус были развлечения, ларьки и маленькие повозки, в которых можно было покататься. Уилли такое нравилось. Вечером мы прогуливались по пляжу, и там был человек с телескопом, через который можно было посмотреть на луну. За пять центов. Сначала посмотрел я, а потом — Уилли.

Хуанито отвернулся.

— Уилли почувствовал себя совсем плохо, — сказал он. — Я посадил его перед собой на седло, а лошадь погнал сзади. Но Уилли не смог оправиться. В ту же ночь он повесился на суку дерева. Всё было нормально, пока он думал, что это был сон, но когда он увидел то место наяву, и это не было сном, он не смог больше жить. Те самые норы, сеньор, и то самое иссушенное гиблое место. Там всё было наяву, как видите. Он увидел это в телескоп, — он сломал ещё несколько веток и бросил их в костёр. — Наутро я нашёл его повешенным.

Джозеф резко вскинул голову.

— Разожги костёр посильнее, Хуанито. Поставлю-ка я разогреть немного кофе. Холодная нынче ночь.

Хуанито наломал ещё веток и сухим суком разворошил угли возле своего каблука.

— Мне захотелось вернуться. Мне было одиноко. А всё то, древнее, ушло из вас?

— Да, ушло. Во мне его никогда и не было. Тебе здесь делать нечего. Здесь только я.

Хуанито, словно желая коснуться ладони Джозефа, протянул руку, но затем отдёрнул её.

— Почему вы остались? Говорят, скотину перегнали, а вся ваша семья уехала. Давайте тоже уедем отсюда, сеньор.

Хуанито взглянул на освещённое огнём лицо Джозефа и увидел, как помрачнел его взор.

— Здесь только скала и ручей. Я знаю, что будет. Ручей уйдёт под землю. Скоро он пересохнет, мох пожелтеет, потом побуреет и будет крошиться в руках. Потом останусь только я. Я останусь, — его глаза лихорадочно заблестели. — Я останусь до тех пор, пока не умру. И когда это произойдёт, не останется ничего.

— Я останусь с вами, — сказал Хуанито. — Дожди пойдут. Я подожду здесь с вами до тех пор, пока не пойдут дожди.

Джозеф склонил голову.

— Ты мне здесь не нужен, — с горечью сказал он. — Слишком долго придётся ждать. Теперь здесь есть только день и ночь, тьма и свет. Если ты останешься, появится тысяча других перерывов, чтобы растянуть время, перерывов между словами и больших промежутков между шагами. Рождество скоро? — внезапно поинтересовался он.

— Рождество прошло, — сказал Хуанито. — Через два дня будет Новый год.

— А-а, — Джозеф вздохнул и откинулся на седло. Он заботливо огладил бороду. — Новый год, — тихо сказал он. — Ты видел какие-нибудь облака, когда подъезжал сюда, Хуанито?

— Ни одного, сеньор. Я подумал, что это был небольшой туман, но, посмотрите, луна без окаймления.

— С утра должны быть облака, — сказал Джозеф. — Новый год уже скоро, должны быть облака.

Он снова наполнил ведро и выплеснул его на скалу.

В то время как луна, двигаясь по кругу, скользила в небесах, они молча сидели у костра, снова и снова подбрасывая в него ветки. Ударил мороз, и, ожидая, пока ведро медленно наполнится водой, Джозеф передал Хуанито одно из своих одеял, чтобы тот мог закутаться. Хуанито не задавал о скале никаких вопросов, и тогда Джозеф объяснил: